Адамович, Андрей Васильевич

Андрей Адамович
Дата рождения	1891(1891)
Место рождения	Каинский уезд, Томская губерния, Российская империя
Дата смерти	1948(1948)
Место смерти	Западно-Казахстанская область, Казахская ССР, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя→СССР СССР
Род войск
Годы службы	1913 — 1939
Звание
Награды и премии

Андре́й Васи́льевич Адамóвич (1891—1948) — офицер, сотрудник органов Государственного политического управления при НКВД.

Биография

Филарет Адамович родился в 1891 году в Каинском уезде Томской губернии в семье рабочего, позже ставшего крестьянином-бедняком. В 1901 году в сельском училище окончил 3 класса, после чего с апреля 1904 года работал батраком у кулаков Портнова и Фомина. В ноябре 1907 года был повышен до рабочего, мастера артельного маслодельного завода села Камышево.

В сентябре 1913 года призван в русскую армию. Там он до августа 1913 года служил во Владивостокском крепостном минном батальоне в низшем воинском звании рядового. Два года, по август 1914 года учился в машинно-подрывной военной школе. После обучения, до октября 1917 года — рядовой-сапёр 8-го Сибирского инженерного полка 7-го Сибирского стратегического корпуса.

В 1917 году стал членом Компартии, вступив в апреле в РСДРП(б). В период с октября 1917 по май 1921 года являлся членом Красной гвардии, РККА и революционного комитета 7-й армии, а также заместителем председателя трибунала ревкома, командиром взвода, помощником командира Красногвардейского отряда Подольской железной дороги, города Проскуров и Екатеринослав, командиром партизанского отряда в Архангельской губернии, командиром полка 73-й стрелковой дивизии, командиром 163-й отдельной стрелковой бригады, военным комиссаром Штаба 14-й армии, начальник окружного отряда, а также занимал должности начальника Тульчинского и Проскуровского окружных отделов ГПУ.

Затем, без малого 4 года, с 1922 по 1925 года был начальником Особого отдела ВЧК ГПУ 45-й стрелковой дивизии в городе Белая Церковь Украинского военного округа. С мая по ноябрь 1925 года посещал Курсы секретарей укомов при ЦК ВКП(б). После, Андрей Адамович до 1938 года занимал пост начальника губернского отдела ГПУ Уральской и Сырдарьинской губерний, начальника Уральского окружного отдела ГПУ, начальника ГПУ при СНК АССР Немцев Поволжья, начальника Брянского оперативного сектора ГПУ, начальника Актюбинского областного отдела ГПУ и начальника УНКВД в трёх областях Советского Союза: Актюбинской, Северо-Казахстанской и Карагандинской. Был одним из участников Большого террора 1937—1938 годов.

За все эти годы работы был удостоен такими наградами и званиями как знак «„Почётного работника ВЧК-ГПУ (V)“ № 689», 25 декабря 1935 года ему присвоено звание капитана государственной безопасности, 17 декабря 1937 года за образцовое и самоотверженное выполнение важнейших правительственных заданий награждён «Орденом Красной Звезды», 22 февраля 1938 года вручена медаль «XX лет РККА».

7 февраля 1939 года уволен из органов НКВД. Проживал в Западно-Казахстанской области, где и скончался в 1948 году.

Интересные факты

• С середины 1932 по конец 1933 года проживал в Брянске, в эти полтора года своей командировки находился одновременно на должности председателя брянского динамовского общества, считается отцом-основателем местного футбольного клуба «Динамо», так как идея о создании футбольного коллектива в городе принадлежала ему за долго до прибытия в Брянск по линии ГПС.

Литература

• [www.memo.ru/history/nkvd/kto/biogr/GB6.HTM Адамович Андрей Васильевич] // Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД 1934 — 1941. — М.: Звенья, 1999. — 502 с. — 3000 экз. — ISBN 5-7870-0032-3.

Ссылки

• [www.knowbysight.info/AAA/09491.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]
• [www.alexanderyakovlev.org/almanah/almanah-dict-bio/1006113/0 Архив Александра Н. Яковлева — Альманах «Россия. ХХ век» — Биографический словарь]

Отрывок, характеризующий Адамович, Андрей Васильевич

– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.