Административно-территориальное устройство Третьего рейха

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Административно-территориальное устройство Третьего рейха представляло собой сложную управленческую структуру, имевшую два параллельных контура — государственный и партийный (НСДАП).

Исторически сложившаяся административная модель, доставшаяся Третьему рейху в наследство от Веймарской республики, — разделение страны на земли — не была ликвидирована и формально продолжала существовать вплоть до краха Рейха в мае 1945 года, несмотря на планы нацистов провести административно-территориальную реформу (нем. Reichsreform).

Однако всё большее значение приобретал альтернативный — партийный — властный контур, разделение страны и аннексированных ею территорий на гау.





Унитаризация

Веймарская конституция устанавливала в Германии федеративное устройство, территория последней была разделена на области (земли), которые имели собственные конституции и органы власти. В 1926 году страна впервые была разделена и на партийные округа, гау.

После прихода нацистов к власти был принят ряд законодательных актов, всё более ограничивавших власть земель и, наоборот, устанавливавших перемещение центра реальной власти от министров-президентов (глав земель) к гауляйтерам (главам гау). Уже 7 апреля 1933 года был принят Второй закон «Об унификации земель с Рейхом» (нем. Zweites Gesetz zur Gleichschaltung der Länder mit dem Reich), которым вводился институт имперских наместников в федеральных землях (рейхсштатгальтеров, Reichsstatthalter). Задачей наместников было наблюдение за деятельностью местных органов, для чего им были предоставлены фактически чрезвычайные полномочия (в том числе право роспуска ландтага и отстранения главы правительства — министра-президента). Законом «О новом устройстве Рейха» (Gesetz über den Neuaufbau des Reichs) от 30 января 1934 года суверенитет земель был ликвидирован, ландтаги во всех землях были распущены. Рейхсрат (верхняя палата германского парламента, орган представительства земель по Веймарской конституции) сначала был практически полностью лишён полномочий, а в феврале 1934 года ликвидирован. В январе 1935 года имперские наместники стали постоянными представителями правительства в землях.

Гауляйтеры же назначались непосредственно Гитлером и отвечали только перед ним. Впрочем, вмешательство в деятельность последних сверху было относительно нечастым явлением.[1] Нередко один и тот же человек совмещал государственную должность имперского наместника и партийную должность гауляйтера. Таким образом Третий рейх стал унитарным государством.

Округа

Границы гау оставались как правило неизменными, за исключением приращений за счёт завоёванных территорий.[2] Территории, включённые в состав Рейха в ходе территориально-политической экспансии и населённые — частично или преимущественно — этническими немцами, имели статус рейхсгау — имперских округов. От «обычных» гау они, впрочем, не отличались ничем, кроме происхождения. По состоянию на 1934 год Рейх состоял из 32 гау. К 1945 году их количество возросло до 42.[3]

