Аджария

Автономная Республика Аджария
груз. აჭარის ავტონომიური რესპუბლიკა

Герб Флаг
Страна	Грузия Грузия
Статус	автономная республика
Включает	4 муниципалитета, 1 город р.п.
Административный центр	Батуми
Крупнейшие города	Батуми (152839 чел., 2014 г.), Кобулети (16546 чел.)
Председатель Правительства	Арчил Хабадзе
Председатель Верховного Совета	Автандил Беридзе
Официальный язык	грузинский
Население (2016, оценка)	▲337 000 чел.
Национальный состав	грузины (аджарцы) 96,0%, армяне 1,6%, русские 1,1%, украинцы 0,2%, греки 0,2%
Конфессиональный состав	православные (64%), мусульмане (30%)
Площадь	2899 км²
Код ISO 3166-2	GE-AJ
[www.adjara.gov.ge/eng/ Официальный сайт]

Аджа́рия (груз. აჭარა, Ačʼara), Автоно́мная Респу́блика Аджа́рия (груз. აჭარის ავტონომიური რესპუბლიკა,) — исторический, географический и политико-административный регион на крайнем юго-западе Грузии.

Образована 16 июля 1921 года как Аджарская АССР как единственная в номинально атеистическом СССР автономия, основанная не на национальном, а на религиозном принципе. Cовременное название — с 1990 года. Аджарская столица Батуми — основные морские ворота Грузии. В приморской зоне (Кобулети, Махинджаури, Гонио, Сарпи и др.) расположены санаторно-лечебные учреждения, в основном созданные в советское время. Действуют горные курорты.

Основное население Аджарии — аджарцы, этнографическая группа грузинского народа, среди которой в Средние века широко распространился ислам.

История

Впервые территория Аджарии была заселена ещё в каменном веке, что подтверждается археологическими находками возле горного курорта Бешуми. Бассейн реки Чолоки являются одним из главных очагов металлургии. На территории встречается множество памятников бронзового и раннежелезного периодов. В письменных грузинских источниках первое упоминание Аджарии встречается в III в. до н. э. как часть древнего грузинского царства Картли. По легенде, из Аджарии началась проповедь христианства в Грузии — после прихода апостола Андрея Первозванного.

На территории Аджарии расположена цитадель древних колхов — крепость Гонио, первое упоминание которой принадлежит Плинию Младшему (I век н. э.).

В 1991 году председателем Верховного совета Аджарской Автономной Республики стал Аслан Абашидзе. После начала гражданской войны он создал собственную армию в качестве противовеса вооружённым группировкам, объединявших сторонников и противников Звиада Гамсахурдия. В отличие от руководства Абхазии и Южной Осетии, Абашидзе не пытался добиваться независимости Аджарии и развивал её как «свободную экономическую зону» с правом оставления таможенных сборов в республике, а в 2000 году добился внесения в Конституцию Грузии особого государственного статуса Аджарии. Фактически он являлся полунезависимым правителем республики. Кроме того, в Батуми располагалась 145-я мотострелковая дивизия ВС России, с руководством которой Абашидзе поддерживал дружеские отношения. До 1999 года ему помогали также российские погранвойска, но после их ухода он начал подготовку собственных пограничников. В связи с присутствием в Аджарии военной базы ВС России у российского руководства имелся реальный механизм если не влияния, то, по меньшей мере, контроля ситуации в аджарском регионе. Грузия же стремилась вернуть влияние на Батуми. Противоречия между региональными властями и новыми центральными властями Грузии достигли высокого уровня и вылились в Аджарский кризис (2004). Масштабный вооружённый конфликт в автономной республике был предотвращён в результате переговоров между Россией и Грузией. В Аджарию отправился секретарь Совета Безопасности России Игорь Иванов. В ночь с 5 на 6 мая Аслан Абашидзе вместе с сыном Георгием покинули Аджарию, вылетев с секретарём Совета Безопасности России в Москву. Аджарский кризис завершился полным подчинением автономии столичным властям.

География

На юге граничит с Турцией (на протяжении 121 км), с запада и северо-запада омывается Чёрным морем. Площадь Аджарии — 2,9 тысячи квадратных километров, население — свыше 400 тысяч человек (в основном грузины). Территория Аджарии по особенностям природных условий делится на две части — приморскую и нагорную.

