Аденский кризис (1963—1967)

Кризис Штата Аден или Аденский Кризис, или, как пишут англичане, Чрезвычайное (или критическое) положение в Штате Аден (араб. ثورة ١٤ أكتوبر, англ. Aden Emergency) (10 декабря 1963 — 30 ноября 1967) — события в Штате Аден, включая город Аден, начавшиеся 10 декабря 1963 года с теракта против в аэропорт Хормаксар. На Аденский кризис влияли не только начало войны за независимость в горах соседнего Лахеджа, но и национализация Суэцкого канала Египтом и закрытие Суэцкого канала в июне 1967 года в связи с военными действиями между Египтом и Израилем. Итогом и окончание кризиса в Адене и войны за независимость Южного Йемена стали вывод британских войск из Адена до 30 ноября 1967 года и провозглашение Народной Республики Южного Йемена.

Предпосылки

• 14 октября 1963 года. В горном районе Радфан, эмират Дала, вспыхнуло антибританское восстание, возглавленное Национальным фронтом освобождения Южного Йемена. Впоследствии это восстание превратилось в войну за независимость Южного Йемена. Радфан — труднодоступный горный район к востоку от дороги Аден — Дхала (Дала, эд-Дали). Что касается местных жителей, то командир 45 Commando подполковник Стивенс отзывался о них как о «враждебных ко всем чужакам, с детства вооруженных винтовкой, расценивающих появление британцев как возможность попрактиковаться в стрельбе».

События в Штате Аден

Как и каждый кризис, Аденский кризис на составляющие составляющих:

1. Начало (толчок).
2. Подозрительное затишье.
3. Апогей — события с января по август 1967 года.
4. Разрешение кризизиса — вывод осенью 1967 года британских войск из Южного Йемена.

Начало вооружённых столкновений

Военные действия начались 10 декабря 1963 года, член НФО бросил гранату в британского Верховного комиссионера Адена сэра Кеннеди Тревальскис (англ. Kennedy Trevaskis, когда он прибыл в аэропорт Хормаксар (англ. Khormaksar), чтобы лететь в Лондон. Граната убил женщину и ранила пятьдесят других людей. В тот же день в Адене было объявлено чрезвычайное положение.

Хормаксар — военный аэродром Адена, один из основных транспортных узлов для перевозки войск и грузов. По состоянию на сентября 1962 года, помимо транспортной авиации на нём базировались две эскадрильи истребителей-бомбардировщиков Hawker Hunter.

В 1964 году 24-я пехотная бригада прибыла для проведения земляных работ. Она оставалась в Адене и Аденском протекторате до ноября 1967 года.

НФО и Фронт за Освобождение Оккупированного Южного Йемена (FLOSY) (англ. Front for the Liberation of Occupied South Yemen) вели кампанию против британских войск в Адене, полагаясь в основном на атаку гранатами. Одно из таких нападение было совершено в декабре 1964 на RAF Khormaksar во время детского праздника и тогда убили одну девочку и ранили четверых детей.

Партизанские атаки были в основном сфокусированы на убийство британских офицеров и полицейских при исполнении служебных обязанностей. Преимущественно расправа была проведена в Кратере, старом арабском квартале Адена. Британские войска предпринимали попытки перехватить оружие ввозимое контрабандой НФО и FLOSY в Кратер по дороге Дала (англ. Dhala), но их усилия не увенчались успехом. Дхала (Дала, ад Дали) — населенный пункт, расположенный в восьмидесяти километрах к северу от Адена, недалеко от границы с Йеменом. Там располагался британский гарнизон. По сравнению с жертвами в британских войсках, количество погибших среди повстанцев было намного выше благодаря и преимущественно в межфракционной борьбе между различными племенами повстанцев.

1965 и 1966 года

1 сентября 1965 года. Повстанцами убит спикер Законодательного совета Адена.

В 1965 году англичане временно отстранили правительство Федерации Южной Аравии и ввел прямое колониальное правление.

Из 286 инцидентов в 1965 году и 540 в 1966 году инцидентов вырос в 1967 году до 2,900, большинство Brtish жизни утрачивается к гранатомету, мине и снайпера.

В июне 1966 года НФО не сделал часть кратера «Запретной зоной» (англ. "NO-GO AREA" но это было исправлено в течение дня, когда парашютный полк был отправлен в «Запретную зону» и убил 6 членов НФО и захватил 5.

