Адамс, Роджер

Роджер Адамс
англ. Roger Adams
Дата рождения:	2 января 1889(1889-01-02)
Место рождения:	Бостон, Массачусетс, США
Дата смерти:	6 июля 1971(1971-07-06) (82 года)
Место смерти:	Урбана, Иллинойс, США
Страна:	США
Научная сфера:	химия
Место работы:	Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне
Альма-матер:	Гарвардский университет
Научный руководитель:	Г. А. Торри, Чарльз Л. Джексон
Известные ученики:	Уоллес Х. Карозерс, У. М. Стэнли
Известен как:	создатель катализатора Адамса

Рóджер Áдамс (англ. Roger Adams; 2 января 1889, Редондо-Бич, Калифорния, США — 6 июля 1971) — американский химик-органик. Наиболее известен открытием катализатора Адамса, работами по структурной химии и стереохимии природных соединений, таких как антрахиноны, хаульмуровая кислота и госсипол. Он обучил порядка 250 докторов наук (Ph.D.) и научных сотрудников в Иллинойсе, сыграл ключевую роль в развитии обучения специалистов и промышленных исследований, занимался исследованием боевых газов для американской армии в течение первой и второй мировых войн.

Юность и образование

Адамс родился в Бостоне, штат Массачусетс, в семье учителей Остина В. Адамса (1845—1916) и Лидии Кертис. Отец Адамса был прямым потомком дяди президента Джона Адамса, а мать — из Равнины Ямайки, потомок ранних колонистов. Роджер был младшим ребёнком в семье, у него было три старших сестры, две из которых окончили колледж Рэдклифф, Кембридж, Массачусетс, США, а третья — колледж Смит, Нортгемптон, Массачусетс, США.

В 1900 году семья переехала в Кембридж, вероятно, чтобы быть ближе к колледжам. После подготовки в Бостонском латинском и Кембриджском латинском колледжах, Адамс поступил в Гарвард в 1905 году.

Первые годы учёбы не были отмечены какими-то заметными успехами. Его интерес к химии скорее всего был пробужден лекциями С. Л. Джексона о «химии повседневной жизни», Адамс окончил курс по химии через три года, получив отличные оценки на старших курсах по химии и по горной промышленности на младших. На последнем году обучения Роджер занимался углубленными курсами и начал исследовательскую работу с Г. А. Торри.

После выпуска в 1909 году, Адамс трудился над докторской диссертацией, совмещая с работой ассистента преподавателя в Рэдклиффе. Ввиду преждевременной смерти Торри в 1910 году, докторская диссертация была закончена совместно с Ч.Л. Джексоном, Л. Кларком и Г.Ф. Форбсом.

Как выдающийся кандидат наук, Роджер Адамс был удостоен стипендии Паркера в 1912 и 1913 годах, что позволило провести часть времени в лаборатории Эмиля Фишера с Отто Дилсом в Берлине, Германия, а часть с Рихардом Вильштетером в Далеме около Берлина. Кроме этого Адамс побывал в Финляндии, России и Швеции. В дальнейшем Роджер поддерживал тесную связь с учеными, с которыми познакомился в годы, проведенные в Европе.

После возвращения в 1913 году Адамс устроился в Гарвард в качестве научного сотрудника Ч.Л. Джексона с жалованием 800$ в год и вскоре начал преподавать. Наряду с другими курсами он преподавал основы органической химии, создал в Гарварде первую химическую лабораторию и начал своё собственное исследование.

Карьера

В 1916 году Адамс принял предложение У.А. Нойеса, главы факультета химии и химической инженерии Иллинойса, Урбана, и стал доцентом с зарплатой 2800$ в год. Как раз на этом факультете Адамс начал свою работу, которой посвятил 56 лет своей жизни (1916—1971).

Адамс стал главой «препаративных лабораторий» («prep labs»), основу которым заложил его предшественник, К.Г. Деррик, где в период немецкой блокады было синтезировано множество ценных органических веществ. Кроме самих синтезов Адамс усовершенствовал финансовую сторону вопроса, введя строгие процедуры учета издержек. Синтезы «препаративной лаборатории» способствовали возникновению ежегодного журнала «Органические синтезы».

В 1917 и 1918 годах Адамс работал для армии над исследованием ядовитых газов в Американском Университете в Вашингтоне, округ Колумбия.