Гау

Русское название Немецкое название Административный центр Местонахождение
Баден Baden Карлсруэ (после 1940 — Страсбург) На землях Бадена; включило бывшие французские департаменты Эльзаса Верхний Рейн (фр. Haut-Rhin) и Нижний Рейн (фр. Bas-Rhin).
Байройт (до 1942 —
Байройтская восточная марка)
Bayreuth/Bayrische Ostmark Байройт На землях части Баварии; после 1938 года включило части бывшей Чехословакии.
Большой Берлин Groß-Berlin Берлин
Верхняя Силезия Oberschlesien Каттовиц (с 1938) На землях части провинции Силезия; с 1939 — включая польскую Силезию.
Везер-Эмс Weser-Ems Ольденбург На землях Ольденбурга, Бремена и западной части провинции Ганновер.
Восточная Пруссия Ostpreußen Кёнигсберг На землях одноимённой провинции; с 1939 включило часть польских земель и Мемельланд, а также присоединило (но не включило в свой состав) и округ Белосток.
Гау Восточный Ганновер Ost-Hannover Люнебург (до 1937 — Бухгольц) На северной, центральной и восточной частях провинции Ганновер.
Вюртемберг-Гогенцоллерн Württemberg-Hohenzollern Штутгарт На землях Вюртемберга и провинции Гогенцоллерн.
Галле-Мерсебург Halle-Merseburg Галле На юге провинции Саксония.
Гамбург Hamburg Гамбург На землях вольного города Гамбурга.
Гессен-Нассау Hessen-Nassau Франкфурт-на-Майне На землях Гессена и юге провинции Гессен-Нассау.
Дюссельдорф Düsseldorf Дюссельдорф На севере Рейнской провинции.
Западная марка (до 1940 года — Саар-Пфальц) Westmark/Saarpfalz Саарбрюккен На землях баварского Пфальца и Саарской области; с 1940 года включило в себя французскую Лотарингию.
Кёльн-Аахен Köln-Aachen Кёльн На севере и в центре Рейнской провинции.
Кюргессен Kurhessen Кассель На севере провинции Гессен-Нассау.
Магдебург-Анхальт Magdeburg-Anhalt Дессау На земле Анхальт и севере провинции Саксония.
Майн-Франкония Mainfranken Вюрцбург На землях части Баварии.
Марка Бранденбург Mark Brandenburg Берлин На землях провинции Бранденбург.
Мекленбург Mecklenburg Шверин На землях Мекленбург-Стрелица и Мекленбург-Шверина.
Мозельланд (до 1942 года — Кобленц-Трир) Moselland/Koblenz-Trier Кобленц На юге Рейнской провинции; с 1942 года включило в себя бывший Люксембург.
Мюнхен-Верхняя Бавария München-Oberbayern Мюнхен На землях части Баварии.
Нижняя Силезия Niederschlesien Бреслау На землях провинции Нижняя Силезия.
Померания Pommern Штеттин На землях провинции Померания.
Саксония Sachsen Дрезден На землях провинции Саксония.
Северная Вестфалия Westfalen-Nord Мюнстер На землях Липпе и севере провинции Вестфалия.
Тюрингия Thüringen Веймар На землях Тюрингии и соседней провинции Саксония.
Франкония Franken Нюрнберг На землях части Баварии.
Швабия Schwaben Аугсбург На землях части Баварии.
Шлезвиг-Гольштейн Schleswig-Holstein Киль На землях провинции Шлезвиг-Гольштейн, Любека и части Ольденбурга.
Эссен Essen Эссен На севере Рейнской провинции.
Южная Вестфалия Westfalen-Süd Бохум На юге провинции Вестфалия.
Южный Ганновер-Брауншвейг Südhannover-Braunschweig Ганновер На землях Брауншвейга, юге и западе провинции Ганновер.

Рейхсгау

Рейхсгау, образованные на территории бывшей Австрии после её аншлюса, совокупно назывались Остмарк (Восточная марка) — Ostmarkgesetz. Однако любые напоминания о существовании независимой Австрии в названиях рейхсгау были убраны — слово Österreich (Австрия) было заменено на Donau (Дунай). В 1939 году список рейхсгау расширился и за счёт двух польских: Вартеланда и Данцига — Западной Пруссии.

Русское название Немецкое название Адм. центр Год Местонахождение
Вартеланд Wartheland Познань 1939 На землях провинции Позен и прилегающих восточных районов
Рейхсгау Вена Wien Вена 1938 На земле Вена и прилегающих частях Нижней Австрии.
Рейхсгау Верхний Дунай Oberdonau Линц 1938 На землях Верхней Австрии, части Штирии и, с 1939 года части юга Богемии.
Рейхсгау Данциг — Западная Пруссия Danzig — Westpreußen Данциг 1939 На землях вольного города Данцига и польской Померании.
Рейхсгау Зальцбург Salzburg Зальцбург 1938 На землях Зальцбурга.
Рейхсгау Каринтия Kärnten Клагенфурт 1938 В Каринтии и Восточном Тироле; с 1941 — включая словенскую Корушку.
Рейхсгау Нижний Дунай Niederdonau Кремс 1938 На землях Нижней Австрии, севера Бургенланда и, с 1939 года, части южной Моравии.
Судетенланд Sudetenland Рейхенберг (бывш.Либерец) 1938 На немецкоязычных землях Чехословакии.
Рейхсгау Тироль-Форарльберг Tirol-Vorarlberg Иннсбрук 1938 На землях Форарльберга и северного Тироля.
Рейхсгау Штирия Steiermark Грац 1938 На землях Штирии, южного Бургенланда и, с 1941 года, части Словении.

В декабре 1944 года непосредственно перед наступлением гитлеровских войск в Арденнах на территории Военной администрации в Бельгии и Северной Франции (см. ниже) были образованы, но фактически не успели воплотиться в реальность ещё два рейхсгау и один дистрикт:[4]

Существовали, но не были воплощены планы организации из Саара, Рейнланд-Пфальца и Лотарингии «большого» рейхсгау Вестмарк (Западная марка). Аналогично планировалось укрупнить и преобразовать Баден и Эльзас (Baden-Elsaß), создав рейхсгау Верхний Рейн (Oberrhein). Кроме того по мере заселения колонистами бывших польских и советских земель планировалось преобразовывать восточные рейхскомиссариаты (см. ниже) в марки. В ближней перспективе таких очагов колонизации предполагалось три — Ингерманландия, Готенгау (Крым и прилегающие районы Новороссии) и Мемель-Нарев (Белосток и Литва) и создание Белостокского округа.[5][6]

