Агрикола (Тацит)
«О жизни и характере Юлия Агри́колы» (в современном переводе А. С. Бобовича — «Жизнеописание Юлия Агриколы»; лат. De vita et moribus Iulii Agricolae) — сочинение древнеримского историка Публия Корнелия Тацита, в котором он описал биографию своего тестя Гнея Юлия Агриколы.
Структура
- 1—3. Предисловие
- 4—9. Юность Агриколы
- 10—17. Описание географии, истории и природы Британских островов
- 18—38. Подвиги Агриколы в Британии
- 39—46. Конец жизни Агриколы. Некролог
Датировка
Обычно произведение датируется 98 годом[1]. Предисловие к сочинению датируется промежутком между октябрём 97 и январём 98 года[2], а иногда 97-м годом датируется и всё произведение[3]. Иногда встречается и датировка произведения 100-м годом[4]. В настоящее время «Агрикола» чаще всего считается первым произведением Тацита[5][6].
Общая характеристика
Произведение представляет собой биографию с ярко выраженной хвалебной составляющей[7]. Из-за этого существует предположение, что «Агрикола» — это записанная погребальная речь (laudatio), которую обычно произносили на похоронах знатных римлян. Однако обычно погребальные речи были короче и эмоциональнее, чем произведение Тацита, и потому подобное сравнение оспаривается[7][8]. Впрочем, стиль «Агриколы» схож с произведениями этого жанра[7][8]. И. М. Тронский полагает, что биография Агриколы была написана вместо погребальной речи, которую Тацит не смог произнести[9]. По мнению же Р. Сайма, мысль описать жизнь своего известного тестя пришла к Тациту после зафиксированного в источниках произнесения им погребальной речи на похоронах своего коллеги консула Луция Вергиния Руфа в 97 году[10].
Особенности
Изображёние историком Агриколы олицетворяет идеал римского гражданина[11]. На примере своего тестя историк доказывает, что умеренный и добродетельный человек способен выжить при любом, даже самом суровом императоре[3]. При этом описание характера и умеренности Агриколы в политике может подходить и для самого Тацита[11]. По сравнению с более распространёнными занимательными биографиями раннеимперского периода, которые представлены сборниками Плутарха и Светония, «Агрикола» отличается почти полным отсутствием тривиальных фактов и анекдотичных историй из жизни описываемого человека[12]. Кроме собственно биографического материала, Тацит использовал этнографические и географические отступления, благодаря чему «Агрикола» — важный источник по истории Британских островов в первый век римского владычества[7].
Представляя своего тестя прежде всего в качестве крупного полководца, Тацит следовал традиции, заложенной ещё в республиканскую эпоху. В соответствии с ней, римские аристократы обладали особым набором качеств (лат. virtus[13]), и проявляли её прежде всего в военных кампаниях[14]. Стиль сочинения характеризуется краткостью, возвышенностью слога и выразительными описаниями, что будет характерно и для более поздних произведений историка[12]. Кроме того, «Агрикола» в сжатой форме содержит основные идеи, которые впоследствии Тацит развивал в своих крупных произведениях[7].
Напишите отзыв о статье "Агрикола (Тацит)"
Примечания
- ↑ Mellor R. The Roman Historians. — London—New York: Routledge, 1999. — P. 78
- ↑ Woodman A. J. Tacitus and the contemporary scene // The Cambridge Companion to Tacitus. Ed. by A. J. Woodman. — Cambridge, 2009. — P. 31
- ↑ 1 2 Чистякова Н. А., Вулих Н. В. История античной литературы. — Л.: ЛГУ, 1963 — С. 411
- ↑ Гаспаров М. Л. Греческая и римская литература I в. н. э. // История всемирной литературы. В девяти томах. Т. 1. — М.: Наука, 1983. — С. 483
- ↑ Кнабе Г. С. Корнелий Тацит. Время. Жизнь. Книги. — М.: Наука, 1981. — С. 108
- ↑ Birley A. R. The Agricola // The Cambridge Companion to Tacitus. Ed. by A. J. Woodman. — Cambridge, 2009. — P. 48
- ↑ 1 2 3 4 5 Mellor R. The Roman Historians. — London—New York: Routledge, 1999. — P. 143
- ↑ 1 2 Кнабе Г. С. Корнелий Тацит. Время. Жизнь. Книги. — М.: Наука, 1981. — С. 109
- ↑ Тронский И. М. История античной литературы. — Л.: Учпедгиз, 1946. — С. 467
- ↑ Syme R. Tacitus. Vol. 1. — Oxford, 1958. — P. 19
- ↑ 1 2 Stadter P. A. Character in Politics // A Companion to Greek and Roman Political Thought. Ed. by R. K. Balot. — Wiley-Blackwell, 2009. — P. 464
- ↑ 1 2 Mellor R. The Roman Historians. — London—New York: Routledge, 1999. — P. 145
- ↑ Значение термина «virtus» в латинском языке более широко и включает в себя значения, связанные как с воинской доблестью, так и с нравственными достоинствами.
- ↑ Goodyear F. R. D. Early Principate. History and biography. Tacitus // The Cambridge History of Classical Literature. Volume 2: Latin Literature. Ed. by E. J. Kenney, W. V. Clausen. — Cambridge: Cambridge University Press, 1982. — P. 643
Отрывок, характеризующий Агрикола (Тацит)
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.
В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