Возвращение Адамса в Урбану сопровождалось всплеском научной активности, в период с 1918 по 1926 год он опубликовал 73 научных работы, подготовил 45 докторов наук (Ph’D).

Адамс со студентами разработал катализатор Адамса (представляет собой оксид платины), являющийся одним из наиболее легко приготовляемых катализаторов для реакции гидрирования.

Во время работы в лаборатории У.А. Нойеса, Адамс совместно со своими студентами провел множество выдающихся работ:
• Получение хлоралкиловых эфиров из альдегидов и хлорангидридов карбоновых кислот
• Образование кетонов из ангидридов алифатических кислот по реакции Фриделя-Крафтса
• Определение структуры диальдегида салициловой кислоты и метилацетопиранона
• Метод получения полигидроксиантрохинонов с заданной стереохимией из фталидов
• Определение структуры хаульмугровой кислоты и получение её дигидропроизводного
• Определение стереохимии дифениловых соединений
• Определение структуры вазицина
• Определение структуры госсипола для легкой промышленности
• Выделение и идентификация каннабидиола из конопли посевной
• Получение каннабинола и тетрагидроканнабинола
• Изучение алкалоидов крестовника и кроталярии.

В период с 1926 по 1954 год Адамс занимал пост главы Химического факультета Иллинойса, заменив В. А. Нойеса. Лаборатория Адамса предоставляла такие рабочие условия, которые не могли предоставить другие университеты, даже факультеты физической химии, открытые А. А. Нойесом в Массачусетском технологическом институте и Г. Н. Льюисом в Беркли, не могли соперничать с Химическим факультетом в Иллинойсе.

Кроме научной деятельности, Адамс также занимался консультациями компаний по различным вопросам. Его услугами пользовались такие компании как A.E. Staley Co., M. W. Kellogg Co., Coca-Cola и DuPont.

С 1940 по 1945 год Адамс работал для Комитета по исследованию национальной обороны, отвечал за многие проекты по химии и химической инженерии.

После войны с ноября 1945 по февраль 1946 года Адамс был научным советником Американского военного правительства при генерале Луисиусе Д. Клэе, содействовал направлению развития японской научной политики в более демократическом русле.

Уйдя на пенсию, Адамс совершил много поездок за границу, часть из которых была для посещения научных мероприятий, а часть для удовольствия. Он посетил большинство стран мира хотя бы один раз, имел огромный круг знакомых по всему миру. Адамс поддерживал тесную переписку почти со всеми видными учеными мира, его домашняя гостевая книга содержит имена ученых со всего света.

Семья

Адамс женился 29 августа 1918 года на Люсиль Вилер в Уайт-Ривер, Вермонт. У них была одна дочь, Люсиль, и четыре внука. Госпожа Адамс умерла в 1964 году. После непродолжительной госпитализации, 6 июля 1971 года Роджер Адамс скончался.

Ученики Адамса

В период с 1918 по 1959 годы Адамсом было подготовлено около 250 докторов наук и научных сотрудников. Наиболее выдающимися из них являются Э. Г. Волвилер, Дж. Р. Джонсон, А. В. Инжерсолл, С. М. МакЭльвейн, У. Х. Карозерс, У. Р. Броуди, К. Р. Ноллер, Р. Л. Шринер, К. Ф. Рассвеилер, M.М. Брубакер, Р. М. Джойс, Т. Л. Кэрнс, Дж. Ф. Хид, У. М. Стэнли, В. Э. Ханфорд, Байрон Ригель, Р.Кларк Моррис, Аллен Р. Джинес, Б. Р. Бакер, Нейтан Корнблум, Р. С. Лонг, М. В. Миллер, Джек Хин, У. Х. Ликан, М. Т. Леффлер, Э. Э. Грабер, Д.Дж. Баттербо, Р. О. Соер, Р. Б. Верн. Воспитанники Адамса стали работать в области промышленных исследований, правительственных лабораториях и преподавать. Также у Адамса было много иностранных студентов. Один из учеников Адамса, Уоллас Х. Карозерс, работая в компании DuPont с 1928 по 1937 год, открыл неопреновый каучук и нейлон, производство которых было запущено позднее, а Уэнделл Мередит Стэнли в 1946 году стал лауреатом Нобелевской премии по химии «за получение вирусных белков в чистом виде».

