Admiral Scheer (1933)
«Адмирал Шеер» (нем. Admiral Scheer) — немецкий тяжёлый крейсер типа «Дойчланд» времён Второй мировой войны.
Корабль назван в честь адмирала Рейнхарда Шеера. Изначально был классифицирован как броненосец, но в феврале 1940 года классификация была изменена на тяжёлый крейсер.
Содержание
Конструкция
Основной задачей, стоящей перед конструкторами, было создать мощный боевой корабль, не противоречащий условиям Версальского договора. В частности, водоизмещение корабля не должно было превышать 10 тыс. тонн. Немецкие инженеры подошли к её решению со свойственной им склонностью к инновациям. При строительстве для соединения деталей корпуса вместо традиционных заклепок широко применялась дуговая сварка. Дизельные двигатели MAN оказались значительно легче паровых котлов и турбин, обычно применяющихся на тяжелых кораблях. Трехорудийные башни главного калибра позволили разместить шесть 283-мм орудий, ненамного увеличив вес башни по сравнению с двухорудийной. Эти решения позволили значительно снизить общий вес судна. Но, даже несмотря на это, тоннаж судна превысил дозволенные 10 тыс. тонн. В официальных же источниках вес был указан, как не нарушаюший Версальского договора.
Недостатки
Среди недостатков «Адмирала Шеера» следует в первую очередь отметить его невысокую скорость. По этому показателю он значительно (на 4-5 узлов) уступал британским крейсерам. Невысокая скорость очень ограничивала рейдерские качества крейсера, поскольку при атаке конвоя приходилось преследовать расходящиеся во все стороны торговые суда противника, а после успешной атаки стремительно уходить от вызванных конвоем патрульных сил.
Кроме того, конструкторы явно недооценивали угрозу крупным военным кораблям со стороны авиации. На головном корабле класса было установлено всего три крупнокалиберных (88-мм) зенитных орудия. На «Адмирале Шеере» их количество было удвоено с самого начала, однако первый же авианалет показал слабость противовоздушной обороны корабля.
Отсутствие отдельного поста управления средней артиллерией, а также слабая броневая защита 150-мм орудий значительно ограничивали их боевое применение.
Технические детали
Силовая установка
Традиционная силовая установка тяжелых крейсеров представляла собой несколько паровых турбин (обычно по одной на винт), пар в которые подавался из паровых котлов (по 2-4 на каждую турбину). Схема была достаточно громоздкой и тяжелой. В связи с упомянутыми выше ограничениями она не подходила для «карманного линкора». На тяжелых крейсерах типа «Дойчланд» немецкие судостроители впервые применили дизельную силовую установку, состоящую из четырёх групп двигателей. В каждой группе находилось по два 9-цилиндровых двухтактных дизеля MAN M-9Zu42/58 двойного действия, каждый из которых развивал мощность до 7100 л.с. при 450 об/мин (максимальная продолжительная мощность 6655 л.с.). Суммарная мощность всех восьми главных двигателей на гребных валах (с учетом потерь) — 54000 л.с., что обеспечивало скорость хода около 27 узлов. При скорости хода 25 узлов необходимая мощность составляла 33000 л.с., при скорости 19 узлов — 11 000 л.с.
В силовую установку корабля также входили четыре вспомогательных 5-цилиндровых дизеля MAN M-5Z42/58 каждый максимальной мощностью 1450 л.с. при 425 об/мин.
Электрическая сеть корабля питалась от 8 дизель-генераторов суммарной мощностью 2800 кВт.
Основное вооружение
Главный калибр
Артиллерию главного калибра составляли шесть 283-мм орудий SK L/52 C28, размещенные в двух бронированных башнях — одна в носу, одна в корме. Каждая башня главного калибра весила около 590 тонн и обеспечивала надежную защиту расчетам орудий. Толщина передней бронеплиты составляла 160 мм, задней — 170 мм, верхней — до 105 мм, боковых — до 85 мм. Ствол каждого орудия весил 48,2 тонн и был 14,8 м длину. Углы наведения орудий: от −10° до +40° по вертикали и по 145° на борт. Максимальная дальность стрельбы при угле возвышения 40° составляла 36 475 м. Живучесть ствола — 340 выстрелов полным зарядом — около трех полных боезапасов. Механизмы позволяли делать 3 выстрела в минуту, однако на практике скорострельность не превышала двух.
В боекомплект входили три типа снарядов, весящие по 300 кг.
- Бронебойный — длина 1047 мм, (2,6 % взрывчатого вещества).
- Бронебойно-фугасный (с замедлением) — длина 1188 мм (5,65 % ВВ).
- Фугасный — длина 1188 мм (7,8 % ВВ).
