Адамович, Борис Викторович
Поделись знанием:
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.
Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
| Борис Викторович Адамович | |||||||||||||
 | |||||||||||||
| Дата рождения | |||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Дата смерти | |||||||||||||
| Место смерти | |||||||||||||
| Принадлежность | |||||||||||||
| Род войск | |||||||||||||
| Годы службы |
1888—1917, 1919—1936 | ||||||||||||
| Звание | |||||||||||||
| Командовал |
Виленское военное училище | ||||||||||||
| Сражения/войны | |||||||||||||
| Награды и премии |
| ||||||||||||
Бори́с Ви́кторович Адамо́вич (15 ноября 1870 — 22 марта 1936, Сараево) — российский военный деятель, педагог, писатель и историк. Генерал-лейтенант (13.10.1917).
Содержание
Биография
Родился 15 ноября 1870 года. Из дворян Полтавской губернии. Православный.
Сын штабс-капитана РИА (с 1898 года — генерал-майора) В. М. Адамовича[1] и Н. А. Лухмановой (в будущем — известной писательницы).
Единокровный брат известного поэта Русского зарубежья Георгия Адамовича (1892-1972).
Деятельность
- 1888 — окончил 3-й Московский кадетский корпус.
- 31.08.1888 — вступил в службу. Поступил во 2-е Константиновское военное училище.
- 1890 — окончил 2-е Константиновское военное училище. Выпущен подпоручиком (ст. 10.08.1889) в Кексгольмский гренадерский полк, получивший в 1894 году права гвардии.
- ст. 10.08.1893 — поручик.
- ст. 10.08.1893 — поручик гвардии.
- ст. 06.05.1900 — штабс-капитан.
- ст. 06.05.1900 — капитан.
- ст. 10.08.1901 — подполковник.
- ст. 10.08.1901 — капитан гвардии. Командовал ротой 1 год 6 месяцев и 15 дней.
- В 1904 году по собственному желанию перевелся в 123-й пехотный Козловский полк, чтобы принять участие в русско-японской войне. Командовал 12-й ротой полка, участвовал в боях под Анпином, Ляояном и в атаке Сыквантунской сопки. После болезни служил в разведывательном отделении штаба тыла Манчжурской армии и в генерал-квартирмейстерской части штаба 2-й Манчжурской армии.
- По окончании войны вернулся в лейб-гвардии Кексгольмский полк.[2] Командовал 4-м батальоном полка.
- 20.12.1906-22.05.1909 — командир батальона в Киевском военном училище.
- 1907 — полковник (ст. 22.04.1907; за отличие).
«…На место генерала Коссовича Начальником училища был назначен генерального штаба генерал Константин Александрович Крылов, имевший репутацию энергичного и решительного начальника. Новый командир батальона, полковник Лейб-гвардии Кексгольмского полка Борис Викторович Адамович, участник войны с Японией, отличался как чрезвычайной работоспособностью, так и неисчерпаемой энергией и умел импонировать подчиненным; всегда подтянутый, прекрасный гимнаст, он везде и всегда служил примером аккуратности и точности; обладал он и даром слова. Эти два человека, сыгравшие в училище большую и очень положительную роль, сразу же внесли в жизнь училища своё знание дела и твердую волю. …Новый Начальник училища и командир батальона прежде всего принялись за внутренний распорядок училища. Все, без исключения, стороны жизни, учения, работы и отдыха юнкеров явились предметом строжайших и точнейших инструкций, выработанных полковником Адамовичем. Инструкции эти составлялись им на основании его собственных наблюдений и тщательного изучения вопроса, произведенных им на месте: в ротных помещениях, в классах, в цейхгаузах, в лазарете, на кухне и т. д.»— К.Перепеловский. Киевское Великого Князя Константина Константиновича Военное Училище к столетию со дня основания (1865—1965). Военно-Историческая Библиотека «Военной Были». №9.
- c 22.05.1909 — назначен начальником Виленского пехотного юнкерского училища, преобразованного в 1910 в военное училище.[3] Как значилось в приказе — «В воздаяние его заслуг в Киевском Военном Пехотном Училище» и, несмотря на отсутствие академичного образования.