Награды и премии

Работы Адамса имели широкое признание и уважение. Он был членом американского философского общества, американской академии искусств и наук, почетным членом более чем в дюжине иностранных академий и химических обществ. Он получил почетное звание доктора наук в десяти университетах, включая университеты Иллинойса, Гарварда, Рочестера, Пенсильвании и Мичигана, Йельский университет.

Среди его наград:
1927 — Медаль Николса,
1936 — Премия Уилларда Гиббса от Чикагской секции Американского химического общества,
1944 — Медаль Эллиота Крессона,
1945 — Медаль Дэви от Лондонского королевского общества,
1946 — Медаль Пристли Американского химического общества,
1954 — Медаль Перкина,
1960 — Медаль Франклина (за инженерное дело),
1964 — Национальная научная медаль США.
Кроме того Адамс получил две медали (Медаль Почетного Командующего Британской империи (C.B.E) и Медаль для Заслуги перед Соединенными Штатами) за заслуги во Второй мировой войне. Список его наград и почестей занимает три страницы.

Публикации

• (1924) «[pubs.acs.org/doi/pdf/10.1021/ja01673a021 DIARSONO-DIPHENYL AND DERIVATIVES]». J. Am. Chem. Soc. 46 (8): 1925–1931. DOI:10.1021/ja01673a021. (англ.)
• (1932) «[pubs.acs.org/doi/pdf/10.1021/ja01347a040 SUBSTITUTION PRODUCTS OF ALPHA-NAPHTHOYL-ORTHOBENZOIC ACID]». J. Am. Chem. Soc. 54 (8): 3289–3295. DOI:10.1021/ja01347a040. (англ.)
• (1932) «[pubs.acs.org/doi/pdf/10.1021/ja01343a046 THE SURFACE TENSION OF VARIOUS ALIPHATIC ACIDS PREVIOUSLY STUDIED FOR BACTERICIDAL ACTION TO MYCOBACTERIUM LEPRAE. XXI]». J. Am. Chem. Soc. 54 (4): 1548–1557. DOI:10.1021/ja01343a046.  (англ.)
• (1940) «[pubs.acs.org/doi/pdf/10.1021/ja01869a623 Additions and Corrections - Spectra of Certain Dihydroisobenzofurans and Isobenzofurans]». J. Am. Chem. Soc. 62 (12): 3529–3529. DOI:10.1021/ja01869a623. (англ.)
• (1940) «[pubs.acs.org/doi/pdf/10.1021/ja01865a079 Restricted Rotation in Arylamines. I. Preparation and Resolution of N-Succinyl-N-methylbromomesidine]». J. Am. Chem. Soc. 62 (8): 2191–2193. DOI:10.1021/ja01865a079.  (англ.)
• (1951) «[pubs.acs.org/doi/pdf/10.1021/ja01147a078 Quinone Imides. IV. p-Quinone Monosulfonimides]». J. Am. Chem. Soc. 73 (3): 1145–1149. DOI:10.1021/ja01147a078.  (англ.)
• (1951) «[pubs.acs.org/doi/pdf/10.1021/ja01145a050 The Effect of α-Methyl Substituents on the Anhydridization of Aliphatic Dibasic Acids]». J. Am. Chem. Soc. 73 (1): 136–141. DOI:10.1021/ja01145a050. (англ.)
• (1950) «[pubs.acs.org/doi/pdf/10.1021/ja01167a072 Polymers of α-Acetamidoacrylic Acid and its Methyl Ester]». J. Am. Chem. Soc. 72 (11): 5080–5082. DOI:10.1021/ja01167a072. (англ.)
• (1961) «[pubs.acs.org/doi/pdf/10.1021/ja01476a032 Synthesis of Substituted Pyrrolidines and Pyrrolizidines]». J. Am. Chem. Soc. 83 (15): 3323–3327. DOI:10.1021/ja01476a032.  (англ.)

Ссылки

• [www.chemistry.illinois.edu/about/illini_chemists/Roger_Adams.html Краткая биография Роджера Адамса, The Department of Chemistry at the University of Illinois" (англ.)]
• [www.nasonline.org/publications/biographical-memoirs/memoir-pdfs/adams_roger.pdf Roger Adams] // A Biographical Memoir by D. Stanley Tarbell and Ann Tracy Tarbell, NAS, 1982  (англ.)

Отрывок, характеризующий Адамс, Роджер

Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…