Адамович, Алесь

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Адамович, Александр Михайлович»)
Перейти к: навигация, поиск
Алесь Адамович
Имя при рождении:

Александр Михайлович Адамович

Дата рождения:

3 сентября 1927(1927-09-03)

Место рождения:

деревня Конюхи Копыльского района Минской области

Дата смерти:

26 января 1994(1994-01-26) (66 лет)

Место смерти:

Москва, похоронен в Глуше, Бобруйского района

Гражданство:

СССР СССР Белоруссия

Род деятельности:

прозаик, сценарист, литературовед

Жанр:

проза, публицистика

Премии:

Награды:

Алекса́ндр (Але́сь) Миха́йлович Адамо́вич (белор. Аляксандр (Алесь) Міхайлавіч Адамовіч; 3 сентября 1927, деревня Конюхи, Копыльский район, Минская область — 26 января 1994, Москва) — белорусский писатель, сценарист, литературовед, доктор филологических наук (1962), профессор (1971), член-корреспондент АН БССР (1980).





Биография

Родился 3 сентября 1927 года в семье врачей. Мать во время Великой Отечественной войны, спасая сына от угона в Германию, в школьном свидетельстве исправила дату его рождения на более позднюю. Во время оккупации воевал в партизанском отряде.

Учился в Лениногорском горно-металлургическом техникуме. Окончил филологический факультет Белорусского государственного университета (1950), аспирантуру (1953), московские Высшие двухгодичные курсы сценаристов и режиссёров (1964).

В 1954—1962 годах работал в Институте литературы имени Я. Купалы АН БССР. Доктор филологических наук (1962). В 1962—1966 годах преподавал в МГУ курс белорусской литературы, был отстранён от преподавания за отказ подписать письмоК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3036 дней] с осуждением Ю. Даниэля и А. Синявского. С 1967 по 1987 год вновь работал в Институте литературы им. Я. Купалы АН БССР (с 1976 года — заведующий сектором).

В 1987—1994 годах — директор Всесоюзного НИИ кинематографии в Москве.

Умер от второго инфаркта. Похоронен в городском посёлке Глуша Бобруйского района Могилёвской области.[1][2].

Общественная деятельность

Творческие союзы:

  • Член Союза писателей СССР (с 1957) член правления (1986—1991), в августе 1991 года — секретарь правления, с сентября 1991 года по 1992 год — сопредседатель правления.
  • Член Союза журналистов СССР (с 1967).
  • Член Союза кинематографистов СССР (с 1977).
  • Заместитель председателя Комиссии СССР по делам ЮНЕСКО (1987).
  • Входил в редколлегии журналов «Неман», «Феникс — ХХ», общественный редакционного совета альманаха «Детектив и политика».

Общественно-политическая деятельность

В 1989—1991 годах — народный депутат СССР от Союза кинематографистов СССР, входил в Межрегиональную депутатскую группу.

Активно поддерживал создание Белорусского народного фронта и его инициативы[3]. Был сопредседателем общественного совета историко-просветительного общества «Мемориал» (с 1989), членом бюро клуба «Московская трибуна» (с 1989), членом Координационного совета движения «Апрель» (с 1990). В 1989—1992 годах — сопредседатель Международного фонда «Помощь жертвам Чернобыля».

Подписал «Письмо 42-х».

Скончался 26 января 1994 года сразу после выступления в Верховном Суде РФ с речью в защиту имущественных прав Союза писателей Москвы и Международного Литфонда.

Творчество

Печатался как критик (с 1953), прозаик (с 1960) и публицист. Произведения Адамовича переведены на 21 язык. Неоднократно печатался в «Литературной газете», газете «Московские новости», журналах «Вопросы литературы», «Знамя», «Новый мир», «Дружба народов», «Грани».

Художественная проза

Литературоведческие книги

  • «Путь к мастерству. Становление художественного стиля К. Чорного» (Минск, 1958; на белорусском языке)
  • «Культура творчества» (1959)
  • «Становление жанра. Белорусский роман» (1964)
  • «Масштабность прозы» (1972)
  • «Горизонты белорусской прозы» (1974)
  • «Издали и вблизи» (1976)
  • «Кузьма Чорный. Уроки творчества» (1977)
  • «Литература, мы и время» (1979)
  • «О современной военной прозе» (1981)
  • «Война и деревня в современной литературе» (1982)
  • «Сказ об Иване Мележе» (1984)
  • «Ничего важнее. Современные проблемы военной прозы» (М.: «Сов. писатель», 1985; Минск: «Наука и техника», 1987)
  • «Выбери — жизнь» Литературная критика, публицистика. (Минск: «Мастацкая літаратура», 1986)
  • «Литература и проблемы века» (М.: «Знание», 1986)
  • «Додумывать до конца. Литература и тревоги века» (М.: «Сов. писатель», 1988)
  • «Отвоевались!» Статьи, выступления. (М.: «Молодая гвардия», 1990)
  • «Мы — шестидесятники» (1991)

Сборники произведений

  • Избранные произведения. В 2 тт. (Минск, 1977)
  • «Vixi (Я прожил)» Повести, воспоминания, размышления. (М.: «Материк», 1994)
  • Собрание сочинений в 4 тт. (Минск, 1981—1983)
  • «Прожито» Автобиографические рассказы, повесть. (М.: «Слово», 2001)

Киносценарии

Награды

Премии
  • Премия Министерства обороны СССР (1974, за «Хатынскую повесть»)
  • Государственная премия Белорусской ССР имени Якуба Коласа (1976, за «Хатынскую повесть»)
  • Премия журнала «Дружба народов» (1972)
  • Золотая медаль имени А. А. Фадеева (1983, за «Блокадную книгу»)
  • «За честь и мужество таланта» (1997; посмертно).

Память

В Москве находится Памятная табличка Алесю Адамовиче на доме, в котором он жил. Дом находится в самом центре города по адресу Большой Казихински переулок 17 стр. 1.[4]

Напишите отзыв о статье "Адамович, Алесь"

Примечания

  1. Алесь Адамовіч // Беларускія пісьменнікі (1917—1990) : Даведнік / Склад. А. К. Гардзіцкі; нав. рэд. А. Л. Верабей. — Мн.: Мастацкая літаратура, 1994. — С. 8—9.
  2. [www.m-necropol.ru/adamovich-ales.html Похоронен на кладбище, что на окраине села Дойничево Бобруйского района Могилёвской области (Белоруссия)]
  3. [arche.bymedia.net/2006-3/navumcyk306.htm Сяргей Навумчык. Сем гадоў Адраджэньня]
  4. [zbsb.org/node/8780 Памятная шыльда Алесю Адамовічу ў Маскве]

Литература, ссылки

  • Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
  • Азадовский Р. [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=1&e_person_id=14 Адамович Алесь Михайлович] // Новейшая история отечественного кино. 1986—2000. Кино и контекст. — Т. I. — СПб.., Сеанс, 2001.  (Проверено 24 декабря 2015).
  • [csl.bas-net.by/anews1.asp?id=28107 Алесь Адамович] в базе данных «История белорусской науки в лицах» Центральной научной библиотеки им. Я. Коласа НАН Беларуси.  (Проверено 24 декабря 2015).

Отрывок, характеризующий Адамович, Алесь

– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.