Адлер, Юлий Окс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юлий Окс Адлер
Принадлежность

Род войск

пехота

Годы службы

19141948

Звание

Сражения/войны

Первая мировая война,
Вторая мировая война

Награды и премии

Иностранные награды:

Юлий Окс Адлер (англ. Julius Ochs Adler; 3 декабря 1892, Чаттануга штат Теннесси, США — 3 октября 1955, Нью-Йорк) — американский издатель, журналист, военачальник, генерал-майор армии США.



Биография

Еврей. В 1941 окончил Принстонский университет. Работал в газете «The New York Times».

Участник Первой мировой войны. С апреля 1917 года — второй лейтенант, в августе того же года — капитан, позже, майор. Командовал ротой в 306-м стрелковом полку 77-й дивизии США на Западном фронте, участвовал в сражениях в Лотарингии, битве на Марне и Мёз-Аргоннском наступлении в 1918 году.

Был награждён крестом «За выдающиеся заслуги».

В мае 1919 года вернулся в газету, где работал в качестве вице-президента и казначея. С 1935 после смерти своего дяди Адольфа Окса — генеральный директор «The New York Times».

В 1923 получил звание подполковника, в 1930 — полковника резерва вооружённых сил США. В октябре 1940 года Адлер был назначен командиром 113-го стрелкового полка 44-й дивизии (Форт Дикс, штат Нью-Джерси). С июля 1941 года — бригадный генерал, с сентября 1941 года — помощник командира 6-й пехотной дивизии. Участник боевых действий в Новой Гвинее.

В ноябре 1944 года из-за болезни вышел в отставку.

С ноября 1946 года вновь служил в резерве вооружённых сил США, до 1948 год командир 77-й дивизии, с января 1948 года — генерал-майор. В 1949—1951 был президентом Ассоциации старших офицеров резервной армии.

Ю. Адлер — президент и издатель газеты «The Chattanooga Times», генеральный директор «The New York Times» до своей смерти 3 октября 1955 г.

Похоронен на Арлингтонском национальном кладбище.

Награды

Напишите отзыв о статье "Адлер, Юлий Окс"

Ссылки

  • [archives.nypl.org/mss/17799 New York Times Company records. Julius Ochs Adler papers] (англ.)

Отрывок, характеризующий Адлер, Юлий Окс

– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.