Боезапас составлял 105—120 снарядов на ствол, всех трех типов поровну.
Вспомогательный калибр
Артиллерия вспомогательного калибра состояла из восьми 150-мм орудий SK L/55 C28, расположенных в восьми башнях вдоль бортов. По сравнению с главным калибром, эти орудия были обеспечены значительно хуже. Броневая защита расчетов составляла всего 10 мм, что не идет ни в какое сравнение с бронированием главного калибра. Установки вспомогательного калибра были тесными и неудобными внутри. Длина ствола — 8,2 м. Угол возвышения орудий — от −10° до +35°. Максимальная дальность стрельбы при угле возвышения 35° составляла 22 000 м. Живучесть ствола — около 1000 выстрелов. Техническая скорострельность составляла 10 выстрелов в минуту, практическая же зависела от условий питания боеприпасами и не превышала 5-7 выстрелов в минуту.
В боекомплект входили два типа снарядов — бронебойные и фугасные, весящие по 42 кг. Боезапас первоначально составлял 100 снарядов на ствол, впоследствии был увеличен до 150.
Зенитное вооружение
Вследствие все возрастающей угрозы с воздуха зенитное вооружение корабля постоянно увеличивалось и модернизировалось. С момента постройки до 1945 года количество зенитных автоматов возросло с 16 до 39 единиц.
Первоначальное вооружение состояло из:
- Шести 88-мм орудий L/78 C/31.
- Восьми 37-мм автоматических орудий L/83 C/30 в спаренных установках.
- Восьми малокалиберных 20-мм автоматов L/65 в счетверенных установках.
В 1939 году орудия L/78 C/31 были заменены более мощными 105-мм орудиями L/65 C/33. Число же и расположение 20-мм зенитных автоматов постоянно менялось и к концу войны составило 33 в одиночных, спаренных и счетверенных установках.
Бронирование
Ещё одной инновацией стала система бронирования корабля. Она полностью отходит от общепринятых правил как немецкого, так и мирового судостроения. Вследствие этой инновационности бронирование кораблей класса значительно различалось. На «Адмирале Шеере» широкое применение нашла более прочная броня «Вотан», разработанная на заводах Круппа.
Основными элементами системы бронирования являются поясная броня, броневая палуба и броневые переборки.
Поясная броня располагалась под углом 13° и состояла из двух поясов бронеплит — нижнего, толщиной 80 мм и верхнего, толщиной 50 мм. Верхний пояс брони располагался выше, чем на головном корабле серии и достигал средней палубы. К носу толщина брони уменьшалась, а сам нос и вовсе не был забронирован. Бронирование же кормовой части было усилено для обеспечения большей живучести винторулевой установки и достигло 45 мм. Толщина противоторпедной переборки и бронепалубы несколько уменьшена и составила 40 мм, а между верхними броневыми переборками — и вовсе 20 мм. Однако это в некоторой мере компенсировалось применением брони «Вотан».
Интересным и неоднозначным решением является установка продольной броневой 40-мм переборки. С одной точки зрения, она неоправданно утяжеляла и дисбалансировала корабль. С другой же, являлась важным несущим элементом бронепалубы и предохраняла от продольных попаданий в нос, особо опасных из-за его слабой защиты.
Особое внимание было уделено защите пунктов управления кораблем. По сравнению с «Дойчландом» толщина брони боевой рубки возросла на 10 мм, до 150 мм, а пунктов управления огнём — удвоилась и составила 100 мм.
В целом же броневая защита «Адмирала Шеера» выглядит более мощной и продуманной, чем «Дойчланда».
История
Гражданская война в Испании
Своё первое задание крейсер получил в июле 1936 года, когда был отправлен в Испанию для эвакуации немецких граждан, застигнутых гражданской войной. Он также следил за советскими кораблями, доставлявшими военные грузы республиканцам и охранял немецкие транспорты, перевозившие оружие для франкистов. 31 мая 1937 года линкор и четыре торпедных катера германских ВМС открыли огонь по испанскому портовому городу Альмерия, в ответ на налет республиканской авиации на тяжелый крейсер «Дойчланд». От этого обстрела, предпринятого в нарушение международного права, погиб 21 житель города и 55 жителей получили ранения. К концу июня 1938 года на счету крейсера было уже восемь походов к испанским берегам.
Захват Клайпеды
В марте 1939 года вместе с остальными кораблями своего класса участвовал в захвате немцами Клайпеды.
Вторая мировая война
В ходе Второй мировой войны «Адмирал Шеер» под командованием Теодора Кранке стал самым успешным рейдером Кригсмарине, предпринимая походы вплоть до Индийского океана.
