Адариди, Август-Карл-Михаил Михайлович
Поделись знанием:
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
| Адариди Август-Карл-Михаил Михайлович | |||||||||
 | |||||||||
| Дата рождения: | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Гражданство: | |||||||||
| Дата смерти: | |||||||||
| Место смерти: |
Перро сюр Марн, Франция | ||||||||
| Награды и премии: |
| ||||||||
Август-Карл-Михаил Михайлович Адариди (1859—1940) — генерал генерального штаба, военный деятель и писатель.
Содержание
Биография
Родился 29 августа 1859 года. Лютеранин. Из дворян. Получил домашнее образование.
К декабрю 1926 года находился в эмиграции в Финляндии — в Гельсингфорсе. Член полкового объединения. Затем во Франции. Умер в Перро сюр Марн 15 ноября 1940 года.
Был женат и имел двоих детей.
Военная деятельность
- В службу вступил 01.09.1876.
- Окончил Николаевское инженерное училище (1879).
- Выпущен прапорщиком (ст. 07.03.1879) в лейб-гвардии Семеновский полк.
- Подпоручик (ст. 30.08.1884).
- Поручик (ст. 01.01.1885). Окончил Николаевскую академию Генерального Штаба (1888; по 1-му разряду).
- Штабс-капитан гвардии с переименованием в капитаны Генерального Штаба (ст. 31.03.1888).
- Состоял при Варшавском Военном Округе. Помощник старшего адъютанта штаба Варшавского Военного Округа (26.11.1888-27.07.1892).
- Цензовое командование ротой отбывал в лейб-гвардии Семеновском полку (22.09.1889-12.11.1890).
- Состоял в прикомандировании к Оренбургскому казачьему юнкерскому училищу для преподавания военных наук (27.07.1892-10.02.1894).
- Подполковник (ст. 30.08.1892).
- Штаб-офицер при управлении 56-й пехотной резервной бригады (10.02.1894-04.12.1899).
- Полковник (ст. 24.03.1896). Цензовое командование батальоном отбывал в 4-м гренадерском Несвижском полку (01.05.-01.09.1897).
- Начальник штаба 35-й пехотной дивизии (04.12.1899-19.03.1903).
- Командир 98-го пехотного Юрьевского полка (19.03.1903-18.07.1905).
- Участник русско-японской войны 1904—1905. Был контужен.
- Генерал-майор (пр. 1907; ст. 18.02.1905; за боевые отличия).
- Состоял в прикомандировании к Главному Штабу (18.07.1905-03.10.1906).
- Член Военно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны (03.10.1906-29.12.1909).
- Начальник штаба 12-го армейского корпуса (29.12.1909-02.04.1914).
- Генерал-лейтенант (пр. 1914; ст. 02.04.1914; за отличие).
- Начальник 27-й пехотной дивизии (02.04.1914-02.02.1915).
- Участник Первой мировой войны:
- Участник похода в Восточную Пруссию в 08.-09.1914, боев при Сталлупенене 04(17).08.1914 и Гумбиннене 07(20).08.1914, где его дивизия сыграла решающую роль в благоприятном для русской стороны исходе боя.
- 26.10.1914 — распоряжением генерала Епанчина, командира 3-го армейского корпуса, в состав которого входила дивизия Адариди, был отрешен от командования дивизией по причине отказа в исполнении полученного приказания штаба корпуса (каковой факт Адариди позже полностью отрицал). После краткого расследования инцидента, которое было поручено командующим 10-й армией генералом Сиверсом коменданту крепости Ковно генералу Григорьеву, было возбуждено дело о предании Адариди суду по ряду статей СВП.
- 23.01.1915 — телеграммой генерала Епанчина Адариди, который состоял в резерве чинов при штабе Двинского Военного Округа, было предложено подать прошение об увольнении от службы, что Адариди и сделал 24.01.1915.
- 02.02.1915 — Адариди был уволен от службы без мундира.
- 31.10.1915 — военно-окружной суд Двинского Военного Округа признал Адариди невиновным в предъявленных ему обвинениях.
- 17.11.1915 — Адариди подал прошение о возвращении на службу, утверждая, что был уволен несправедливо, а расследование по его делу проводилось формально и пристрастно. Однако из-за крайне скверной аттестации, которую дал Адариди при увольнении со службы генерал Сиверс, в возвращении его на службу было отказано, хотя право ношения мундира было ему возвращено.
Литературная деятельность
Военно-литературная деятельность Адариди началась с 1880 года статьей в «Русском Инвалиде» и с тех пор непрерывно продолжалась в «Русском Инвалиде», «Военном Сборнике» и «Разведчике». В 1881 году им под редакцией генерал-лейтенанта П. П. Карцова был издан «Полный учебник для полковых учебных команд», а в 1882 году, в сотрудничестве с Л. Детловым — «Учебник» для тех же команд, выдержавший 22 издания.
Адариди сотрудничал также в «Энциклопедии военных и морских наук» под редакцией генерала Г. А. Леера, издавал отдельные брошюры по военным вопросам. После русско-японской войны, по мысли Адариди, для ознакомления русской публики с отзывами и выводами иностранцев об этой войне, В. А. Березовским было предпринято издание целой серии переводных сочинений: «Русско-японская война в наблюдениях и суждениях иностранцев».
Будучи членом военно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны и им составлен том V этой истории — «Мукденское сражение» и дополнение к тому VI — «Набег на Инкоу».
Награды
Ордена:
- Святого Станислава 3-й степени (1891);
- Святой Анны 3-й степени (1899);
- Святого Станислава 2-й степени (1902);
- Святой Анны 2-й степени (1905);
- Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (1906);
- Мечи к Святой Анне 2 степени (1910);
- Святого Владимира 3-й степени (06.12.1909);
- Святого Станислава 1-й степени (06.12.1912).
- Иностранные — командорский крест датского ордена Данеброга 2-й степени.
Напишите отзыв о статье "Адариди, Август-Карл-Михаил Михайлович"
Примечания
Ссылки
- [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=22 Адариди, Август-Карл-Михаил Михайлович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
- [www.regiment.ru/bio/A/141.htm Русская Императорская Армия — Адариди Август-Карл-Михаил Михайлович]
- [viupetra2.3dn.ru/publ/adaridi_a_k_mm/13-1-0-96 АДАРИДИ Август-Карл-Михаил Михайлович]
- [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=1028 Данные на сайте Биография.ру]
- [hero1914.com/general-avgust-karl-mixail-mixajlovich-adaridi/ К. А. Адариди на сайте «Герои Первой мировой»]
- Пахалюк К. 27-я дивизия в сражениях в Восточной Пруссии (1914—1915 гг.) // Рейтар. — 2012. — № 1 (55)
Отрывок, характеризующий Адариди, Август-Карл-Михаил Михайлович
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 29 августа
- Родившиеся в 1859 году
- Умершие 15 ноября
- Умершие в 1940 году
- Кавалеры ордена Святой Анны 3 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 2 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 3 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 2 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 1 степени
- Кавалеры ордена Святого Владимира 4 степени
- Кавалеры ордена Святого Владимира 3 степени
- Семёновцы
- Выпускники Николаевской военной академии
- Царские офицеры на службе в РККА
- Генерал-лейтенанты (Российская империя)
- Участники Русско-японской войны
- Участники Первой мировой войны
- Русские эмигранты первой волны в Финляндии
- Русские эмигранты первой волны во Франции
- Умершие во Франции
