Адмиралтейский якорь

Адмиралтейский якорь (англ. common anchor, anchor of the Admiralty, admiralty pattern anchor) — классический тип якоря.

Устройство

Якорь состоит из веретена, заканчивающегося внизу утолщённой частью — трендом. Нижняя грань тренда называется пяткой. От тренда отходят два неподвижных рога, заканчивающихся треугольными лапами с остриями — носками. На утолщение в верхней части веретена насажен анкершток, перпендикулярный плоскости лап. Выше штока веретено соединено со скобой якоря посредством болта, проходящего через отверстие в веретене. По своей конструкции адмиралтейский якорь относится к группе якорей с неподвижными лапами и штоком.
Шток якоря может быть деревянным, закрепленным постоянно, или металлическим. Деревянный шток используется на больших якорях. Он постоянно закреплен на якоре, менее долговечен, чем сам якорь, и требует бережного обращения. Металлический шток позволяет складывать якорь. В рабочем положении такой шток фиксируется чекой, а в походном - сдвигается и укладывается вдоль веретена, для чего один из концов штока, остающийся в веретене, выполняется изогнутым. Чтобы металлический шток ни при каких условиях не выпал, на концах его сделаны утолщения.

История

Классическая конструкция такого якоря уходит корнями в древность. Двурогий якорь со штоком, стоящим поперек, известен у древних народов, в частности, древних греков и римлян. Такой якорь мог изготавливаться из крепкого дерева, целиком или с металлическими частями для большей прочности. Шток в таком случае делался тяжелым, из камня или металлов вплоть до свинца. Очень тяжелый шток был необходим для надёжной работы деревянного якоря при использовании якорных канатов из растительных волокон, которые в воде не имеют большого веса (металлические цепи были редки, они стали массово применяться гораздо позже). Якоря были весьма дороги, особенно большие или металлические, из-за чего их использовали только в случае особой нужды. Как правило, якоря размещались на корме, причем самый большой якорь берегли, и обычно пользовались небольшими, бросая из сразу по несколько штук. Роль якорей была, скорее, спасательной: ими удерживались при противных ветрах, чтобы избежать выбрасывания судна на опасный берег. Для простых стоянок вместо ценных якорей мог использоваться трос с привязанным грузом. По этой причине в античности якорь служил символом надежды и спасения.

Позднее якоря делались коваными из железа. Изготовление железного якоря, особенно крупного, всегда представляло серьёзную задачу и требовало большого мастерства кузнеца, так как рога и веретено ковались отдельно, а затем соединялись кузнечной сваркой. Особого внимания требовал каждый технологический этап, начиная от подбора материалов и заканчивая финишной отделкой и приёмкой. Массу тонкостей имела термообработка. Однако, несмотря на строгий контроль, облом рога из-за дефектов якоря был совершенно обычным делом. Предпринимались разные технологические ухищрения для повышения прочности (в частности, сборка ковкой из набора фигурных пластин). Разные мастера и фабриканты разных стран по-разному определяли пропорции якоря, угол развала рогов, форму лап и тому подобное. Заметный прогресс был достигнут в середине XIX века с появлением парового молота и установлением адмиралтейского стандарта.

Адмиралтейский стандарт

Название «адмиралтейский якорь» появилось после больших натурных испытаний якорей, проведённых Британским адмиралтейством в середине XIX века. Потребность в испытаниях была вызвана серьёзными проблемами с надёжностью работы и качеством выделки у существовавших тогда якорей, и, как результат, ростом числа аварий. В 1852 году Адмиралтейством был принят стандарт на якоря, основанный на полученном опыте. Собственно, адмиралтейским якорем изначально назывался якорь, изготовленный по британскому адмиралтейскому стандарту 1852 года. Однако название быстро распространилось на все прочие якоря, работающие по классическому принципу.

Действие якоря

При отдаче адмиралтейского якоря он приходит в соприкосновение с грунтом сначала лапой или пяткой. Когда вытравится на грунт некоторая часть якорной цепи, якорь ложится обыкновенно плашмя на обе лапы, а шток упирается одним концом в грунт. После того как слабина якорной цепи будет выбрана и лежащая на грунте часть цепи натянется, она потянет за собой скобу якоря книзу; якорь перекантуется на штоке, шток примет горизонтальное положение, а лапы станут вертикально. Шток при этом действует как рычаг. Вследствие продолжающегося натяжения якорной цепи нижняя лапа, как плуг, начнёт входить в грунт, пока веретено не ляжет на дно всей своей длиной, при этом нижняя лапа войдёт в грунт целиком.

Достоинства

• Приличный коэффициент держащей силы (отношение максимальной удерживающей силы к весу якоря). Он, часто, выше, чем у других якорей того же веса и выше, чем у якоря Холла.
• Проверенная временем простая конструкция, отсутствие или минимум механических частей.
• Хорошая работа на самых разных грунтах.
• Конструкция пригодна для якорей самых разных размеров.

Недостатки

• Якоря трудоёмки в обращении, особенно большие. Отдача требует особой сноровки. Крепление после подъёма очень хлопотно, просто поднять якорь из воды недостаточно.
• Якоря не плоские, они очень громоздки. Они непригодны там, где требуются открытые чистые палубы, например, при наличии башенной артиллерии, или пространство сильно ограничено, например, на гидросамолётах.
• Быстрая отдача из положения по-походному невозможна, поэтому для якорной стоянки якорь нужно готовить заблаговременно. Известны аварии, когда якорь при внезапной опасности не успели быстро отдать из положения по-походному.
• Запасной якорь приходится хранить разобранным. Его подготовка требует заметного времени и усилий экипажа, особенно если якорь большой, а условия суровы. Известны аварии, произошедшие из-за того, что экипаж в сильную непогоду не смог, когда было нужно, привести запасной якорь в рабочее состояние.
• Якорь опасен. Известны кораблекрушения после того, как раскачивающийся якорь пробивал лапой борт. Будучи закреплен у скулы, якорь очень опасен при столкновениях, при сближениях и швартовке. Из-за сложностей работы с якорем травмировался экипаж. На мелководье, торчащая наверх вторая лапа якоря очень опасна для судов, в т.ч. и судна, отдавшего этот якорь. Известна масса аварий, в т.ч. с большими жертвами, виной которых был якорь, пробивший борт или днище при столкновениях, на качке, на мелководье.
• Сложность изготовления и, одновременно, риск скрытых дефектов сильно возрастают с ростом массы якоря. Якоря, особенно большие, предъявляют особые требования к качеству материалов и квалификации изготовителя. Они не технологичны в производстве и очень дороги.
• Деревянные штоки хрупки, недолговечны и повреждаются моллюсками. Железные штоки гнутся.
• На грунте, одна из лап торчит вверх, якорный канат может за неё зацепиться. Якорь, запутавшийся в канате, вырывается из грунта и больше не забирает.

В настоящее время

С середины XX века адмиралтейский якорь, как становой, массово не употребляется. Складные якоря с металлическим штоком сохраняются на кораблях и судах в качестве стоп-анкеров и верпов.

Ссылки

• Александров М. Н. Судовые устройства. — Л., 1982.
• Морской словарь. — М.: Военное издательство МО СССР, 1959.
• Морской Энциклопедический Словарь. — Л.: Судостроение, 1991. — ISBN 5-7355-0280-8.
• Л. Н. Скрягин. Адмиралтейский стандарт // [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/TECHNICS/ANCHOR/CHAPT_05/CHAPT_05.HTM Книга о якорях].

Отрывок, характеризующий Адмиралтейский якорь

– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.