Аджзи

Сиддики Аджзи
Имя при рождении:	Саидахмад Хасанходжа оглы Сиддики
Род деятельности:	путешественник, писатель, переводчик-полиглот, джадидист
Дата рождения:	1864(1864)
Место рождения:	кишлак Халвои , вблизи Самарканда, Бухарский Эмират
Гражданство:	Бухарский Эмират Российская Империя СССР
Дата смерти:	июль 1927
Место смерти:	Самарканд, Узбекская ССР, СССР
Награды и премии:	Заслуженный учитель Узбекской ССР - 1926

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Аджзи́ настоящее имя Саидахмад Хасанходжа оглы Сиддики (узб. Сиддиқий Ажзий / Саидаҳмад Ҳасанхўжа ўғли Сиддиқий; род. 1864 год, кишлак Халвои, недалеко от Самарканда, Бухарский Эмират; умер 1927 год, Самарканд, Узбекская ССР, СССР) — среднеазиатский, узбекский и советский путешественник, писатель, переводчик-полиглот и джадидист.

Биография

Саидахмад Хасанходжа оглы Сиддики родился в 1864 году в кишлаке Халвои который находился недалеко от Самарканда, Бухарский Эмират, в бедной семье. В детстве осиротел но продолжал учиться в местной Медресе. Его воспитывали дедушка и тётя. Позднее работал с часовщиками. Немного повзрослев, он пошел в Бухару учится в большом Медресе. Через два или три года он прекратил своё образование в бухарской медресе и работал в различных работах, в том числе в качестве писца у Кади.

В 1901 году Сиддики продал унаследованный ему от отца дом с земельным участком и на вырученные деньги уехал вместе с караваном на священный Хадж в Мекке. После совершения Хаджа, Сиддики начал путешествовать и побывал в городах и странах Аравийского полуострова, в Турции, Ираке, Иране, Афганистане. Сиддики также побывал на Кавказе, городах Российской Империи, в том числе в Баку, Тифлисе, Москве, Санкт-Петербурге, Великом Новгороде. После длительного путешествия он вернулся в Среднюю Азию. В 1900 году работал в качестве переводчика в посольстве Российской Империи в Джидде.

Во время своего путешествия он познакомился в Баку с джадидистами Закавказья и вернувшись домой он вместе с еще одним джадидистом Исхокхоном Ибратом основали школу с новым методом обучения в кишлаке Халвои который находился недалеко от Самарканда. Школа которая основана ими сохранилось до наших дней. Школа работает до сих пор и она названа в честь Сыддыкия Аджзия. В декабре 1913 года имам Медресе Улугбека вызвал их для порицания и хотел убить их за богохульство.

Сиддики Аджзи владел в совершенстве узбекским, таджикским, персидским, арабским, турецким и азербайджанским языком. Позднее научился и русскому языку до совершенства. Переводил произведения великих писателей и поэтов на языки которыми владел. В частности, В 1908—1910 годах он перевел на узбекский и таджикский языки произведения Льва Толстого, басни Ивана Крылова а также поветь Николая Гоголя - «Шинель».

Также, Сиддики Аджзи разрабатывал специальные учебники для школ Средней Азии. В 1880-х годах начал писать стихи, среди них такие сборники стихов как: «Айн уль-адаб» (Источник этики) и «Ганджинаи хикмат» (Клад притчей). В 1912 году был опубликован его дастан - «Анджумани арвох» (Собрание духов), а в 1914 году дастан - «Миръоти ибрат» (Зеркало подражания). В дастане «Миръоти ибрат» повествуются проблемы и трагического состояние Туркестана, а также мысли о предотвращении этих проблем в реальности. В частности в нем говорится:

Наука и знания, государство, язык, закон — без этого у ни одной нации нет будущего, учесть нации у которого нет этих четырех вещей - гибель.

Оригинальный текст (узб.)  

Илм-фан, давлат, тил, қонун — буларсиз ҳеч бир миллатнинг истиқболи йўқ, бу тўрт нарсани қўлга киритмаган миллат ҳалокатга маҳкумдир.

Многие его повести, дастаны и стихи были переведены на турецкий, азербайджанский, персидский и другие языки. В своих произведениях Аджзи пытался вовлечь людей во всеобщее духовное взросление, критиковал однотипный режим в Бухарском Эмирате, советскую власть Аджзи критиковал за неуважение с их стороны местных народов и обычаев Средней Азии. В 1914 году Аджзи открыл в Самарканде книжный магазин «Зарафшон» и продавал книги разных исторических эпох которые были написаны на персидском, таджикском, узбекском, турецком, русском и других языках.

После февральской революции 1917 года, Аджзи начал участвовать в народном движении. В 1918—1921 годах работал комиссаром в Самаркандском областном суде. В 1922 году отверг все государственные должности и вернулся в свою прежнюю работу и был школьным учителем. Позднее, он активно участвовал в основании сатирических журналов «Машраб» и «Мулла Мушфикий», а также газеты «Зарафшон» на узбекском и таджикском языке. Специально для этих журналов и газет написал сатирические повести, такие как: «Майна», «Гинагина», «Шашпар», «Тир», «Гумном» и «Олмос». В этих сатирических повестях содержались явные намёки на существующий режим и опасения его последствий. В 1920-е годы Аджзи стал одним из ключевых деятелей образования и культуры.

Зимой 1926 года Аджзи сильно заболел и вскоре в июле 1927 года скончался в Самарканде.

Опубликованные работы Аджзи Сиддики

• Сиддики Аджзи. Танланган асарлар. — Ташкент: Нашриёт, 1973.

• Сиддики Аджзи. Миръоти ибрат. — Ташкент: Миллий уйгониш, 1993.

• Ибрат, Аджзи, Суфизода. Танланган асарлар. — Ташкент: Маънавият, 1999.

Литература

• Вадуд Махмуд. Тюркский писатель и поэт Аджзи. — Ташкент: Миллий уйгониш, 1993. — С. 42-50.

• Рахим Хошим. Размышления о Сиддики. — Ташкент: Миллий уйгониш. — С. 86-95.

• Ботир Косимов. Маслакдошлар: Бехбудий, Сиддики Аджзи, Фитрат. — Ташкент: Нашриёт, 1994.

• Национальная энциклопедия Узбекистана. — O'zbekiston milliy ensiklopediyasi davlat ilmiy nashriyoti, 2000. — Т. 1.

Отрывок, характеризующий Аджзи

«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».