Адлерберг, Николай Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Владимирович Адлерберг
Дата рождения

31 (19) мая 1819(1819-05-19)

Место рождения

Санкт-Петербург

Дата смерти

25 (13) декабря 1892(1892-12-13) (73 года)

Место смерти

Мюнхен

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

пехота

Звание

генерал от инфантерии

Командовал

Финляндский военный округ

Сражения/войны

Кавказская война 1817—1864,
Венгерский поход 1849,
Крымская война

Награды и премии

Орден Святой Анны 3-й ст. (1842),
Золотое оружие «За храбрость» (1844),
Орден Святого Владимира 4-й ст. (1848),
Орден Святой Анны 2-й ст. (1849),
Орден Святого Владимира 3-й ст. (1854),
Орден Святого Станислава 1-й ст. (1855),
Орден Святой Анны 1-й ст. (1859),
Орден Святого Владимира 2-й ст. (1865),
Орден Белого Орла (1867),
Орден Святого Александра Невского (1872),
Орден Святого Владимира 1-й ст. (1876).

Связи

Амалия Адлерберг

Граф Никола́й Влади́мирович А́длерберг (1819—1892) — русский государственный и военный деятель, генерал-адъютант (30 августа 1857), генерал от инфантерии (17 апреля 1870), участник покорения Кавказа, Финляндский генерал-губернатор (1866—1881).



Биография

Родился в 1819 году, сын графа Владимира Фёдоровича Адлерберга. Православного вероисповедания.

Близкий друг юности А. К. Толстого, адресат его шуточных стихотворений и писем.

30 декабря 1830 года зачислен в Пажеский корпус и 27 июля 1837 г., закончив в нём обучение, был произведён в прапорщики и выпущен в лейб-гвардии Преображенский полк; 6 декабря 1838 года назначен флигель-адъютантом к Его Величеству и 1 апреля 1840 года произведён в подпоручики.

В 1841 г. командирован в отдельный Кавказский корпус и принял участие в военных действиях на Кавказе. Состоя с апреля в отряде генерал-лейтенанта К. К. Фези, был при взятии укреплённого аула Чиркей, после чего был послан к командиру корпуса Е. А. Головину и вошёл в состав отряда генерал-лейтенанта П. Х. Граббе и был в деле при Акташ-Аухе и первом бою при Захан-Юрте. Командированный в распоряжение генерал-лейтенанта И. М. Лабынцева Адлерберг занимался сплавом рубленого на неприятельской стороне леса, и затем находился во втором бою у Захан-Юрта. За отличие в кампании 1841 г. Адлерберг 19 апреля 1842 г. был произведён в поручики и затем командирован в центральные губернии России для набора нижних чинов из гарнизонных батальонов для формируемого 3-го Кавказского линейного батальона. В 1842 и 1843 гг. занимался рекрутскими наборами в Царстве Польском и Тульской губернии, а в феврале 1844 г. снова отправился на Кавказ. В мае послан генералом А. И. Нейдгардтом с небольшим отрядом для прикрытия инженерных работ в горах и затем последовательно состоял для особых поручений при генералах Р. К. Фрейтаге, И. М. Лабынцеве, А. Н. Лидерсе и в конце кампании был в составе отряда Д. В. Пассека в экспедиции к аулу Салты. За отличие в боях с горцами 1 июля произведён в штабс-капитаны и 22 июня послан из Темир-Хан-Шуры в Санкт-Петербург с донесениями. По прибытии и сдаче дел отбыл в годичный отпуск и по возвращении в сентябре 1845 г. прикомандирован к канцелярии Военного министерства; 21 апреля 1847 г. произведён в капитаны. За Кавказские походы Адлерберг был награждён орденами св. Анны 3-й степени с бантом (31 октября 1842 г.), золотой шашкой с надписью «За храбрость» (2 августа 1844 г.).

В Венгерской кампании 1849 г. Адлерберг был при командире 3-го пехотного корпуса генерал-лейтенанте графе Ф. В. Ридигере, который назначил Адлерберга в отряд генерал-лейтенанта А. Г. Лисецкого. За отличие в делах с венграми 7 августа произведён в полковники и 22 августа награждён орденом св. Анны 2-й степени (императорская корона к этому ордену пожалована 25 июля 1851 г.). В 1852 г. граф Адлерберг был уволен, за болезнью, от военной службы для определения в гражданскую, с причислением к Министерству внутренних дел и с пожалованием в звание камергера Двора Его Величества. 10 июня 1853 г. граф Адлерберг был назначен таганрогским градоначальником, затем опять переведён в военную службу и во время Крымской кампании, с 4 ноября 1854 по 15 мая 1856 г., занимал ответственный и важный пост военного губернатора города Симферополя и гражданского губернатора Таврической губернии. Граф Адлерберг 17 апреля 1855 г. был произведён в генерал-майоры с назначением в свиту Его Величества, участвовал в сражении с англо-французами на Чёрной речке и неоднократно бывал в осаждённом Севастополе; награждён орденами св. Владимира 3-й степени (13 октября 1854 г.), св. Станислава 1-й степени (1855 г), а через два года, 30 августа 1857 г., назначен генерал-адъютантом.

Оставив в сентябре 1856 г. пост Таврического губернатора, он состоял при Императорской русской миссии в Берлине; на этом посту получил орден св. Анны 1-й степени с мечами (8 сентября 1859 г.). Произведённый 30 августа 1861 года в генерал-лейтенанты, а 17 апреля 1870 года — в генералы от инфантерии, граф Адлерберг в течение шестнадцати лет, с 20 апреля 1866 по 1881 год, был генерал-губернатором Великого княжества Финляндского и командующим войсками Финляндского военного округа, а 22 мая 1881 г. назначен членом Государственного Совета. 16 апреля 1872 г. граф Адлерберг получил орден св. Александра Невского, а 16 апреля 1875 г. и алмазные знаки к этому ордену. 5 июля 1876 г. удостоился ордена св. Владимира 1-й степени.

Среди прочих наград Адлерберг имел ордена св. Владимира 4-й степени (6 декабря 1848 г.), св. Владимира 2-й степени (4 апреля 1865 г.), Белого Орла (16 апреля 1867 г.). Кроме того он был кавалером и многих иностранных орденов.

Богато одарённый от природы и прекрасно образованный, граф Адлерберг дважды совершил путешествие в Палестину. Описание первого путешествия, совершённого в 1845 г., причём граф Адлерберг посетил по пути Грецию и Египет, появилось в 1853 г. в Санкт-Петербурге, под заглавием: «Из Рима в Иерусалим». Книга эта была благосклонно встречена критикой (в «Современнике» в том же году был напечатан сочувственный отзыв) и пользовалась в пятидесятых годах известностью. Второе путешествие в Иерусалим граф предпринял в 1860 г.; описание его появилось в двух томах в Петербурге в 1867 г., на французском языке, под заглавием: «En Orient, impressions et réminiscences».

Умер 13 декабря (по старому стилю) 1892 года в Мюнхене. Своим наследникам оставил государственных облигаций на 626 тысяч рублей.

Награды

иностранные:

Напишите отзыв о статье "Адлерберг, Николай Владимирович"

Литература

Отрывок, характеризующий Адлерберг, Николай Владимирович

Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.