«Русские в Вильно, как вообще в Польше и Литве, чувствовали себя на положении родственников, а не хозяевами положения. Польское общество нехорошо относилось к русской армии. Офицеров не приглашали в свою среду, а о юнкерах и говорить не приходится. Но благодаря одному человеку — полковнику Адамовичу — положение начало меняться. По воскресеньям или в праздничные дни начальник училища брал с собой юнкеров старшего курса, и верхом они направлялись к какому-нибудь помещику, иногда за несколько десятков верст, где уже ожидали юнкеров и до вечера весело проводили время под наблюдением начальника. Эти поездки очень сближали нас с польским обществом, которое знакомилось с русским военным миром. Юнкеров стали приглашать. Гражданское общество оказывало открытое уважение и восхищение молодому, воспитанному и энергичному полковнику и его юнкерам. В гарнизоне и в обществе училище твердо и заслуженно заняло подобающее для себя положение».— Статья Г.П. Левчука в бюллетене №1 Венесуэльского Объединения кадетов
«Строгий, педантичный, подтянутый, он являл собой классический тип российского офицера, с которым олицетворяется слово „честь“.— [www.ruscadet.ru/education/teachers/teach.htm Наставники и благодетели. Педагоги.]
„Всесторонним развитием, прекрасным владением речью он умел сухим и скучным лекциям вливать в юношеские души живые струи“.— А.Мальчевский в докладе на съезде кадетов. Журнал «Кадетская перекличка» №42, 1986г.
- 1913 — генерал-майор (ст. 14.04.1913; за отличие).
- 20.09.1914 — откомандирован и 06.12.1914 по личному выбору государя назначен командиром лейб-гвардии Кексгольмского полка с задачей восстановления его боевых качеств после тяжелых потерь в Восточной Пруссии, сдав при этом должность начальника училища инспектору классов полковнику Анисимову Н. В.
- 04.10.1914 — зачислен в списки Виленского военного училища (ВП 04.10.1914 г.).[4]
»… в условиях военного времени подготовка офицеров идёт с той же неуклонной настойчивостью, терпением и высоким искусством, которые прославили Виленское военное училище со времен генерала Адамовича. В наши дни его уже в училище не было: он командовал полком на фронте; но его дух, его заветы, правила и идеи — продолжали жить и живо ощущались во всем училищном быту. Передавались красочные рассказы о нем, читались его приказы, пелся им введенный, если можно так сказать, училищный гимн на слова К. Р.: «Наш полк, наш полк — заветное, чарующее слово!»— Воспоминания Меснява Г.В., относящиеся к 1916 году («Юнкера. Виленцы в Полтаве»).
- С 08.1915 — командир 2-й бригады 3-й гвардейской пехотной дивизии.
- 1915-05.01.1916 — в резерве чинов при штабе Петроградского ВО.
- 05.01.1916 — назначен генералом для поручений при военном министре: инспектировал военные училища и школы прапорщиков, ведал формированием офицеров в военное время.[5]
- В 1916 — за отличия награждён Георгиевским оружием (ВП 27.07.1916).[6]
- 13.10.1917 — уволен от службы с производством в генерал-лейтенанты. Уехал на Украину на родину отца в Миргород.
- В 1919 году прибыл в Добровольческую армию и был зачислен в резерв чинов при Главнокомандующем ВСЮР.
- 10.03.1920 — назначен директором «сводного кадетского корпуса», в состав которого вошли преподаватели и кадеты Одесского, Киевского и Полоцкого кадетских корпусов, вывезенные в январе 1920 года из Одессы и размещенные в казармах г. Сараево в Королевстве СХС.
- 07.08.1920 — корпус получил наименование «Русский Киево-Одесским кадетский корпус в Королевстве С. Х. С.», его директор — вновь Б. В. Адамович.
- 01.09.1929 — корпус перемещён в Белую Церковь (серб. Бела Црква) и соединен с Крымским кадетским корпусом. Корпус получает новое наименование — «Первый Русский кадетский корпус» при прежнем директоре.