Для крейсера Вторая мировая война началась 4 сентября 1939 года, когда он был атакован в Вильгельмсхафене бомбардировщиками Королевских ВВС «Бристоль Бленхейм». В корабль попали 3 бомбы, однако серьёзных повреждений не причинили, при этом один бомбардировщик был сбит. После налета противовоздушная оборона корабля была усилена — 88-мм зенитные орудия были заменены на 105-мм[2].
С 1 февраля и до конца июля 1940 года крейсер подвергается ремонту и модернизации. В частности, на него устанавливают новый радиолокатор «FuMO-26», оборудование для размагничивания, усиливают противовоздушную оборону[3].
Рейд капитана Кранке
В октябре 1940 года морская служба радиоперехвата (B-Dienst) получила информацию о выходе в море конвоя HX-84 из Галифакса. 23 октября «Адмирал Шеер» вышел из Готенхафена (Гдыня) и направился в Ставангер. 28 октября он прорвался в Атлантику через Датский пролив, а 5 ноября потопил свою первую жертву — британское судно «Мопан». В тот же день разведывательный самолет «Арадо-196» заметил конвой. В начале войны трансатлантические конвои охранялись эсминцами лишь в последние три дня пути. Считая, что конвой идет без охранения, Кранке решил атаковать его. Однако в охранении конвоя шел «Джервис-Бэй» — вспомогательный крейсер, переоборудованный из пассажирского судна. Несмотря на то, что вооружение британского крейсера состояло лишь из 6 устаревших орудий, он вступил в неравный бой и был потоплен. «Адмиралу Шееру» потребовалось около часа, чтобы потопить «Джервис-Бэй», что дало время остальным судам рассредоточиться[4]. В результате «Адмиралу Шееру» удалось потопить лишь 5 судов из 37[5]. Эта атака вызвала изменения в действиях Адмиралтейства. В США были закуплены эсминцы с достаточным запасом хода для пересечения Атлантики, кроме того, в охранение конвоев стали включаться авианосцы.
Адмиралтейство отправило несколько кораблей для поимки рейдера, но «Адмиралу Шееру» удалось ускользнуть и уйти на юг для встречи со своим заправщиком — танкером «Нордмарк». В последующие два месяца он потопил или захватил несколько кораблей. Новый 1941 год корабль встретил в южной Атлантике, в нескольких сотнях миль от архипелага Тристан-да-Кунья. В феврале 1941 года капитан Кранке предпринял рейд в Индийский океан. Ему удалось потопить ещё два судна, однако последнее из них успело подать сигнал бедствия, привлекший британские крейсера. «Адмирал Шеер» потопил ещё один сухогруз, ушёл от преследования и вернулся в Атлантику. Он направился на север, прошёл через Датский пролив и в конце концов достиг Киля 1 апреля 1941 года, пройдя 46 тыс. морских миль и потопив 16 судов противника. За этот рейд капитану корабля Теодору Кранке было присвоено звание контр-адмирала.
Действия в Арктике
В следующий раз «Адмирал Шеер» вышел в море 2 июля 1942 года, имея приказ перехватить конвой PQ-17. Перехватить конвой крейсеру не удалось, и он был направлен в Северный Ледовитый океан для перехвата последующих арктических конвоев и обеспечения военного присутствия кригсмарине в регионе. 25 августа 1942 года им была обстреляна советская метеорологическая станция на мысе Желания. В тот же день «Адмирал Шеер» потопил в бою советский ледокол «Александр Сибиряков»[6][7], но не смог обнаружить проходивший в этом районе конвой[6]. «Александр Сибиряков» успел связаться со станцией на Диксоне и предупредить их об опасности[6]. Бой крейсера с ледоколом продолжался 43 минуты. Когда «Адмирал Шеер» выдвинулся для обстрела Диксона, стоявшие на рейде Диксона суда — сторожевой корабль СКР-19 («Дежнёв») и пароход «Революционер»[8], а также береговая 152-мм батарея открыли ответный огонь и причинили крейсеру значительные повреждения (три прямых попадания 152-мм снарядов)[6][7] (немецкими документами и экипажем "Шеера" не подтверждается[9]). «Адмирал Шеер» семь раз возобновлял бомбардировку, временами отходя в море и ставя дымовую завесу от огня береговых батарей, выпустив по острову 77 снарядов главного калибра. «Дежнёв» и «Революционер», получив повреждения, смогли самостоятельно дойти до Дудинки для ремонта. Крейсер вернулся в Вильгельмсхафен, не обнаружив ни одного советского конвоя.
