Адмиралтейская площадь
| Адмиралтейская площадь Санкт-Петербург | ||
| Общая информация | ||
|---|---|---|
| Район города | ||
| населённый пункт | Санкт-Петербург | |
| Полицейская часть | Адмиралтейская | |
| Ближайшие станции метро |  Адмиралтейская
| |
 Адмиралтейская площадь (вдоль здания Адмиралтейства проходит Адмиралтейский бульвар) | ||
Адмиралте́йская площадь — пло́щадь в Санкт-Петербурге, существовавшая перед зданием Главного Адмиралтейства в 1822—1874 годах.
В 1872—1874 годах на большей части площади был разбит Александровский сад.
Предыстория
5 ноября 1704 года в Санкт-Петербурге была заложена Адмиралтейская крепость-верфь. Согласно требованиям военного времени, Адмиралтейство окружили валами и рвом. Перед ним простиралось обширное открытое пространство — гласис, необходимый для действий крепостной артиллерии в случае вражеского нападения с суши. Вскоре после основания Адмиралтейство утратило функцию боевой крепости и вместе с ней постепенно ушло в прошлое и фортификационное значение гласиса. Первое время его территорию использовали для складирования и хранения строительного корабельного леса, больших якорей и других адмиралтейских припасов. Примерно с 1712 по 1717 годы на части бывшего гласиса находился Морской рынок, а территория заросла травой и превратилась в Адмиралтейский луг[1].
В 1721 году по инициативе Петра I была заложена основная планировочная схема Санкт-Петербурга в виде трелучника, исходящего от Адмиралтейства. Два луча (нынешние Невский и Вознесенский проспекты) были спланированы при Петре I, а третий луч (современная Гороховая улица) появился в 1736—1737 годах. Лучи этих трёх магистралей разделили огромный Адмиралтейский луг на несколько частей. В 1721 году силами пленных шведов на лугу была высажена аллея из берёзовых деревьев, ведущая от главных ворот Адмиралтейства к Невскому проспекту[1].
Со времени царствования Анны Иоанновны в этом месте за казённый счёт устраивались празднества с фейерверками и народными гуляниями. На лугу на время торжеств по высочайшим указам возводили потешные павильоны, дворцы, устраивали винные фонтаны, жарили гигантские туши быков, которыми затем кормили народ. До 1760-х годов Адмиралтейский луг служил вспомогательной строительной площадкой императорского Зимнего дворца. В промежутках между перестройками дворца луг использовался для строевых учений воинских частей и выпаса придворного скота. До середины XVIII века луг получил элементы садового оформления: аллеи, палисады, трельяжные ограды. Выпас скота производился до 1750-х годов, когда началось мощение луга, завершившееся лишь в середине 1790-х годов[1].
20 апреля 1738 года южной части Адмиралтейского луга было присвоено название Адмиралтейская улица (включала также и современную улицу Якубовича). Параллельно существовали названия Адмиралтейская линия (так как проезд проходил вдоль Адмиралтейского канала), Большая улица, Большой проспект, Большая Адмиралтейская переспектива, Большой Адмиралтейский проспект.
При Екатерине II продолжились преобразования территории вокруг Адмиралтейства. В западной части луга началось строительство Исаакиевского собора по проекту архитектора А. Ринальди. Строительство третьего собора было завершено архитектором В. Бренной в 1802 году. В западной части бывшего адмиралтейского гласиса в 1782 году был установлен памятник Петру I (скульптор Э. М. Фальконе, архитектор Ю. М. Фельтен).
При Павле I фортификационные укрепления были приведены в порядок, увеличена высота вала, его покрыли дёрном[2].
В 1817 году земляной вал и канал вдоль Адмиралтейства были ликвидированы[2]. К Адмиралтейскому лугу добавилось пространство, ранее занимаемое гласисом.
В 1819 году вдоль фасада Адмиралтейства был открыт Адмиралтейский бульвар[2]. Автором проекта стал архитектор Л. Руска; за работы на проекте отвечал садовник У. Гульд. Были установлены скамейки, покрашенные в зелёный цвет, и 50 масляных фонарей на деревянных столбах. Доступ на бульвар был упорядочен и благоустроен: у входа были установлены вертушки-турникеты, рядом с которыми стояли трое часовых, а территория была огорожена деревянными перилами. Для гуляющих были открыты деревянные кофейный и чайные домики, отданные на содержание французам — Франсуа Вийо и Марселю. На аллеях были высажены сирень, калина, жимолость, большие рябины и молоденькие дубки. Каждое дерево имело подпорки, табличку с годом посадки и ежедневно поливалось. Цветы для украшения аллеи были привезены из Царскосельского сада[1].
В 1820 году бульвар передвинули ещё ближе к зданию Адмиралтейства, а кофейный домик был перенесён на Каменный остров[2].
Площадь
В 1822 году на месте Адмиралтейского луга была устроена Адмиралтейская площадь, в состав которой была включёна и Адмиралтейская улица[3].
В середине XIX века три площади в центре Петербурга — Адмиралтейская, Исаакиевская и Петровская[1] образовали единый ансамбль.
В 1824 году восточная часть Адмиралтейского бульвара была продлена до гранитного спуска к Неве (Дворцовая пристань, построенная по проекту Карла Росси. В 1833 году по проекту архитектора Л. И. Шарлеманя строительство завершилось установкой мраморных скульптур «Геракл Фарнезский» и «Флора Фарнезская». Эти скульптуры являются копиями с античных скульптур, выполненными в конце XVIII века скульптором П. Трискорни. Они были перенесены в сад из Таврического дворца.
Площадь продолжала играть значение как место проведения народных гуляний, устройства балаганов. В 1836 году во время пасхальных гуляний в одном из таким балаганов произошёл пожар, унёсший жизни более 100 человек.
Разбивка Александровского сада
К 200-летию Петра I городская дума приняла решение устроить на площади городской сад. Идея создания сада принадлежала президенту Русского общества садоводства адмиралу С. А. Грейгу. Согласно легенде, на протяжении многих лет он наблюдал из окна своего кабинета на унылый вид Адмиралтейской площади и в конце концов предложил её озеленить[2].
Создание сада было поручено петербургскому ботанику Э. Л. Регелю. Работы по разбивке сада начались 3 июля 1872 года, а официальное открытие сада произошло 8 июля 1874 года.
Таким образом Адмиралтейская площадь прекратила свою существование, а из её южной части вновь был выделен Адмиралтейский проспект.
Напишите отзыв о статье "Адмиралтейская площадь"
Примечания
Литература
- Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. — 3-е изд., испр. и доп. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 22. — 511 с.
- Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — 4-е изд., перераб. — СПб.: Норинт, 1996. — С. 14. — 359 с. — ISBN 5-7711-0002-1.
Отрывок, характеризующий Адмиралтейская площадь
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.
Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.
Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
