Адальберто Савойский-Генуэзский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Адальберто
Савойский-Генуэзский

итал. Adalberto di Savoia-Genova<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Генуэзской ветви Савойского дома</td></tr>

герцог Бергамский
22 сентября 1904 — 15 декабря 1982
(под именем Адальберто Савойского-Генуэзского)
 
Вероисповедание: католицизм
Рождение: 19 марта 1898(1898-03-19)
Турин, Итальянское королевство
Смерть: 15 декабря 1982(1982-12-15) (84 года)
Турин, Итальянская Республика
Место погребения: базилика Суперга, Турин
Род: Савойский дом
Отец: Томмазо Савойский-Генуэзский
Мать: Изабелла Баварская
Супруга: Лидия фон Аренберг
Дети: нет
 
Награды:

Адальберто Савойский-Генуэзский (итал. Adalberto di Savoia-Genova), или Адальберто Луитпольдо Элена Джузеппе Мария Савойский-Генуэзский (итал. Adalberto Luitpoldo Elena Giuseppe Maria di Savoia-Genova; 19 марта 1898, Турин, Итальянское королевство15 декабря 1982, Турин, Итальянская Республика) — герцог Бергамский в 1904—1982 годах. Представитель Генуэзской ветви[it] Савойского дома. Сын Томмазо, герцога Генуэзского и Изабеллы, принцессы Баварской. Генерал и сенатор Итальянского королевства.





Биография

Ранние годы

Принц Адальберто Луитпольдо Элена Джузеппе Мария родился в Турине 19 марта 1898 года. Он был третьим сыном и четвёртым ребёнком в семье принца Томмазо Альберто Витторио, 2-го герцога Генуэзского и принцессы Изабеллы Марии Елизаветы Баварской, дочери принца Адальберта Баварского. 22 сентября 1904 года король Витторио Эмануэле III присвоил ему личный титул герцога Бергамского[1][2].

Военная карьера

Участвовал в Первой мировой войне. В октябре 1917 года сражался со своим отрядом на высоте Монтелло, в феврале 1918 года — в Валлагарина. С 1927 по 1930 год обучался в военной школе. В 1931 — 1934 года командовал Савойским кавалерийским полком. В 1934 году ему было присвоено звание бригадного генерала. В 1934 — 1935 годах командовал 6-й пехотной бригадой. В 1935 году был повышен до места заместителя командира дивизии.

Принимал участие во Второй итало-эфиопской войне. В 1935 — 1936 годах в Эфиопии служил заместителем командующего 24-й пехотной дивизии «Гран-Сассо». В 1936 году получил звание генерал-майора и стал командующим 24-й пехотной дивизии «Гран-Сассо», командующим 58-й стрелковой дивизии «Леньяно», командующим третьего корпуса. В 1940 — 1942 годах он — генеральный командующий 8-й армией, а в следующем году — 7-й армии.

После оккупации Албании герцог Бергамский рассматривался в качестве королевского генерал-губернатора, но не стал им. Он поехал в Софию во главе официальной делегации Итальянского королевства на похороны царя Болгарии Бориса III, который умер 28 августа 1943 года.

Во время фашистской эры Органом надзора за антигосударственными проявлениями на него было открыто досье из-за предполагаемого гомосексуализма.

Герцог Бергамский, однако, имел длительные внебрачные отношения с неизвестной по имени пмьемонтской аристократкой. Жениться на ней ему запретил король Умберто II. Он никогда не был женат и не имел детей. Как и старшие братья,старался не участвовать в политике и жизни двора.

Поздние годы

В 1946 году, после упразднения монархии в Италии, герцог Бергамский остался в Италии. В течение тридцати лет он жил вместе со старшим братом, герцогом Пистойским в отеле «Лигуре» на площади Карло Феличе в Турине. В 1977 году, после того, как грабители вскрыли дверь в их номер и украли содержимое нескольких сейфов, в том числе его собственного, герцог переехал в имение Гертруды Кифер фон Рафллер, вдовы Массимо Оливетти.

Всю свою жизнь он не пользовался особым уважением у членов династии. Как-то король Витторио Эмануэле III, в частной беседе с Галеацо Чиано, назвал герцога Бергамского и его старшего брата — герцога Пистойского, имбицилами. Также во время референдума 1946 года министр Королевского двора Лючиферо, Фальконе[it], в своём дневнике высказался весьма критично об умственных способностях братьев-герцогов, но никак не об их образе жизни, который всегда был скромным и простым.