Климат

Приморская Аджария отличается характерной для субтропической зоны высокой среднегодовой температурой (+14,5 градуса, при этом температура самого холодного месяца зимы — января — составляет +6,5 градусов), обилием осадков (в среднем 2500 мм в год) и солнечных дней. Субтропики прибрежной Аджарии относятся к влажному подтипу и отличаются от сухих средиземноморских субтропиков в Северном и Западном Причерноморье. В нагорной Аджарии влияние Чёрного моря из-за горных преград ослаблено, поэтому воздух здесь отличается большей сухостью. Средняя высота гор — 2000—3500 м. Через перевал Годерс (2025 м) проходит автомобильная дорога государственного значения Батуми — Ахалцихе. В Хуло, на высоте 920 м над уровнем моря, средняя температура в январе составляет +1 градус, в июле +19 градусов.

Гидрография

Почти все реки Аджарии относятся к Черноморскому бассейну. Самая полноводная река — Чорох, устье которой расположено в Грузии (протяжённость русла реки Чорох на территории Аджарии — 26 км), также на территорий Аджарии есть два притока реки Чорох — Аджарисцкали и Мачахела. В Чёрное море непосредственно впадают реки Кинтриши, Чаквисцкали, Королисцкали. Горные реки Аджарии имеют высокий гидроэнергетический потенциал (до 1,2 млрд КВт.).

Флора и фауна

Уникальна и разнообразна флора и фауна Аджарии. Особенности местного растительного мира связаны с тем, что в ледниковый период Колхида явилась пристанищем древнейших реликтов. Вместе с тем, значительная часть реликтов местного колхидского происхождения, часть из них эндемична. Флора Аджарии насчитывает около 1700 видов растений. Из них в Красную книгу Грузии внесён 41 вид. Леса занимают площадь 186 965 га, причём лесистость составляет 65,1 %, тогда как в целом по Грузии этот показатель равен 39,6 %, в мире — 27 %, а в соседней Турции — 11 %. Более 60 % лесов расположены на высоте 1000 м над уровнем моря. В основном распространены лиственные (бук, дуб) и хвойные (ель, сосна, пихта) леса. Для охраны ценной охотничьей, промысловой и полезной фауны образован Кинтришский заповедник.

Полезные ископаемые

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Полезные ископаемые Аджарии богаты и разнообразны— залежи меди и полиметаллов (Вараза, Оболо-Канли-Каиа, Цкалбокела, Верхнала, Велибури, Ваио), содержащие драгоценные и редкие элементы; месторождения стройматериалов, цветных и поделочных камней, минеральные и пресные воды.

На прибрежной полосе Чёрного моря, на отрезке Кобулети — Чолоки, имеются магнитные пески.

Из химического сырья следует отметить серный колчедан и многочисленные проявления алунита.

Широко распространены горные породы, которые можно использовать для строительных целей. Это разного рода вулканические и интрузивные породы: андезиты, базальты, сиениты, дациты и др. С древнейших времён природные камни использовались для церковного и гражданского строительства.

На Черноморском шельфе есть перспективы обнаружения нефтяных и газовых месторождений. Обнаружены несколько перспективных структур, которые находятся в море на глубине от 50 до 1500 метров.

Административное деление Аджарии

Аджария состоит из 5-ти муниципалитетов (до 2006 года — районов) и 1 города республиканского значения (Батуми).

Муниципалитет	площадь, км²	население 2014, чел.	население 2016, чел.	центр
Батуми, город	65	161 200	154 600	Батуми
Кедский муниципалитет	452	20 600	16 900	Кеда
Кобулетский муниципалитет	720	93 300	75 200	Кобулети
Хелвачаурский муниципалитет	365	62 500	51 700	Хелвачаури
Хулойский муниципалитет	710	36 100	23 500	Хуло
Шуахевский муниципалитет	588	22 900	15 100	Шуахеви
Аджария, всего	2899	396 600	337 000	Батуми

Население

По состоянию на 1 января 2016 года численность населения Аджарии составила 337 000 жителей, на 1 января 2014 года — 396 600 жителей

Население республики по переписи населения 2014 года составило 336 077 человек, по переписи 2002 года — 376 016 человек (среди которых 93,4 % — грузины (аджарцы), 2,4 % — русские, 2,4 % — армяне, 0,6 % — греки, 0,4 % — абхазы, 0,9 % —другие).

