Борги-Мамо, Аделаида
| Аделаида Борги-Мамо итал. Adelaide Borghi-Mamo | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Профессии |
оперная певица |
| Певческий голос | |
Аделаида Борги-Мамо (итал. Adelaide Borghi-Mamo; 1829—1901) — итальянская певица (меццо-сопрано[1][2]; согласно Музыкальному словарю 2008 года называется контральто[3]). Также к этому голосовом типу относит ее и Лаури-Вольпи в своей книге "Вокальные параллели".[belcanto-2004.narod.ru/12-4.htm#МЕЦЦО-СОПРАНО]
Биография
Аделаида Борги родилась 9 августа 1829 года в городе Болонье[2]; по настоянию Паста девушка решила посвятить свою жизнь оперной сцене[3]. Брала уроки вокала у Гаэтано Браги.
Дебют А. Борги состоялся в 1846 году на востоке Италии в городе Урбино. Затем, с неизменно возрастающим успехом, выступала на различных сценах итальянских городов и спустя некоторое время стала гастролировать по Европе[2].
В 1849 году в двадцатилетнем возрасте Аделаида Борги-Мамо вышла замуж на острове Мальта; тогда к её фамилии и добавилось «-Мамо»[3].
В 1853 году пользовалась большим успехом в Венской опере; а в 1854—1856 годах в Парижской итальянской опере. В 1856 году певица получила приглашение выступать в Парижскую национальную оперу[3]. Помимо этого выступала в других европейских столицах, в частности в Лондоне и Санкт-Петербурге[2]. О грандиозном успехе певицы весьма красноречиво говорит тот факт, что специально для неё писали партии в своих операх самые знаменитые композиторы XIX века (Саверио Меркаданте, Джованни Пачини, Гаэтано Росси и другие)[3].
В конце XIX — начале XX века на страницах «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» говорилось, что «Лучшие её партии в „Трубадуре“, „Фаворите“, „Пророке“, „Семирамиде“ и др»[2].
В 1860 году Аделаида Борги-Мамо вернулась в Италию. Оставила сцену в 1870-х годах[2].
Аделаида Борги-Мамо умерла 29 сентября 1901 года в родном городе.
Её дочь Эрминия (итал. Erminia Borghi-Mamo; 1855—1941) унаследовала от матери светлый гибкий голос (сопрано) и в 1874 году с успехом выступила в Боллонье, а затем исполняла оперные партии в столице Франции[3].
Напишите отзыв о статье "Борги-Мамо, Аделаида"
Примечания
- ↑ Elizabeth Forbes. [books.google.com/books?id=N0zthpCZuAUC&pg=PA14&lpg=PA14&dq=%22his+abilities+during+his+stay+in+England+seem+to+have+made+no+deep+impression%22.&source=bl&ots=bB3e2OnzXt&sig=ycJFRbb_jWA7d0H-cm4bva_ZZno&hl=en&ei=QJx8TNOvBJSosQOTl5CDBw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=2&ved=0CBQQ6AEwAQ#v=snippet&q=Adelaide%20Borghi-Mamo&f=false Adelaide Borghi-Mamo].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Борги-Мамо, Аделаида // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [slovari.yandex.ru/~книги/Музыкальный%20словарь/Борги-Мамо/ Музыкальный словарь. 2008 год](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2863 дня))
Литература
- Борги-Мамо, Аделаида // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Борги-Мамо, Аделаида
– Отчего ж, можно.Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
