Агус, Ирвинг Абрахам

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Агус Ирвинг Абрахам
англ. Agus Irving A.
Имя при рождении:

Агушевич Ицхак

Дата рождения:

20 февраля 1910(1910-02-20)

Место рождения:

Свислочь

Дата смерти:

18 июля 1984(1984-07-18) (74 года)

Место смерти:

Нью-Йорк

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Агус Ирвинг Абрахам (Агушевич Ицхак) (англ. Agus Irving A., 20 февраля 1910, Свислочь, Гродненской губернии — 18 июля 1984, Нью-Йорк) — деятель в области еврейского образования, специалист в области еврейской истории в средние века. Почетный профессор Иешива-университета.





Биография

Родился в многодетной семье раввина и шохета Иехуды-Лейба Агушевича и Бейлы Березницкой (из пресловутой семьи Каценеленбоген). Получил традиционное еврейское религиозное образование в иешиве «Тахкемони» в Белостоке. В середине 1920-х гг. семейство Агушевичей эмигрировало в Эрец-Исраэль. В 1926-27 учился в Еврейском университете. Вскоре (1927) отцу семейства было предложено должность раввина синагоги в Ист-Сайде и семья окончательно обосновалась в США. Окончил Нью-Йоркский университет в 1932, а в 1937 получил докторскую степенью в Дропси-колледже. Преподавал еврейскую историю в Иешива-университете с 1944 плоть до своей отставки в 1977. В 1939-45 руководитель Общества барона Гирша в Мемфисе; 1945-47 — иешивы в Лонг-Айленде; 1947-49 — Института исследований Торы и Талмуда им. Гарри Фишеля («Институт Ариэль») в Иерусалиме; 1949-51 — Академии Экиба в Филадельфии. Издатель «Jewish Quarterly Review».

Произведения

  • Rabbi Meir of Rothenburg (1947);
  • Responsa of the Tosaphists (1954);
  • Dibrei Yemei Yisrael, 2 vols. (1957—1967);
  • Urban Civilization in Pre-Crusade Europe (1965);
  • The Heroic Age of Franco-German Jewry (1969)

Напишите отзыв о статье "Агус, Ирвинг Абрахам"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Агус, Ирвинг Абрахам

– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.