- 05.12.1929 — в день корпусного праздника, он получил шефство и наименование «Первый Русский Великого Князя Константина Константиновича кадетский корпус» с шифровкой на погонах вензеля великого князя. Корпус содержался державной комиссией Королевства СХС и пользовался особым вниманием короля Александра I.[7][8]
- 22.03.1936 — Б. В. Адамович скончался в Сараево. Был похоронен на участке Русского кадетского корпуса на Военном кладбище Сараево.
Некоторые подробности и интересные факты
- Б. В. Адамович принадлежал к роду полтавских дворян, корни которого восходили к Великому княжеству Литовскому:
«… Я глубоко тронут и обрадован приветами Виленцев. Всегда мысленно благословляю их службу сохраненной ими Родине — Литве. Для меня Литва и Россия нераздельны, — я их кровный сын. Мой герб — „Лелива“ — Литовского гербовника, с 1252 г. Желаю носящим знак Виленского Училища вернуть Литве Вильну и Троки. Дружески и сердечно жму Вашу руку, родных Виленцев обнимаю».— Из письма Б.В. Адамовича виленскому выпускнику полковнику А.А. Успенскому в Каунас. ~1933 год.
Известно и другое свидетельство, основанное либо на общеславянских корнях, либо на желании Б. В. Адамовича чувствовать к месту проживания что-то большее, чем обычную привязанность и благодарность за приют:
«По сведениям, полученным от его брата, известного русского писателя и критика, род Адамовичей вел своё начало от польской шляхты. По словам самого Бориса Викторовича он усомнился в зтом после случайного ознакомления в боснийском городке Яйце, куда он вместе с остававшимися на каникулах кадетами совершил экскурсию и где в одном из зданий, когда-то принадлежавших боснийскому правителю, увидел свой родовой герб, который как было сказано принадлежал князю Адамовичу (с ударением на втором слоге). Таким образом он предполагал, что род его корнями уходит на Балканы».— Из доклада А. Мальчевского на съезде кадетов. Журнал «Кадетская перекличка» №42, 1986г.
- На общей фотографии лейб-гвардии гренадерского Кексгольмского полка 1903 года где-то должен быть и Б. В. Адамович.
- Свой литературный дар Б. В. Адамович, вероятно, унаследовал от матери Н. А. Лухмановой, неординарной и несомненно одаренной личности (она являлась автором повестей «Двадцать лет назад». Рассказы институтки, «В глухих местах» и др.; биографический словарь «Русские писатели 1800—1917 гг.» называет её прозаиком, драматургом и переводчиком). Б. В. Адамович писал на военно-исторические и военно-педагогические темы. В армии стали широко известны его «12 заповедей товарищества», написанные для юнкеров Виленского военного училища. Позднее он создал «Шестьдесят семь моих заветов кадетам Первого Русского великого князя Константина Константиновича кадетского корпуса». Его перу принадлежали и стихи, среди которых:
«К высокому знай верный путь,
Иди прямой дорогой к свету.
Как рыцарь безупречен будь
И верен данному обету.
В дни юности и дни седин
Будь Родины своей достоин.
И твердо помни, что один
И тот на ратном поле воин».
Парафразы этого стихотворения стали в своё время девизами Виленского военного училища.
- Б. В. Адамович стоял у истоков второго по времени полкового музея в РИА: музей лейб-гвардии Кексгольмского полка — был учрежден 8 июня 1899 года его трудами.[9] В Югославии этот музей был воссоздан и дополнен экспозициями Виленского военного училища и А. В. Суворова.
- Б. В. Адамович имел 7 родных и сводных братьев и сестер. Из ближайших родственников в эмиграции оказался он один, оставшись к тому же холостым (а его отец был женат дважды, мать — трижды замужем). Родная сестра — Мария Викторовна Адамович, сестра милосердия, в замужестве — Массен (за доктором медицины, профессором), умерла в Ленинграде в 1934 году. Наиболее близкий из братьев — Дмитрий Афанасьевич Лухманов был широко известен в СССР как мореплаватель и писатель, являлся Героем Труда.