Аусландсгау

С 1939 года[7] существовал и 43-й гау — аусландсгау (Auslandsgau), также называвшийся Auslandsorganisation. Он был внетерриториален и предназначался для немцев, проживавших за пределами Рейха — в основном, в бывших колониях Германии, которых она была лишена по Версальскому миру после Первой мировой войны, а также в странах Леванта и Латинской Америки, местопребывания значимых немецких диаспор. Его членами могли стать чистокровные рейхсдойче («имперские немцы») и фольксдойче I и II категорий (см. Фолькслист, Расовая гигиена).[8] Центр этого гау располагался в Берлине.

Оккупированные и зависимые территории

С началом Второй мировой войны при поддержке сателлитов Третий рейх включал завоёванные территории в свой состав как непосредственно, так и создавал и планировал управляемые им генерал-губернаторство, рейхспротекторат, рейхскомиссариаты, колонии, а также марионеточные государства. После провала плана «Барбаросса», битвы за Британию, североафриканской кампании, битвы за Атлантику и др. территориально-политическая экспансия Рейха сменилась его сжатием и последующим разгромом.

Гражданские администрации

На этнически ненемецких завоёванных землях были созданы или находились в процессе создания гражданские администрации. При этом эти образования нельзя квалифицировать ни как колонии, так как они не инкорпорировались в Рейх, ни как марионеточные государства, так как их органы управления (кроме нижнего, муниципального) целиком состояли из немцев-граждан Рейха.

Единственными целями подобных режимов было максимально возможная эксплуатация экономических и людских ресурсов в интересах империи, а также подготовка соответствующих территорий к будущему заселению немецкими колонистами, онемечивание и физическое уничтожение основной массы прежнего населения.

Генерал-губернаторство (Краков)
Рейхспротекторат Богемия и Моравия (Праг-Штадт)
Рейхскомиссариаты

Военные администрации

Кроме того, параллельно гражданским органам власти, вместе с ними или вместо них существовали военные администрации.

В некоторых случаях никаких управленческих структур не создавалось вообще:

Гитлеровская коалиция

В расцвете своего могущества (то есть до битвы на Курской дуге и падения в Италии режима Бенито Муссолини) Третий рейх обладал множеством стран-союзниц и марионеточных режимов. Больша́я часть первых и все вторые были оккупированы вермахтом. В некоторых случаях нацисты сохраняли довоенные режимы, которые, однако, были лишены реальной власти. В списке ниже перечислены только страны, где находились значимые контингенты германских вооружённых сил.

Сохранение прежних режимов
Марионеточные режимы
Страны-союзники

См. также

Напишите отзыв о статье "Административно-территориальное устройство Третьего рейха"

Примечания

  1. [www.dhm.de/lemo/html/nazi/innenpolitik/gaue/ Die NS-Gaue] на сайте Германского исторического музея. (нем.) (Проверено 23 мая 2009)
  2. [www.historisches-lexikon-bayerns.de/artikel/artikel_44497 Gau (NSDAP) — Kontinuität der Gaugliederung nach 1933]. — Historisches Lexikon Bayerns. (нем.) (Проверено 23 мая 2009)
  3. [www.shoa.de/drittes-reich/der-aufstieg-der-nsdap/544.html Übersicht der NSDAP-Gaue, der Gauleiter und der Stellvertretenden Gauleiter 1933 bis 1945] на сайте shoa.de (нем.) (Проверено 23 мая 2009)
  4. [www.worldstatesmen.org/Belgium.html Хронология истории Бельгии] на сайте worldstatesmen.org (англ.) (Проверено 23 мая 2009)
  5. [www.obersalzberg.de/cms_e/content/popup/besetztes5_2.jpg Карта Великого Рейха с обозначением районов заселения немецкими колонистами]
  6. Первушин, А. [bookz.ru/authors/pervu6in-anton/okkul_tn_157/page-33-okkul_tn_157.html Оккультный Гитлер]. — М.: Яуза, — 2006.
  7. [www.dhm.de/lemo/html/nazi/innenpolitik/gaue/ Die NS-Gaue] на сайте dhm.de (нем.) (Проверено 23 мая 2009)
  8. McKale, Donald M. The swastika outside Germany. — Kent, Ohio: Kent State University Press, — 1977. (англ.) ISBN 0-87338-209-9
  9. Ряд экспертов полагает эту страну равноправным союзником Германии

Отрывок, характеризующий Административно-территориальное устройство Третьего рейха

– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.