22 декабря 1966 года самолёт DC3 авиалинии «Aden Airlines» был был разрушен установленной на борту бомбой и никто не выжил живых из 30 человек экипажа и пассажиров.

В течение 1966 году английские войска были призваны бороться с 480 инцидентов. В 1967 году, в последнем году британского присутствия, насчитывалось около 3000 подобных безобразий. Были несколько различных националистических группировок, борющихся с англичанами. Часто они воевали друг с другом. Наиболее известные группы:

1. Южноаравийская Лига (S.A.L.)
2. фронт освобождения Южного Йемена (F.L.O.S.Y.)
3. Организация освобождения оккупированной Южной (O.L.O.S.)
4. Народно-освободительная партия (P.L.P.)
5. Народный фронт освобождения (N.L.F.)

Уличные беспорядки в Адене

19-20 января 1967 г в Адене произошли массовые уличные беспорядки спровоцированные, по всей видимости, Народным Фромтом. После того, как полиция Адена потерял контроль, британский Верховный комиссионер сэр Ричард Тернбулл развернул британские войска, чтобы подавить бунт. 10 февраля 1967 года в Адене введен комендантский час в связи с волнениями, организованными повстанцами. Как только были подавлены беспорядки НФО, про-FLOSY бунтовщики вышли на улицы. Борьба между британскими силами и про-партизанским бунтовщиками продолжались до середины февраля, несмотря на вмешательство британских войск. Британские войска были вынуждены 40 раз открывать огонь, а в течение этого периода было 60 террористических атак с гранатами и стрельбой против британских войск и в том числе уничтожение Douglas DC-3 Аденских Авиалиний (англ. Aden Airways), который подвергся обстрелу в воздухе и все люди в самолёте были убиты.

• 1—7 апреля 1967 года. Визит дипломатической миссии ООН в Аден. Арабские националисты в знак протеста организовали всеобщую забастовку и начали кампанию террора.

• 26 мая 1967 года огнем с земли был сбит вертолет, на борту которого находился командир 3 Para Anthony Farrar-Hockley — прославленный ветеран нескольких войн, кавалер самых почетных наград, будущий генерал, командующий Союзными силами Северной Европы. К счастью, вынужденная посадка была совершена недалеко от позиций Z Company 45 CDO (морская пехота Великобритании), бойцы которой и пришли на выручку.

Мятеж арабской полиции и бои за Кратер

Июнь 1967 года — закрыли Суэцкий канал в связи с военными действиями между Египтом и Израилем. Суда следовавшие через Суэцкий канал бункеровались в Адене. Закрытие канал усилило кризис в Адене. Канал был открыт в 1975 году.

В июне 1967 года чрезвычайное положение в Йемене усугубилось на фоне обострения обстановки, так как после Шестидневной войны в июне 1967 года Гамаль Абдель Насер заявил, что британцы помогли Израилю в войне, и это привело к бунту сотни солдат в арабской армии Южной Федерации 20 июня, который также распространился в Аденском вооруженной полиции. Мятежники убили 22 британских солдата на территории Кратера и сбили вертолет, и, как следствие, Кратер был захвачен силами повстанцев.

Результаты 20 июня 1967 года были для британцев катастрофичны. Но ещё больше проблемой было решить, что же дальше делать в такой ситуации.

Радио Каира распространяло подхваченные западной и советской прессой репортажи о «народном восстании» в Кратере, в результате которого убито минимум 120 британских военнослужащих. Революционная риторика разгоралась — арабы уже провозглашали, что захват Кратера — ответ сионистам на разгром арабских армий в Шестидневной войне. Большинство из населявших Кратер 75 тысяч арабов, индусов и сомалийцев предпочитало сидеть дома.

Над районом реяли египетские, сирийские и ливанские флаги, мэр Адена Фуад Халифа признал свою принадлежность к FLOSY, вывесил над мэрией красный флаг и провозгласил «Народно-демократическую республику Кратера». Кратер был традиционной зоной влияния FLOSY, но мятежные полицейские из АВП принадлежали к НФО. И в результате мятежа оружие со складов полиции получили сторонники НФО. После того, как в кафе на Майдане был застрелен один из лидеров НФО Абдул Наби Мадрам, боевики НФО развернули охоту на сторонников FLOSY, мэр Халифа был похищен. Район захлестнули убийства, грабежи, поджоги. Полицейские не вмешивались.

