Адеишвили, Зураб Шалвович

Зураб Шалвович Адеишвили груз. ზურაბ ადეიშვილი<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Глава правительства:	Зураб Жвания; Зураб Ногаидели; Ладо Гургенидзе; Григол Мгалоблишвили; Ника Гилаури; Иване Мерабишвили
Президент:	Михаил Саакашвили
Министр юстиции Грузии
3 ноября 2008 года — 25 октября 2012 года
Предшественник:	Ника Гварамия
Преемник:	Теа Цулукиани
Генеральный прокурор Грузии
10 июня 2004 — 31 января 2008
Предшественник:	Ираклий Окруашвили
Министр государственной безопасности Грузии
17 февраля 2004 года — 18 декабря 2004 года
Преемник:	Иване Мерабишвили
Министр юстиции Грузии
26 декабря 2003 года — 17 февраля 2004 года
Предшественник:	Роланд Гилигашвили
Преемник:	Георгий Папуашвили
Рождение:	27 июля 1972(1972-07-27) (51 год)
Партия:	Союз Граждан Грузии (1999—2002); Единое национальное движение (с 2002 года)
Образование:	Тбилисский государственный университет; Университет Гронингена
Профессия:	юрист

Зураб Шалвович Адеишвили (груз. ზურაბ ადეიშვილი; род. 27 июля 1972) — грузинский и украинский государственный деятель. Юрист. Ближайший соратник Михаила Саакашвили.

Биография

Карьера в Грузии

В 1994 году окончил юридический факультет Тбилисского государственного университета имени Иване Джавахишвили (ТГУ), в 1999 — юридический факультет Гронингенского королевского университета.

С 1996 по 1998 год — ведущий специалист аппарата юридического комитета Парламента Грузии. С 1998 по 1999 год работал юристом в частной юридической компании «Окруашвили и партнеры». В 1999 году — исполнительный директор НПО «Ассоциации Правового Образования».

С 1999 по 2003 год — депутат Парламента Грузии от правящей политической партии «Союз Граждан Грузии», член Совета Юстиции Грузии, председатель парламентского комитета по юридическим вопросам, законодательству и административной реформе. С 2002 года — один из активных членов Единого национального движения.

После «революции роз» и прихода к власти Михаила Саакашвили, в 2003 году занял пост министра юстиции. В 2004 году назначен министром государственной безопасности. С июня 2004 по январь 2008 — генеральный прокурор Грузии. С января по октябрь 2008 года — глава администрации президента Грузии. С 2008 года по 2012 год повторно занимает пост министра юстиции Грузии.

После проигрыша Михаила Саакашвили на выборах 1 октября 2012 года, Адеишвили, как и большинство членов команды бывшего президента, покинул территорию Грузии.

См. также: Выступления оппозиции в Грузии (2007), Вооружённый конфликт в Южной Осетии (2008) и Права человека в Грузии

Карьера на Украине

В декабре 2014 года в прессе обсуждался вопрос его назначения Президентом Украины на должность министра МВД или Антикоррупционного бюро. В начале 2015 года Адеишвили был советником Правительства Украины.

Уголовное преследование

После отставки с поста министр юстиции против Адеишвили возбуждено несколько уголовных дел. Он подозревается в присвоении чужого имущества, в организации и участии в пытках. Он объявлен в международный розыск.

Грузия обратилась в Интерпол с просьбой объявить Адеишвили в розыск, в ноябре 2013 года обращение было удовлетворено и он был включён в так называемый «красный циркуляр». В апреле 2015 года Интерпол прекратил его розыск.

Проживает на территории Украины. На обращение правительства Грузии о его экстрадиции, Украина ответила отказом.

Отрывок, характеризующий Адеишвили, Зураб Шалвович

– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]