Адемар Монтейльский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Адема́р Монтейльский (Айма́р де Монте́йль; фр. Adhémar de Monteil; умер 1 августа 1098) — участник 1-го крестового похода, епископ города Ле-Пюи (c 1077 года).



Биография

Адемар — выходец из знатной семьи Валанса, сын графа де Валентинуа, владельца замка Монтелимар.

Когда на Клермонском соборе 1095 года было принято решение о крестовом походе за освобождение Иерусалима и Гроба Господня от мусульман, Адемар с большим рвением выразил готовность отправиться на Восток. Получив от Урбана II полномочия папского легата при крестоносцах, он присоединился к армии графа Раймунда Тулузского и выдвинулся вместе с ним к Константинополю, где произошло объединение крестоносных войск.

Пока военачальники похода оспаривали друг у друга право на лидерство, за епископом закрепилась роль духовного предводителя Христовых воинов. В Константинополе Адемар вел переговоры с императором Алексеем Комниным, призывал крестоносцев к порядку у Никеи, принимал участие в битве при Дорилее.

Во время осады Антиохии во многом благодаря епископу, который следил за соблюдением церковных обрядов и праздников и наравне с остальными выдерживал пост, крестоносцы не потеряли боевого духа. После падения Антиохии, когда город окружила армия мосульского эмира Кербоги, Адемар прошёл с процессией по улицам Антиохии и запер городские ворота, чтобы поддавшиеся панике крестоносцы не смогли бежать. Когда в соответствии с предсказанием монаха Пьера Бартелеми в Антиохии было обнаружено Святое копье, Адемар был одним из немногих, кто скептически отнесся к находке, так как знал, что эта реликвия находится в Константинополе. Однако, увидев, какое воодушевление охватило крестоносцев, он не стал публично делиться своими подозрениями.

После поражения Кербоги епископ делал попытки уладить раздоры в стане предводителей крестоносцев, но 1 августа 1098 года скончался во время эпидемии, вероятно от сыпного тифа — и тогда «охватила великая скорбь воинство Христово, ибо папский легат был поддержкой бедным и советником богатым».[1]

Оставшись без духовного лидера, крестоносцы отправились дальше, но память об Адемаре продолжала жить среди простых воинов. Так, во время осады Иерусалима один из участников похода утверждал, что видел дух епископа, который предписал воинам поститься на протяжении трех дней, а затем босыми обойти с процессией вокруг стен Иерусалима. Крестоносцы выполнили этот наказ и через неделю, 15 июля 1099 года, Иерусалим пал.

Напишите отзыв о статье "Адемар Монтейльский"

Примечания

  1. Анонимная хроника. Цитата приводится по книге Пьера Виймара. Крестовые походы: миф и реальность священной войны

Отрывок, характеризующий Адемар Монтейльский

– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.