Адиль-Герей I Музаффар
| Адиль-Герей I | |
| Псевдоним |
Музаффар (Победоносный) |
|---|---|
| Дата рождения |
сер. XVI века |
| Место рождения | |
| Дата смерти |
(после 1614 года) |
| Место смерти | |
| Звание |
шамхал Тарковского шамхальства |
| Сражения/войны |
битва на Манаском взморье, возле Буйнаков- 1594 год, Караманское сражение-1605 год |
Адиль-Герей Музаффар I (Победоносный) шамхал Тарковский (1609-после 1614 года), сын шамхала Сурхая II.
Правление
Адиль-Герей I предпринимал все меры для международного признания шамхальского кумыкского государства, искал себе союзника не только в лице России, Ирана, но и лице Османской Турции. Стремился и к распространению своего влияния и власти среди горских обществ и расширению границ своего владения за счёт приобретения новых земель в Нагорном Дагестане.
В 1594 году князь А.Хворостинин, после захвата Тарков, продвигался со своими стрельцами в южном направлении, имея целью открыть путь к Дербенту. Но на равнине, на Манасском взморье, у Буйнаков со своими войсками ему путь преградил Адиль-Герей, и русские, и кумыки бились не на жизнь, а насмерть. Много полегло в этой битве воинов с обеих сторон. Князь А.Хворостинин бежал, оставив на поле боя убитыми и раненными много своих воинов.
В 1604 году Москва предприняла ещё один решительный поход против Тарков. В этом походе "собралось войск тысяч до 10" (В. Потто). В ней приняли участие и некоторые окоцкие (Ших-Мурза, Ботай) и черкесские (терские) мурзы (Сююнч-Али Черкасский), терские и гребенские казаки (Кушева). Русские летописи свидетельствуют: Бутурлин, "не встречая сопротивления", занял Эндирей и Теплые воды, "заложил крепость на Тузулуке", а шамхал, "старец ветхий" бежал в горы. Укрепленный каменными стенами Тарки русскими войсками был взят штурмом. "Приступ поведен был с двух сторон: с одной - шел Бутурлин со стрелецкими полками, с другой - Плещеев с боярскими детьми и с Терскими и Гребенскими казаками". Тарковцы оказали упорное сопротивление, но шевкальской начальной город" взят русскими, которые сразу же приступили к строительству укрепления, назвав его Новым городом.[1].
Герею удалось собрать и сколотить огромное войско, состоявшее, по имеющимся сведениям, из собственных сил, сил крым-шамхала, кайтагцев, эндиреевского владетеля, насчитывавшее более 20 тыс. человек. "Неприятельская сила была чрезмерно велика" - сообщает об этом русская летопись. Этими силами он и заблокировал царские войска в Тарках. На помощь Герею подоспело из Шемахи и турецкое войско - "паша и с ним турские люди и еныченя".[2].
Существенную услугу своему брату оказал "предприимчивый и честолюбивый Султан-Мут". Он привел из Кабарды 13 тыс. черкесов, которые, как указывает А.-К. Бакиханов, "были подкреплены крымскими татарами и Гирей-хан Шамхалом", изгнал русских из крепости при Эндирее (Кызыл-яр) и Койсу отряд князя Долгорукого (гарнизон крепости на Койсу в 1604 году насчитывал 1 тыс. стрельцов - (см.: Какаш и Тектандер. Указ. соч.40). Убедившись в безнадежности сопротивления, князь Долгорукий сжег крепость и отступил на кораблях в Терский город[3]. В награду за это впоследствии Герей, как указывает Д.-М.Шейхалиев, уступил ему всю Засулакскую Кумыкию "как край уже им у неприятеля отвоеванный".
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
См. также
kumukia.ru/article-9244.html?searched=Адиль-Герей+Музаффар&advsearch
Напишите отзыв о статье "Адиль-Герей I Музаффар"
Примечания
- ↑ . Карамзин Н.М., т.ХI, кн.3, с. 37.
- ↑ [kumukia.ru/article-9244.html?searched=Адиль-Герей+Музаффар&advsearch Кумыкский мир | Герей-шаухал Музаффар (Победоносец)]
- ↑ .Карамзин. Указ. соч., т.11, с. 43.
Отрывок, характеризующий Адиль-Герей I Музаффар
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