- Кроме отечественных наград он имел и несколько иностранных. Большим Крестом и Звездой Белого Орла Королевства СХС Б. В. Адамович был награждён в период своей деятельности на посту директора кадетского корпуса в Югославии. Этой наградой он весьма дорожил, в том числе из чувства признательности Сербии, приютившей множество российских эмигрантов и позволившей воссоздать российский кадетский корпус. Других иностранных наград на фотографиях Б. В. Адамовича югославского периода по известным причинам заметить невозможно, так как среди них — прусский орден Короны 3-й ст. с мечами (от 04.01.1908), орден Франца-Иосифа (от 12.07.1897), наградной бриллиантовый перстень с вензельным изображением шефа Кексгольмского полка его величества императора австрийского Франца-Иосифа I (1894).
Награды
- 1904 — Орден Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом.
- 1904 — Орден Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом.
- 1906 — Орден Святого Станислава 2-й степени
- 1906 — Орден Святой Анны 2-й степени с мечами.
- 1910 — Орден Святого Владимира 4-й степени
- 30.04.1915 — Мечи и бант к ордену Св. Владимира 4-й степени.
- 21.05.1915 — Орден Святого Владимира 3-й степени с мечами.
- 27.07.1915 — Орден Святого Станислава 1-й степени
- 1916 — Мечи к ордену Св. Станислава 1-й степени.
- Орден Святой Анны 1-й степени с мечами.
- 27.07.1916 — Георгиевское оружие (ВП 27.07.1916).
Напишите отзыв о статье "Адамович, Борис Викторович"
Примечания
- ↑ [www.regiment.ru/bio/A/134.htm Виктор Михайлович Адамович.]
- ↑ [regiment.ru/reg/I/A/10/1.htm лейб-гвардии Кексгольмский Императора Австрийского полк]
- ↑ [www.regiment.ru/reg/VI/C/5/2.htm Виленское военное училище. 2. Начальники и инспекторы классов]
- ↑ [www.grwar.ru/guestbook/guestbook.html?page=207 ВП 04.10.1914 г.]
- ↑ [www.sgu.ru/files/nodes/10090/011.pdf А. В. Марыняк. Инспекционные поездки по военно-учебным заведениям генерал-майора Б. В. Адамовича в 1915—1916 гг.]
- ↑ [www.lodz1914.pl/index.php?lang=ru&page=144&sub=14 В следующем, 1916 году, за бои под Лодзью Командующим Гвардейским отрядом и Высочайшим приказом 27-го июля 1916 г., был награждён Георгиевским Оружием генерал-майор командир 2-й бригады 3-й Гвардейской пехотной дивизии Б. В. Адамович.]
- ↑ [fskk.ru/journal/?aID=52 Российские кадетские корпуса в Югославии]
- ↑ [magazines.russ.ru/znamia/2007/2/sh16.html Светлана Шишкова-Шипунова «Югославская тетрадь».]
- ↑ [magazines.russ.ru/oz/2003/1/2003_01_45.html А.Афанасьев. Полковые музеи русской армии — хранители воинской славы Отечества.]
Сочинения
- Кексгольмские рассказы (солдатская библиотека Березовского);
- Опись музея лейб-гвардии Кексгольмского полка;
- Кексгольмская слава (изд. 3-е);
- Сборник военно-исторических материалов лейб-гвардии Кексгольмского полка в 3-х томах;
- Программа одиночной и групповой выправки и обучения отдания чести. Изд. 6-е. Пг.1916;
- Беседы. Пгд. 1917;
- Программа конспектов одиночной и взводной подготовки к рассыпному строю. Изд. 3-е испр. Пг.1917;
- Тристен, 15-28.VII.1916: ко дню 225-летия л.-гв. Кексгольмского полка, 1710-29/VI 1935. Париж. S.N.I.E. 1935;
- множество отдельных статей в военной периодике.
Библиография и ссылки
- Список полковникам по старшинству. Составлен по 1.11.1907 г. — СПб.: Воен. тип. в здании ГШ, 1907.