Британцы перекрыли входы в Кратер: фузилёры заняли господствующие высоты над Марина Драйв, 45-е коммандо морпехов — над Мэйн Пасс. В первые дни, когда ещё не разгорелась междоусобица, боевики НФО пытались воевать против британцев. Заняв старый турецкий форт, высившийся над Кратером, вели прицельный огонь по британским позициям, 21 июня был тяжело ранен в голову капрал фузилёров Терри Бил из 9-го взвода роты Янки. Тогда морпехи из 45-го коммандо при поддержке драгунских «Саладинов» захватили форт, убив 4-х боевиков. Среди захваченного оружия был и противотанковый гранатомёт «Карл Густав».

Тела погибших британцев возвращены утром 22 июня при посредничестве римско-католической школы в Кратере. Вернули всех — обезображенные до невозможности опознания тела трёх фузилёров из подразделения Дэвиса были обнаружены полицейскими АВП на закате 21-го около кафе на Майдане. Двое были повешены, тело третьего прибито к дверям кафе (распяли?), граффити на стенах сообщали о казни «империалистических собак» по приговору «народного суда».

Политики и военные дискутировали, что же делать. 23 июня Тревельян прямо завил, что «если армия начнёт действовать, погибнет множество гражданских лиц среди арабов. Это может привести к настоящему мятежу Южноаравийских войск, который будет означать конец федерального правительство и обрушение Протектората в хаос». В схожем ключе высказывался и генерал Тауэр. Да и в Лондоне никак не желали признавать, что Уайтхолл в Южной Аравии был выстроен не только на песке, но и из песка.

Летом 1967 во время беспорядков в Кратере, морпехи блокировали район, охваченный волнениями. За эти дни снайперами морской пехоты было уничтожено более десятка вооруженных мятежников.

После этого войска окружили район (где немедленно начались столкновения между враждующими арабскими группировками). 7 июля под звуки традиционных волынок в район вступил батальон Горцев Аргайла и Сатерленда под командованием подполковника Колина Митчелла (который по результатам кампании заслужил прозвище «Mad Mitch» («Бешеный Митч»). Благодаря решительным действиям шотландцев, за одну ночь район был занят и относительный порядок восстановлен, при этом горцы не понесли потерь.

Вывод британских войск

Тем не менее, неоднократные партизанские атаки НФО против британских войск вскоре были возобновлены, в результате чего британцы были вынуждены 25 августа 1967 года начать вывод своих войск из Йемена через Аден.

5 сентября 1967 года. Британская сторона обратилась к арабским националистам с предложением начать мирные переговоры. 25 сентября 1967 года Арабские националисты призвали к заключению перемирия.

19 октября 1967 года. Убит Верховный комиссионер британской администрации в Адене.

В Адене колонизаторами была сделана последняя попытка спасти своё положение в Южном Йемене. Английские власти и их сторонники надеялись использовать острый кризис в отношениях между Национальным фронтом и другими национальными силами. Что-бы оставить свой «след» они настроили одну из местных национальных партий против НФ. 3 — 5 ноября 1967 года город Аден стал ареной кровопролитных стычек между сторонниками независимости. Однако НФ, получив поддержку федеральной армии (практически в полном составе перешедшей на его сторону) и полиции, сравнительно легко одержал победу. После этого НФ стал реальной политической и военной силой на всей территории Южного Йемена.

30 ноября 1967 года. Завершился вывод британских войск из Адена («День эвакуации» — государственный праздник Йеменской Республики), то есть раньше, чем было первоначально запланировано британским премьер-министром Гарольдом Вильсоном и без соглашения о смене правления. После вывода войск Великобритании Национальному Фронту Освобождения удалось захватить власть и провозгласить Народную Республику Южного Йемена. Так 30 ноября 1967 года перестали существовать Федерация Южной Аравии и Протекторат Южной Аравии.

См. также

• Аденская колония
• Федерация Южной Аравии
• Война за независимость Южного Йемена
• Война в горах Радфан

Литература

• Густерин П. В. Йеменская Республика и её города. — М.: Международные отношения, 2006. — ISBN 5-7133-1270-4

Ссылки

• Густерин П. [topwar.ru/73412-gibraltar-vostoka.html Гибралтар Востока.]

Отрывок, характеризующий Аденский кризис (1963—1967)

– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.