Адерманис, Имантс
Поделись знанием:
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
| Имантс Адерманис | |
| Imants Adermanis | |
 Имантс Адерманис в роли Вилли Мессершмитта в фильме Последний рейс «Альбатроса» (1971) | |
| Имя при рождении: |
Имантс Адерманис |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Профессия: | |
| Гражданство: | |
| Театр: |
Национальный театр |
| IMDb: | |
И́мантс А́дерманис (латыш. Imants Adermanis; 10 августа 1930 — 26 июня 1996) — советский и латвийский актёр, режиссёр и театральный педагог.
Содержание
Биография
Имантс Адерманис родился 10 августа 1930 года в Риге, в рабочей семье. Отец работал шофёром, мать — швеёй.
Окончил 11-ю Рижскую среднюю школу и актёрское отделение театрального факультета Латвийской государственной консерватории им. Я. Витола (1956). Учился на филологическом факультете Латвийского государственного университета (1949—1952).
Работал диктором Латвийского радио (1950—1953), актёром Художественного театра им. Я. Райниса (1956—1958) и Драматического театра им. А. Упита (Национального театра, 1958—1993), руководителем драматического кружка Латвийского государственного университета (1965—1971), педагогом (1971—1992) и заведующим театральной кафедрой Латвийской государственной консерватории им. Я. Витола (1973—1986)[1].
Был женат в первом браке на киноредакторе Айне Адермане, во втором — на актрисе Расме Роге, в третьем — на работнике культуры Лаймдоте Адермане.
Умер в Риге 26 июня 1996 года. Похоронен на Лесном кладбище.
Творчество
Роли в театре
Художественный театр им. Я. Райниса
- 1956 — «Вечно живые» Виктора Розова — Борис
- 1957 — «Вей, ветерок» Райниса — Улдис
Драматический театр им. А. Упита (Национальный театр)
- 1959 — «Плот Медузы» Жана Гривы — Клав
- 1960 — «Иркутская история» Алексея Арбузова — Сергей
- 1961 — «Он сказал — нет» А. Хеллана — Фрэнк Уоррен
- 1962 — «Мне тридцать лет» Петериса Петерсона — Каспарс
- 1963 — «Маленькие трагедии» А. С. Пушкина — Дон Хуан
- 1963 — «Три товарища» по роману Эриха Мария Ремарка — Роберт Локамп
- 1965 — «Трёхгрошовая опера» Бертольта Брехта — Макхит
- 1967 — «Чёртов кряж» Эгона Ливса — Андрейс
- 1968 — «Электра» Софокла — Орест
- 1969 — «Дни портных в Силмачах» Рудольфа Блауманиса — Дударс
- 1970 — «Однажды, в новогоднюю ночь…» Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова — Лукашин
- 1973 — «Тёплая, симпатичная ушанка» Хария Гулбиса — Мадарс
- 1975 — «Федра» Жана Расина — Тесей
- 1978 — «Голодранцы — аристократы» Эдуардо Скарпетта — Бетина
- 1981 — «Ревизор» Н. В. Гоголя — Городничий
- 1982 — «Чудесные похождения старого Тайзеля» Маргера Зариньша — Тайзель
- 1983 — «Альберт» Хария Гулбиса — Гаэтано
- 1985 — «Времена землемеров» Рейниса и Матиса Каудзит — Павулс
- 1991 — «Приблудившийся котёнок» Я. Петерсона — Брувер
- 1991 — «Проделки Скапена» Мольера — Жеронт
- 1992 — «Беден, как церковная мышь» Л. Фодора — Фридрих Талгейм
- 1993 — «Круг» Сомерсета Моэма — Клайв
Режиссёрские работы
Национальный театр
- 1976 — «Пиросмани, Пиросмани, Пиросмани…» Вадима Коростылёва
- 1990 — «Проделки Скапена» Мольера
- 1991 — «Лиса и виноград» Гильермо Фигейреду
- 1993 — «Проказник» Карло Гольдони
Фильмография
- 1967 — В предрассветной дымке — Эрнест
- 1971 — Последний рейс «Альбатроса» — Вилли Мессершмитт
- 1971 — Наследники военной дороги
- 1972 — Афера Цеплиса — Зутис
- 1973 — Шах королеве бриллиантов — прокурор
- 1973 — Ключи города — Грава
- 1974 — Ответная мера — Гофман
- 1977 — Отблеск в воде
- 1977 — Мальчуган
- 1985 — Проделки сорванца — хозяин
Напишите отзыв о статье "Адерманис, Имантс"
Примечания
- ↑ Teātris un kino biogrāfijās : enciklopēdija / sast. un galv. red. Māra Niedra; māksl. Aleksandrs Busse. — Rīga : Preses nams, 1999-. — (Latvija un latvieši). 1.sēj. A-J. — 1999. — 462 lpp. : il. ISBN 9984-00-331-0 (латыш.)
Отрывок, характеризующий Адерманис, Имантс
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
