Адеркас, Эммануил Богданович

Эммануил Богданович фон Адеркас
Gotthard Emanuel von Aderkas
Род деятельности:	Дипломат, деятель общественного призрения
Дата рождения:	28 октября 1773(1773-10-28)
Место рождения:	имение Пейдегоф, остров Эзель
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	25 октября 1861(1861-10-25) (87 лет)
Место смерти:	г. Аренсбург, остров Эзель
Отец:	Готтгард Вильгельм фон Адеркас (1741 - 1813)
Мать:	Шарлотта фон Гильденштуббе (1743 - 1789)
Супруга:	1. Елизавета Христофоровна фон Нолькен (ум. 1853), 2. Евгения Михайловна Мягкова (1831—1870)
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Эммануил Богданович фон Адеркас (нем.  Gotthard Emanuel von Aderkas) (1773—1861, Аренсбург) — дипломат, деятель общественного призрения, тайный советник, кавалер орденов: Св. Владимира 4 и 3 ст., Св. Анны 2 ст. с бриллиантами, Св. Станислава 2 ст. со звездой. Принадлежит к роду Адеркас.

Биография

Эммануил Богданович родился в имении Пейде на острове Эзель. С юных лет был предназначен отцом для дипломатической карьеры. В 1791 году поступил в Коллегию иностранных дел в Петербурге. С 1795 года обучался в университете Геттингена. В 1799 году вернулся в Коллегию иностранных дел и в 1800 получил чин коллежского асессора. В 1802 году получил назначение в канцелярию вновь образованного посольства к первому курфюрсту Баденскому. После разрыва дипломатических отношений с наполеоновской Францией назначен поверенным в делах при Баденском Дворе. Активно противостоял деятельности секретных служб Наполеона и первым сообщил о переходе французской армии через Рейн русскому посланнику в Пруссии барону Алопеусу. Зимой 1806 года с русскими и шведскими войсками Готтгард Эммануил оказался в Любеке, где был принят Великой княгиней Марией Павловной и отправлен ей с секретной миссией в Петербург. Проделав рискованное путешествие через Данию, Швецию и по льду Ботнического залива, Адеркас доставил сообщение в Петербург на неделю раньше курьеров из Шлезвига и Германии. Был произведен в надворные советники (13.12.1806).

В 1808 году Эммануил Богданович получил назначение в русское консульство в Дании и, официально занимаясь проблемами русского торгового флота в Норвегии, участвовал в секретных миссиях против Швеции. По итогам успешной деятельности был назначен в 1810 году генеральным консулом в Любек, где оставался до занятия его французскими войсками. В 1812 году Адеркас был произведен в коллежские советники и назначен состоять при наследнике шведского престола Карле Юхане Бернадотте, который в 1813 году возглавил Северную армию в Шестой антинаполеоновской коалиции. Здесь, при штабе армии, Эммануил Богданович, благодаря своим разветвленным связям, способствовал её успешному движению и снабжению. После ухода французских войск из Любека в 1814 году, он вновь возвратился туда в качестве генерального консула. Здесь он также способствовал вначале снабжению русской армии всем необходимым, а позже — успешной отправке гвардии в Петербург. Награждён Орденом Св. Анны 2 степени. В Любеке Эммануил Богданович сблизился с известным богословом пастором И. Гайбелем и участвовал в основании местного миссионерского общества. В 1820 году это повлияло на решение Адеркаса оставить дипломатическую карьеру ради назначения во вновь учрежденную в Петербурге Генеральную Евангелическо-лютеранскую консисторию, куда его рекомендовал первый епископ в России — Захарий Сигнеус.

Вернувшись в 1820 году в Петербург, Эммануил Богданович поступил на службу в Главное правление училищ, был избран президентом Императорского филантропического общества и Коллегии общественного призрения. В 1822 году Адеркас был обвинителем на общественном процессе против профессоров Петербургского университета, где доказывал недопустимость политического давления преподавателей на учеников. В 1826 году за труды по устройству Петербургского дома вдов и сирот («Дом призрения убогих Императорского человеколюбивого общества», или Порошинская богадельня) Эммануилу Богдановичу были пожалованы алмазные знаки к Ордену Св. Анны. В том же году он был произведен в статские советники. В 1830 — в действительные статские советники; в 1851 — в тайные советники. В 1830-40 годы Адеркас являлся куратором учебных заведений в Риге и Аренсбурге. Был награждён Орденами: в 1829 — Св. Владимира 4 степени, в 1832 — Св. Владимира 3 степени и в 1834 — Св. Станислава 2 степени со звездой. Также являлся членом Московского общества испытателей природы.

Эммануил Богданович фон Адеркас после смерти брата в 1836 году унаследовал имение Талик на острове Эзель и был арендатором имения Заостровье в Петербургской губернии. После отставки в 1859 году жил в Аренсбурге в Лифляндии, где и скончался.

Литература

• Русский биографический словарь, т.1, Санкт-Петербург: тип. И. Н. Скороходова, 1896
• Немцы России: Энциклопедия, т.1, Москва 1999
• Ottokar v. Aderkas, Beiträge zur Geschichte des uradeligen Geschlechts von Aderkas

Отрывок, характеризующий Адеркас, Эммануил Богданович

– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.