Административное деление Перу

Административное деление Перу менялось время от времени, начиная с того момента, когда государство получило независимость от Испании в начале XIX века. Старые провинции были переформированы, либо ликвидированы по разным причинам. До 2002 года государство делилось на 24 департамента — до образования новых регионов. 18 ноября 2002 года, в соответствии с вышедшим указом, территория была поделена на 25 регионов. Эти регионы образованы из провинций, которые, в свою очередь, состоят из районов. Таким образом, в Перу 196 провинций и 1869 района. Город Лима, столица, расположенная в центральной части побережья страны, входит в отдельную провинцию. Особенность провинции Лима-Метрополитана в том, что она не принадлежит числу всех 25 регионов.

№	Флаг	Герб	Регион	Административный центр	Население (2007)	Площадь (км²)	Плотность (чел./км²)	Карта
1			Амасонас	Чачапояс	375 993	39 249,13	9,58
2			Анкаш	Уарас	1 063 459	35 826	29,68
3			Апуримак	Абанкай	404 190	20 895,79	19,34
4			Арекипа	Арекипа	1 152 303	63 345,39	18,19
5			Аякучо	Аякучо	612 489	43 814,80	13,98
6			Кахамарка	Кахамарка	1 387 809	33 248	41,74
7			Кальяо	Кальяо	876 877	146,98	5965,96
8			Куско	Куско	1 171 403	71 892	16,29
9			Уанкавелика	Уанкавелика	454 797	22 131,47	20,55
10			Уануко	Уануко	762 223	36 938	20,64
11			Ика	Ика	711 932	21 327,83	33,38
12			Хунин	Уанкайо	1 225 474	44 410	27,59
13			Ла-Либертад	Трухильо	1 617 050	25 570	63,24
14			Ламбаеке	Чиклайо	1 112 868	14 231,30	78,20
15			Лима-Метрополитана	Лима	7 605 742	2 665	2853,94
16			Лима	Уачо	839 469	32 137	26,12
17			Лорето	Икитос	891 732	368 851,95	2,42
18			Мадре-де-Дьос	Пуэрто-Мальдонадо	109 555	85 183	1,29
19			Мокегуа	Мокегуа	161 533	15 733,97	10,27
20			Паско	Серро-де-Паско	280 449	25 319,59	11,08
21			Пьюра	Пьюра	1 676 315	35 892,49	46,70
22			Сан-Мартин	Мойобамба	728 808	51 253,31	14,22
23			Пуно	Пуно	1 268 441	71 999	17,62
24			Такна	Такна	288 781	16 075,89	17,96
25			Тумбес	Тумбес	200 306	4 669,20	42,90
26			Укаяли	Пукальпа	432 159	102 410,55	4,22
			Всего		27 412 157	1 285 216	21,33

Отрывок, характеризующий Административное деление Перу

Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.