Ада де Варенн

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ада де Варенн
 

Ада де Варенн (или Аделина де Варенн; англ. Ada de Warenne; ок. 11201178) — представительница высшей англонормандской аристократии из рода де Варенн, супруга Генриха Шотландского, графа Хантингдона, и мать королей Шотландии Малькольма IV и Вильгельма I Льва.





Биография

Ада была дочерью Вильгельма де Варенна, 2-го графа Суррея, и Элизабет де Вермандуа. Дом де Варенн являлся одним из наиболее знатных и влиятельных в Англо-Нормандской монархии, а мать Ады происходила из французской королевской династии Капетингов и была правнучкой короля Генриха I. В 1139 г. юная Ада была выдана замуж за Генриха Хантингдонского, сына Давида I, короля Шотландии. Этот брак был призван закрепить примирение двух британских государств после серии разорительных вторжений шотландцев в Северную Англию в 11361139 гг. и обеспечить поддержку Давидом I английского короля Стефана Блуаского в условиях разворачивающейся гражданской войны в Англии: графы де Варенн являлись одними из наиболее верных соратников короля в борьбе против императрицы Матильды. В качестве вдовьей доли Аде были выделены земельные владения в Восточном Лотиане вместе с Хаддингтоном, вероятно, первым населённым пунктом Шотландии, получившим статус королевского города[1], а также Крейл в Файфе.

После ранней смерти Генриха Хантингдонского в 1152 году старший сын Генриха и Ады Малькольм был провозглашён наследником шотландского престола, а второй сын Вильгельм получил североанглийские владения отца (Нортумберленд с Камберлендом). Ада удалилась в Хаддингтон, который очевидно, стал её основной резиденцией. Вероятно именно в это время в Шотландию переселилось значительное количество мелких англонормандских рыцарей из владений дома де Варенн, которые благодаря посредничеству Ады получали земельные лены и королевские должности, что сыграло существенную роль в формировании новой англо-шотландской аристократии.[2] Ада де Варенн также известна как покровительница церкви и монастырей. Неподалёку от Хаддингтона она основала женский цистерцианский монастырь Святой Марии, которому передала обширные земли в Восточном Лотиане.

В 1153 году скончался Давид I и королём Шотландии стал старший сын Ады Малькольм IV. В начале 1160-х гг. Ада де Варенн, по свидетельству английского хрониста следующего поколения, пыталась убедить Малькольма снять обет безбрачия и взять в жёны Констанцию Бретонскую, дочь Конана III, герцога Бретани.[2] Этого ей добиться, однако, не удалось: 9 декабря 1165 года Малькольм IV скончался. Шотландский престол перешёл ко второму сыну Ады Вильгельму I Льву. Хотя подписи Ады достаточно часто фигурируют на документах начала правления Вильгельма I, свидетельств о наличии какого-либо влияния матери на политику короля нет.

Ада де Варенн умерла в 1178 году и, вероятно, была похоронена в Хаддингтоне. После её смерти Хаддингтон и другие земли вернулись в состав домена королей Шотландии. Известно, что в 1198 г. во «дворце Хаддингтона», возможно построенного Адой де Варенн, супруга Вильгельма Льва родила сына, который позднее стал королём Шотландии под именем Александра II.[1]

Брак и дети

Ада де Варенн была замужем (1139) за Генрихом Шотландским (1114—1142), графом Хантингдона и Нортумбрии, сыном Давида I, короля Шотландии. Их дети:

Напишите отзыв о статье "Ада де Варенн"

Примечания

  1. 1 2 Miller, James, The Lamp of Lothian. — Haddington, 1900
  2. 1 2 Duncan, A.A.M. Scotland: Making of the Kingdom. — Edinburgh, 1975, ISBN 978-0-901824-83-7
  3. После пресечения прямой мужской линии Данкельдской династии потомок Ады Хантингдонской граф Голландии Флорис V в 1292 году выдвинул претензии на шотландский престол, однако в споре с другими претендентами потерпел поражение.

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL.htm#_Toc165088033 Генеалогия Ады де Варенн]  (англ.)
  • [genealogy.euweb.cz/brit/warenne.html#IW3 Генеалогия дома де Варенн]  (англ.)

Литература

  • Anderson, Alan O. Scottish Annals from English Chroniclers AD500 - 1286. — London, 1908
  • Duncan, A.A.M. Scotland: Making of the Kingdom. — Edinburgh, 1975, ISBN 978-0-901824-83-7
  • Scottish Kings - A Revised Chronology of Scottish History 1005-1625. — Edinburgh, 1899
  • Oram, Richard. The Canmores: Kings & Queens of the Scots 1040–1290. — Tempus, Stroud, 2002. ISBN 0-7524-2325-8

Отрывок, характеризующий Ада де Варенн

Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.