Адаскин, Гарри

Гарри Адаскин
Дата рождения	6 октября 1901(1901-10-06)
Место рождения	город Рига
Дата смерти	7 апреля 1994(1994-04-07) (92 года)
Место смерти	Ванкувер Канада
Страна	Канада Канада
Профессии	скрипач,педагог
Награды

Гарри Адаскин (латыш. Harijs Adaskins; англ. Harry Adaskin; 6 октября 1901, Рига — 7 апреля 1994, Ванкувер) — канадский скрипач. Брат Мюррея Адаскина и музыкального продюсера Джона Адаскина (1908—1964).

Биография

Ребёнком уехал вместе с родителями (Семен Адаскин и Ниша Перстнева) в Канаду, получил канадское гражданство в 1909 г. Учился в Торонтской консерватории у Берты Дрехслер Адамсон (1913—1918) и в Канадской академии музыки у Луиджи фон Куница (1918—1922). В дальнейшем совершенствовал своё мастерство в Чикаго у Леона Саметини и в Париже у Жака Тибо, Марселя Шайи и Джордже Энеску.

Как исполнитель Адаскин почти полностью посвятил себя камерному музицированию. В 1920 г. он впервые попробовал себя в роли второй скрипки в Квартете Академии, чтобы затем в 1923—1938 гг. играть вторую скрипку в известном канадском Харт-Хаус-квартете. В том же 1923 г. сформировался дуэт Адаскина с пианисткой Фрэнсес Марр, которая тремя годами позже стала его женой; муж и жена Адаскины выступали вместе вплоть до середины 1950-х гг., исполняя широкий круг произведений XIX и XX веков, особенно музыку канадских композиторов-современников; гастроли дуэта Адаскиных проходили в США и Европе.

Как педагог Адаскин работал в 1941—1946 гг. в Торонтской консерватории, а в 1946 г. стал первым деканом отделения музыки в Университете Британской Колумбии; уйдя в отставку с поста декана в 1958 г., он продолжал преподавать в университете до 1973 г.

Адаскин опубликовал свою автобиографию в двух частях: «Мир одного скрипача: Воспоминания до 1938 года» (англ. A Fiddler's World — Memoirs to 1938; 1977) и «Выбор одного скрипача: Воспоминания с 1938 по 1980 гг.» (англ. A Fiddler's Choice — Memoirs from 1938 till 1980; 1982).

Отрывок, характеризующий Адаскин, Гарри

Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»