- Списки генералам по старшинству. Составлены по 15.04.1914; 10.07.1916. — Пг. 1914, 1916.
- Военная энциклопедія. / Подъ редакціей: Генерал. Штаба Полковника В. Новицкаго. — Т. I. — СПб.: Изд.: Т-во И. Д. Сытина, 1911—1914.
- Фонды РГВИА 17.3. Адамович Б. В. Ф. 297. 1823—1917 гг. 382 ед. хр.
- Марыняк А. В. Инспекционные поездки по военно-учебным заведениям генерал-майора Б. В. Адамовича в 1915—1916 гг.
- Варшавско-Ивангородская операция. Сборник документов мировой импер. войны на русском фронте (1914—1917). — М., 1938.
- Месняев. Г. В. Юнкера. Виленцы в Полтаве. // Из книги «Поля неведомой земли». — [Б. м.], 1962.
- Шайдицкий В. И. На службе Отечества. — Сан-Франциско, 1963.
- Перепеловский. К. М. Киевское Великого Князя Константина Константиновича военное Училище: к столетию со дня основания: 1865—1965. // Военно-историческая библиотека «Военной были». № 9. 1965. — С. 4—6.
- Колмогоров А. Г. Надежда Лухманова. Эссе. // Журнал «Лукич». Июнь, 2000. — Ч. 3. № 3(13). — С. 86 — 113.
- Трамбицкий Ю. А. «Кексгольмец». // Военно-исторический журнал. 1991. № 7. — С. 81—87.
- Лагунов К. Я. Предисловие к избранным произведениям «Очерки из жизни в Сибири». // Серия «Невидимые времена». — Изд. «СофтДизайн», 1997.
- Рутыч Н. Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России: Материалы к истории Белого движения. — М., 2002.
- Незабытые могилы. Русское зарубежье: некрологи 1917—1999. // В 6 т. 8 книгах, под ред. В. Н. Чувакова. — М.: «Пашков Дом». 1999. — Т. 1. «А-В». — С. 30—31.
- Волков С. В. Офицеры российской гвардии: Опыт мартиролога. — М.: Русский путь, 2002.
- Кибовский А. Иностранные щефы. Австрийский император Франц-Иосиф I. // Журнал «Цейхгауз». 2002. № 2. — С. 22—27.
- [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=114 Адамович, Борис Викторович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
- [vadimus58.livejournal.com/17032.html Генерал-лейтенант Адамович Борис Викторович]
- [www.ruscadet.ru/names/cadets/other/common.htm Биография на сайте «Кадеты России»]
- [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=240&sid=842356#refid842146 РГВИА. Путеводитель. Т. 3. — 2008. — С. 224—225.]
- [www.xxl3.ru/kadeti/adamovich.htm Из журнала «Кадетская перекличка» № 42. 1986 г.]
- [regiment.ru/bio/A/133.htm Биография на Regiment]
- [vrtu-vvkure.com/modules.php?name=Content&pa=showpage&pid=20 Биография на сайте ВВКУРЭ].
- Полчанинов Р. В. [www.mediafire.com/?wwg4yjsljby Русские в Сараево].
Отрывок, характеризующий Адамович, Борис Викторович
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.
Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
Категории:
- Родившиеся 15 ноября
- Родившиеся в 1870 году
- Умершие 22 марта
- Умершие в 1936 году
- Персоналии по алфавиту
- Умершие в Сараеве
- Кавалеры ордена Святого Владимира 3 степени
- Кавалеры ордена Святого Владимира 4 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 1 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 2 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 3 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 1 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 2 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 3 степени
- Кавалеры ордена Белого орла (Сербия)
- Выпускники 3-го Московского кадетского корпуса
- Генерал-майоры (Российская империя)
- Генерал-лейтенанты (Российская республика)
- Участники Русско-японской войны
- Участники Первой мировой войны
- Генерал-лейтенанты России (Белое движение)
- Русские эмигранты первой волны в Югославии
- Кавалеры золотого оружия «За храбрость»