Народы

Национальный состав населения муниципалитетов Аджарии (2002)

Край, муниципалитет	всего	грузи- ны	%	рус- ские	%	армя- не	%	гре- ки	%	абха- зы	%	ук- раин- цы	%	азер- байд- жанцы	%	осети- ны	%	ези- ды	%	дру- гие	%
Аджария	376016	351132	93,38%	9073	2,41%	8848	2,35%	2168	0,58%	1558	0,41%	1056	0,28%	542	0,14%	208	0,06%	76	0,02%	1355	0,36%
Батуми	121806	104313	85,64%	6300	5,17%	7517	6,17%	587	0,48%	800	0,66%	770	0,63%	301	0,25%	142	0,12%	69	0,06%	1007	0,82%
Кедский мун.	20024	19958	99,67%	26	0,13%	8	0,04%	0	0,00%	15	0,07%	3	0,01%	7	0,03%	2	0,01%	0	0,00%	5	0,02%
Кобулетский мун.	88063	83367	94,67%	1692	1,92%	958	1,09%	1487	1,69%	50	0,06%	176	0,20%	79	0,09%	36	0,04%	7	0,01%	211	0,24%
Хелвачаурский мун.	90843	88321	97,22%	1029	1,13%	355	0,39%	91	0,10%	645	0,71%	103	0,11%	151	0,17%	19	0,02%	0	0,00%	129	0,14%
Хулойский мун.	33430	33377	99,84%	12	0,04%	5	0,01%	2	0,01%	23	0,07%	2	0,01%	3	0,01%	4	0,01%	0	0,00%	2	0,01%
Шуахевский мун.	21850	21796	99,75%	14	0,06%	5	0,02%	1	0,00%	25	0,11%	2	0,01%	1	0,00%	5	0,02%	0	0,00%	1	0,00%

Межэтнические отношения в республике носят спокойный характер, хотя в постсоветские годы произошёл массовый отток населения за рубеж, снизилась доля русскоязычного населения. По переписи 1989 г.:

• Грузины 82,8 %,
• Русские 7,7 %
• Армяне 4,0 %
• Прочие 5,5 %

Этнографически аджарцы, как относительно самостоятельная этническая группа, сформировались в период между XV—XIX веками, на базе исламизированных, но не до конца отуреченных грузин Османской империи. Переход Аджарии под юрисдикцию Российской империи положил конец этому процессу тюркизации. До 1926 года общепринятым для описания аджарцев был термин грузины-мусульмане. В ходе переписи населения 1926 году молодая советская власть в республике впервые ввела термин аджарцы для описания местных грузин-мусульман, насчитав 71.498 аджарца. Поскольку основным индикатором аджарской национальности была религия (ислам), а советское правительство в 1939—1989 гг. официально придерживалось политики секуляризации и/или атеизма, данные по аджарцам не собирались. Они официально причислялись к грузинам, хотя по договору с Турцией Аджария формально получила автономный статус со столицей в г. Батуми, который сохранялся на протяжении всего советского и постсоветского периода. В условиях независимой Грузии аджарцы по-прежнему причисляются к грузинам и составляют 93,4 % населении республики Аджария (351 тыс. чел), где крупнейшим этническим меньшинством являются русские (2,4 % или 9 тыс.). Исторически значительны были межэтнические контакты аджарцев с армянами, греками (в особенности понтийцами) и т. д. Данные о религиозной принадлежности аджарцев ранее определялись в ходе общественных опросов, лишь в ходе переписи 2002 были установлены точные цифры.

Религия

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В годы османской власти, как и другие крипто-христиане, аджарцы смешивали ислам и православие в быту. Массовая рехристианизация грузинского населения Аджарии в 1990-х и 2000-х, которую поощряла Грузинская православная церковь, привела к тому, что ныне соотношение христиан и мусульман в Аджарии составляет 70 % к 30 %, хотя ещё в конце 1980-х абсолютно преобладали мусульмане (70 %). По данным переписи населения 2002 года:

• 60,6 % населения Аджарии — приверженцы Грузинской Православной Церкви,
• 30,4 % — мусульмане-сунниты,
• 0,8 % — приверженцы Армянской Апостольской Церкви,
• 0,2 % — католики,
• 6 % — атеисты и прочие.

Общая карта

Условные обозначения:

	Центр автономной республики, более 100 000 чел.
	от 10 000 до 25 000 чел.
	от 5 000 до 10 000 чел.
	от 2 000 до 5 000 чел.
	от 1 000 до 2 000 чел.
	от 500 до 1 000 чел.

Турция

Гурия

Самцхе-Джавахети

Батуми

Кобулети

Кеда

Махинджаури

Очхамури

Хуло

Чакви

Шуахеви

Хелвачаури

Гонио

Ахалсопели

Мцване-Концхи

Сарпи

Эрге

Колотаури

Гегелидзееби

Мухаэстате

Цихисдзири

Чаисубани

Дидаджара

Населенные пункты Аджарии

См. также

• Аджарский кризис 2004 года
• Аджарская музыка
• Черноморское побережье Кавказа

Ссылки

• [wiki.laser.ru/index.php/%D0%90%D0%B4%D0%B6%D0%B0%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%90%D0%A1%D0%A1%D0%A0 Аджарская АССР] статья МСЭ 1931 г.

Отрывок, характеризующий Аджария

Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.