Принц Адальберто Луитпольдо Элена Джузеппе Мария Савойский, герцог Бергамский умер в Турине 15 декабря 1982 года. Его похоронили в фамильном склепе[it] Савойской династии в базилике Суперга[1].

Титул и награды

Герцог Бергамский

Формы обращения
  • 19.03.1898 — 22.12.1904 Его Королевское высочество, принц Филиберто Савойский-Генуэзский;
  • 22.12.1904 — 15.12.1982 Его Королевское высочество, принц Филиберто Савойский-Генуэзский, герцог Бергамский.
Награды

Напишите отзыв о статье "Адальберто Савойский-Генуэзский"

Примечания

  1. 1 2 [www.sardimpex.com/sito%20in%20costruzione/Savoia/savoia-carignano.htm Albero genealogico di Casa Savoia]
  2. [www.ilcastellodiaglie.it/ita/storia/nobili/filiberto.htm Breve biografia di Filiberto di Savoia-Genova]

Ссылки

  • [www.treccani.it/enciclopedia/savoia-adalberto-di-duca-di-bergamo/ Savòia, Adalberto di, duca di Bergamo]  (итал.)
  • [www.treccani.it/enciclopedia/savoia-adalberto-di-duca-di-bergamo_(Enciclopedia-Italiana)/ Savòia, Adalberto di, duca di Bergamo // Enciclopedia Italiana (1936)]  (итал.)
Предки Адальберто Савойского-Генуэзского
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Карло Эмануэле[it] (1770 — 1800)
принц Кариньянский
 
 
 
 
 
 
 
Карло Альберто (1798 — 1849)
король Сардинии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мария Кристина Саксонская[it] (1770 — 1851)
 
 
 
 
 
 
 
 
Фердинандо I (1822 — 1855)
герцог Генуэзский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Фердинандо III (1769 — 1827)
великий герцог Тосканский
 
 
 
 
 
 
 
Мария Тереза Тосканская (1801 — 1855)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Луиза Мария Бурбон-Сицилийская (1773 — 1802)
 
 
 
 
 
 
 
 
Томмазо (1854 — 1931)
герцог Генуэзский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Максимилиан (1759 — 1838)
кронпринц Саксонии
 
 
 
 
 
 
 
Иоганн I (1801 — 1873)
король Саксонии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Каролина Пармская (1770 — 1804)
 
 
 
 
 
 
 
 
Елизавета Саксонская (1801 — 1855)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Максимилиан I (1756 — 1825)
король Баварии
 
 
 
 
 
 
 
Амалия Августа Баварская (1801 — 1877)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Каролина Баденская (1776 — 1841)
 
 
 
 
 
 
 
 
Адальберто Савойский-Генуэзский 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Максимилиан I (1756 — 1825)
король Баварии
 
 
 
 
 
 
 
Людвиг I (1786 — 1868)
король Баварии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Августа Вильгельмина Гессен-Дармштадтская (1765 — 1796)
 
 
 
 
 
 
 
 
Адальберт Баварский (1828 — 1875)
принц Баварский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Фридрих (1763 — 1834)
герцог Саксен-Гильдбурггаузенский, герцог Саксен-Альтенбургский
 
 
 
 
 
 
 
Тереза Саксен-Гильдбурггаузенская (1792 — 1854)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Шарлотта Мекленбург-Стрелицкая (1769 — 1818)
 
 
 
 
 
 
 
 
Изабелла Баварская (1863 — 1924)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Карлос IV (1748 — 1819)
король Испании
 
 
 
 
 
 
 
Франсиско де Паула (1794 — 1865)
инфант Испанский, герцог Кадисский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мария-Луиза Пармская (1751 — 1819)
 
 
 
 
 
 
 
 
Амелия Филиппина Испанская (1834 — 1905)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Франческо I (1777 — 1830)
король Обеих Сицилий
 
 
 
 
 
 
 
Луиза Карлота Бурбон-Сицилийская (1804 — 1844)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мария Изабелла Испанская (1789 — 1848)
 
 
 
 
 
 
 

Отрывок, характеризующий Адальберто Савойский-Генуэзский

Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.