Адодуров, Василий Евдокимович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ададуров, Василий Евдокимович»)
Перейти к: навигация, поиск
Василий Евдокимович Адодуров
Дата рождения:

15 (26) марта 1709(1709-03-26)

Место рождения:

Новгород

Дата смерти:

5 (16) ноября 1780(1780-11-16) (71 год)

Место смерти:

Москва

Страна:

Россия Россия

Научная сфера:

Математика, Лингвистика, Геральдика

Учёное звание:

академик СПбАН

Альма-матер:

Академический университет Петербургской Академии наук

Васи́лий Евдоки́мович Ададу́ров (Адоду́ров) (15 (26) марта 1709, Новгород — 5 (16) ноября 1780, Москва) — российский учёный (математик и филолог-русист), педагог, адъюнкт и почётный член Санкт-Петербургской академии наук, куратор Московского университета.





Биография

Происходил из старинного рода Ададуровых. Образование получил в Новгородской школе Лихудов, затем в Славяно-греко-латинской академии (1723—1726) и в Петербургской Академической гимназии (1726). С 1727 года — студент Академического университета. Обратил на себя внимание Якоба Бернулли и 26 октября 1733 года он стал адъюнктом по кафедре высшей математики и переводчиком при Академии. В 1736 году ему был вверен надзор за присланными из Москвы учениками, в числе которых был М. В. Ломоносов.

В апреле 1741 года перешёл в Герольдмейстерскую контору. Был назначен товарищем герольдмейстера, а через несколько лет — и герольдмейстером (1753—1755). Василий Адодуров, фактически руководя в 1740—1750-х годах официальным русским герботворчеством, подготовил сотни гербовых пожалований русскому дворянству (в их числе — более трех сотен гербов Лейб-кампанцам Елизаветы Петровны).

В 1744 году был назначен преподавать русский язык невесте наследника престола, принцессе Софии. Став императрицей Екатериной II, она вернула своего преподавателя из почётной ссылки в Оренбурге, куда он отправлен был в 1759 году[1], и сделала президентом Мануфактур-коллегии (1762—1764) и куратором Московского университета (1762—1778).

Кроме математических исследований, Ададуров издал немало полезнейших переводов с иностранных языков и составил (1740) русскую грамматику — одну из первых русских (а не церковнославянских) грамматик, составленных носителем языка для носителей.

Могила В. Е. Адодурова (объект культурного наследия) находится на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Память

В день 300-летия со дня его рождения Гильдией геральдических художников была учреждена Адодуровская премия. Премия стала первой в истории российской геральдики профессиональной наградой, которой отмечаются заслуги в гербоведении и герботворчестве.

Напишите отзыв о статье "Адодуров, Василий Евдокимович"

Примечания

  1. Был арестован в 1758 году вместе с приверженцами графа А. П. Бестужева-Рюмина и содержался под домашним арестом до апреля 1759 года.

Литература

  • Успенский Б. А. Первая русская грамматика на родном языке: (Доломоносовский период отечественной русистики) / Институт русского языка АН СССР. — М.: Наука, 1975. — 232 с. — 11 000 экз. (обл.) — издание грамматики Адодурова.
  • Федорченко В. И. Императорский дом. Выдающиеся сановники. — Красноярск: БОНУС, 2003. — Т. 1. — 672 с. — ISBN 5-7867-0046-1.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Адодуров, Василий Евдокимович

Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.