Орлетон, Адам

Адам Орлетон (англ. Adam Orleton или Adam of Orlton, Adam de Orlton, Adam de Orleton; умер 18 июля 1345) — английский церковный деятель, епископ Вустера.

Биография

Родился в одном из поместий, принадлежавших Мортимеру. Долгое время служил в папской курии. Был назначен епископом Херефорда 15 мая 1317 года, посвящён 22 мая того же года. Поддерживал Роджера Мортимера в его выступлениях против фаворитов Эдуарда II Диспенсеров. В феврале 1324 года на сессии Парламента Диспенсер обвинил Орлетона в устройстве побега Мортимера из Тауэра. Орлетон, пользуясь своим епископским правом на неприкосновенность, отказался давать объяснения, указав, что его могут призвать к ответу лишь папа, архиепископ Кентерберийский и духовные лица одного с ним ранга. Эдуард отдал приказ арестовать Орлетона, что вызвало возмущение среди духовенства. Несколько архиепископов пригрозили отлучением всякому, кто посягнет на свободу служителя церкви. Эдуард настоял на своём: Орлетон был взят под стражу, а его имущество конфисковано. Король в мае 1324 года потребовал от Иоанна XXII, чтобы тот лишил Орлетона епископского сана. Однако папа отказался, сославшись на отсутствие доказательств измены.

Осенью 1326 года во время мятежа против Эдуарда II Орлетон был избран английскими епископами своим представителем и присоединился к Изабелле Французской и Роджеру Мортимеру в Кембридже. Оказывал заговорщикам материальную поддержку. В Оксфорде в церкви святой Марии выступил с проповедью о злодеяниях Диспенсеров. Орлетон был послан к плененному Эдуарду II с целью убедить того передать Большую государственную печать королеве. На январской, 1327 года, сессии Парламента в Лондоне, решавшей судьбу свергнутого короля, Орлетон произнёс проповедь, направленную против Эдуарда II. Он утверждал, что королева не может вернуться к мужу, так как это приведёт её к гибели, указал на неспособность короля править страной и, в заключение, призвал сделать выбор в пользу наследного принца. Когда будущий Эдуард III отказался принять корону без согласия отца, Орлетон возглавил делегацию из тридцати лордов и епископов в замок Кенилворт, место заключения Эдуарда II, для получения формального отречения. По сообщению Томаса Уолсингема, Орлетон на предварительной встрече с Эдуардом II в жёсткой форме потребовал от него отречения. Епископ пригрозил королю, что в случае, если он будет упорствовать, народ возведёт на трон представителя другой семьи (подразумевался Мортимер). Если же Эдуард согласится добровольно передать власть сыну, он сможет продолжить жизнь в почёте. Король согласился на отречение. Орлетон вошёл в регентский совет, созданный при несовершеннолетнем Эдуарде III, где вместе с сэром Оливером Ингхэмом представлял интересы Мортимера, не имевшего никакой официальной должности. С 28 января по март 1327 года Орлетон занимал пост лорда-казначея. Весной 1327 года был направлен к Вильгельму де Эно, чтобы просить руки его дочери для молодого короля. Позднее Орлетон направился в Авиньон за папским разрешением на брак английского короля с троюродной сестрой. Пребывая в Авиньоне, Орлетон принял от Иоанна XXII назначение епископом в Вустер (с 25 сентября 1327 года), обойдя кандидата, предложенного королевой Изабеллой и Мортимером. Назначение Орлетона вызвало недовольство Изабеллы и её фаворита, и епископ, вернувшийся в октябре в Англию, несколько месяцев был в опале. Однако после того, как Орлетон дал объяснения в Парламенте по поводу получения должности, он смог получить доходы, положенные ему как епископу Вустерскому. 16 мая 1328 года Орлетон вместе с епископом Нортбергом отправился во Францию, чтобы официально объявить претензии Эдуарда III на французскую корону.

По утверждению хрониста Джеффри Бейкера, Орлетон сыграл роковую роль в смерти Эдуарда II. Именно епископу Херефорда Бейкер приписывает сочинение по просьбе королевы Изабеллы двусмысленного послания (лат. Eduardum occidere nolite timere bonum est — «Бойтесь убить Эдуарда, страшиться сего есть благо» или «Не страшитесь убить Эдуарда, сие есть благо»). Современные историки считают это сообщение неправдоподобным: большую часть 1327 года Орлетон провёл за пределами Англии. Кроме того, Бейкер позаимствовал детали из рассказа Матвея Парижского об убийстве королевы Венгрии в 1252 году.

1 декабря 1333 года Орлетон, использовав своё влияние на папу, стал епископом Винчестера. Назначение Орлетона в богатейшую английскую епархию вызвало гнев Эдуарда III. Король обвинил Орлетона в том, что он участвовал в убийстве Эдуарда II. Однако епископ отрицал свою причастность к смерти свергнутого короля, не нашлось и доказательств его вины. Орлетон был оправдан, позднее ему довелось выполнять различные дипломатические поручения. В 1334 году епископ издал «Апологию», где доказывал свою невиновность. Умер 18 июля 1345 года.

Образ в художественной литературе

Адам Орлетон — действующее лицо романа Мориса Дрюона «Французская волчица» из серии «Проклятые короли».

Литература

• Уэйр Э. Французская волчица — королева Англии. Изабелла / Пер. с англ. А. Немировой. — М.: АСТ: Астрель, 2010. — 629 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-17-041727-8 (АСТ) 978-5-271-29373-3 (Астрель).
• Chartulary of Winchester Cathedral / Ред.: A. W Goodman. — Winchester, 1927.
• Foedera, Conventiones, Literae et cujuscumque generis Acta Publica, or Rymer's Foedera, 1066—1383 / 20 vols, ed. Thomas Rymer; 4 vols, ed. Adam Clarke, J. Caley F. Holbrooke, J. W. Clarke and T. Hardy. — London, 1704—1735, 1816—1869.
• Fryde, E. B.; Greenway, D. E.; Porter, S.; Roy, I. Handbook of British Chronology (Third revised ed.). — Cambridge: Cambridge University Press, 1996. — ISBN 0-521-56350-X.
• Haines, R. M. The Church and Politics in Fourteenth Century Enland: The Career of Adam Orleton, c. 1275—1345. — Cambrige, 1978.
• Johannis de Trokelowe. Henrici de Blaneford: Chronica et Annales / Hrsg. von H. T. Riley. — London: HMSO, 1866. — (Rolls Series).
• Walsingham, Thomas. Chronicon Angliae, ab anno Domini 1322—1328 usque ad annum 1388. Auctore Monacho Quodam Sancti Albani / ed. E. M. Thompson. — London: HMSO, 1874. — (Rolls Series).

Отрывок, характеризующий Орлетон, Адам

– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.