Адамич, Луис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Луис Адамич
Louis Adamic
Дата рождения:

23 марта 1899(1899-03-23)

Место рождения:

Гросупле, Австро-Венгрия

Дата смерти:

4 сентября 1951(1951-09-04) (52 года)

Место смерти:

Милфорде, Нью-Джерси, США

Гражданство:

Австро-Венгрия, США

Род деятельности:

писатель

Язык произведений:

английский

Луис А́дамич (англ. Louis Adamic, словен. Alojz Adamič; 23 марта 1899 — 4 сентября 1951) — американский писатель и переводчик словенского происхождения.





Биография

Адамич родился на территории современной Словении, в местечке Гросупле (тогда территория Австро-Венгрии). Будучи старшим сыном в крестьянской семье он не получил должного образования в городской школе. В 1909 году он поступил в общеобразовательную школу в Любляне. На третьем году обучения он вступил в тайное общество, связанное с Югославским Националистическим Движением, которое получило распространение в южно-славянских районах Австро-Венгрии. В ноябре 1913 года Адамич принял участие в демонстрации, был арестован и заключен в тюрьму, исключён из школы. Ему также было запрещено поступать в какие-либо высшие учебные заведения империи. Его определили в Люблянскую Иезуитскую школу, но он так и не начал посещать её. Позднее Адамич напишет: «Хватит с меня школы, я отправляюсь в Америку»[1]

31 декабря 1913 года Адамич эмигрировал в США в возрасте 14 лет. Сперва он обосновался в хорватской коммуне недалеко от города Сан-Педро в Калифорнии. В 1918 году он получил гражданство. Поначалу он был рабочим, затем поступил на службу в Словенскую газету Голос Нации (словен. Narodni Glas)? которая выходила в Нью-Йорке. В составе американской армии воевал на Западном фронте в Первую мировую войну. После войны работал журналистом и начал писать.

Все произведения Адамича основываются на его впечатлениях о его жизни рабочего в США в сравнении с крестьянской жизнью в Словении. В Америке он получил признание, в частности в 1934 году вышла его книга «The Native’s Return», ставшая бестселлером и адресовавшаяся «режиму» югославского короля Александра I. Именно из этой книги американцы получили представление о жизни на Балканах.

В 1932 году он получил престижный грант Гуггенхейма (англ. Guggenheim Fellowship). Во время Второй мировой войны он поддерживал освободительное движение Югославии. Он основал Комитет Южно-славянских Американцев, который поддерживал Тито. С 1949 года он являлся членом-корреспондентом Словенской Академии Наук и Искусств.

Начиная с 1940-х годов Адамич являлся редактором журнала Common Ground.

В книге "My Native Land" (1943) пытался обелить преступления фашистского режима хорватов-католиков против православных сербов, оспаривал приводимые факты антисербского террора. [2]

Смерть

Измученный всё ухудшающимся состоянием здоровья, Адамич застрелился в своём доме в Милфорде, штат Нью-Джерси[3], 4 сентября 1951 года. Его смерть пришлась на политически напряжённый период истории Югославии, поэтому в прессе появились спекуляции о том, что его смерть могла быть организована Балканскими экстремистами, но никаких подтверждений этим слухам опубликовано не было.

Наследие

Согласно утверждению Джона МакАлера, автора получившей премию Эдгара биографии Рекса Стаута (англ. Rex Stout: A Biography[4], (1977), именно влияние Адамича заставило Рекса Стаута сделать его вымышленного сыщика Ниро Вульфа родом из Черногории, которая в то время входила в состав Югославии. Стаут и Адамич были друзьями, и Стаут выражал своё недоумение обстоятельствами смерти Адамича. Так или иначе, в 1954 году Стаут опубликовал роман «Чёрная гора» (англ. The Black Mountain), в котором Ниро Вульф возвращается на родину и расследует убийство своего старого друга.

Библиография

  • Dynamite: The Story of Class Violence in America (1931)
  • Laughing in the Jungle: The Autobiography of an Immigrant in America (1932)
  • The Native’s Return: An American Immigrant Visits Yugoslavia and Discovers His Old Country (1934)
  • Grandsons: A Story of American Lives (1935, роман)
  • Cradle of Life: The Story of One Man’s Beginnings (1936, роман)
  • The House in Antigua (1937, роман)
  • My America (1938)
  • Two-Way Passage (1941)
  • My Native Land (1943)
  • Dinner at the White House (1946)
  • The Eagle and the Root (1950)

Напишите отзыв о статье "Адамич, Луис"

Примечания

  1. «No more school for me. I was going to America»
  2. Эвра Манхеттен. Ватикан и Холокост.
  3. Henry A. Christian. Louis Adamic: A Checklist. — The Kent State University Press, USA, 1971.
  4. John J. McAleer. Rex Stout: A Majesty's Life. — James A Rock & Co. Publishers, 2002. — 668 с.

Литература

  • Carey McWilliams. Louis Adamic & shadow-America. — Los Angeles: Arthur Whipple, 1935.
  • Dan Shiffman. Rooting Multiculturalism: The Work of Louis Adamic. — Fairleigh Dickinson University Press, 2003. — 191 с.

Отрывок, характеризующий Адамич, Луис

– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.