Последние годы войны и гибель
Неудачные действия надводного флота вызвали гнев Гитлера и смещение с поста командующего кригсмарине Э. Редера. Вместо него командующим был назначен К. Дёниц, убежденный сторонник подводной войны. Однако новый командующий попытался активизировать действия флота. Но 26 декабря 1943 года при попытке атаковать британский конвой был потоплен линейный крейсер «Шарнхорст». Вследствие этого, а также растущей нехватки ресурсов, операции надводного флота были свёрнуты. Осенью 1944 года корабль оказывал артиллерийскую поддержку отступающим немецким войскам. В начале 1945 года крейсер неоднократно обстреливал прибрежные позиции Красной Армии, однако из-за износа орудийных стволов в марте был вынужден стать на ремонт в Киле. В ночь с 9 на 10 апреля 1945 года в ходе налета более 300 самолетов британской авиации на верфи в Киле «Адмирал Шеер» был атакован авиацией. Он был поражен пятью сверхтяжелыми бомбами толлбой, перевернулся и затонул в доке. В момент бомбардировки бо́льшая часть экипажа находилась на берегу, но 32 человека, находившиеся на борту, погибли.
После войны часть затопленного корпуса корабля была утилизирована, часть засыпана при строительстве автостоянки на месте дока.
Командиры
В таблице приведены российские аналоги званий командиров. В кригсмарине им соответствовали:
- Капитан 2-го ранга (со старшинством в чине менее трёх лет) — нем. Fregattenkapitän;
- Капитан 1-го ранга — нем. Kapitän zur See;
- Контр-адмирал — нем. Konteradmiral.
| Звание | Имя | Дата приема командования |
Дата сдачи командования |
|---|---|---|---|
| Капитан 1-го ранга | Вильгельм Маршалл | 12 ноября 1934 г. | 22 сентября 1936 г. |
| Капитан 1-го ранга | Отто Цилиакс | 22 сентября 1936 г. | 31 октября 1938 г. |
| Капитан 1-го ранга | Хайнц-Генрих Вюрмбах | 31 октября 1938 г. | 31 октября 1939 г. |
| Капитан 1-го ранга | Теодор Кранке | 31 октября 1939 г. | 1 апреля 1941 г. |
| Контр-адмирал | Теодор Кранке | 1 апреля 1941 г. | 12 июня 1941 г. |
| Капитан 1-го ранга | Вильгельм Меендзен-Болькен | 12 июня 1941 г. | 28 ноября 1942 г. |
| Капитан 2-го ранга | Эрнст Грубер | 28 ноября 1942 г. | 1 февраля 1943 г. |
| Капитан 1-го ранга | Рихард Роте-Рот | 1 февраля 1943 г. | 1 апреля 1944 г. |
| Контр-адмирал | Рихард Роте-Рот | 1 апреля 1944 г. | 4 апреля 1944 г. |
| Капитан 1-го ранга | Эрнст-Людвиг Тинеманн | 4 апреля 1944 г. | 9 апреля 1945 г. |
Потопленные и захваченные суда
| Дата | Судно | Страна | Тоннаж | Судьба |
|---|---|---|---|---|
| 5 ноября 1940 г. | «Мопан» (SS Mopan) |  Великобритания
|
5 389 | потоплен |
| 5 ноября 1940 г. | «Джервис Бей» (HMS Jervis Bay) | Великобритания
|
14 164 | потоплен в бою |
| 5 ноября 1940 г. | «Майдан» (SS Maidan) | Великобритания
|
7 908 | потоплен |
| 5 ноября 1940 г. | «Тревеллард» (SS Trewellard) | Великобритания
|
5 201 | потоплен |
| 5 ноября 1940 г. | «Кенбейн Хед» (SS Kenbane Head) | Великобритания
|
5 225 | потоплен |
| 5 ноября 1940 г. | «Биверфорд» (SS Beaverford) | Великобритания
|
10 142 | потоплен |
| 5 ноября 1940 г. | «Фресно Сити» (SS Fresno City) | Великобритания
|
4 995 | потоплен |
| 24 ноября 1940 г. | «Порт Хобарт» (SS Port Hobart) | Великобритания
|
7 448 | потоплен |
| 1 декабря 1940 г. | «Трайбсмен» (SS Tribesman) | Великобритания
|
6 242 | потоплен |
| 17 декабря 1940 г. | «Дюкеса» (SS Duquesa) | Великобритания
|
8 652 | захвачен |
| 17 января 1941 г. | «Сандефьорд» (SS Sandefjord) |  Норвегия
|
8 083 | захвачен |
| 20 января 1941 г. | «Барневельд» (SS Barneveld) |  Нидерланды
|
5 597 | потоплен |
| 20 января 1941 г. | «Стенпарк» (SS Stanpark) | Великобритания
|
5 103 | потоплен |
| 20 февраля 1941 г. | «Бритиш Адвокейт» (SS British Advocate) | Великобритания
|
6 994 | захвачен |
| 20 февраля 1941 г. | «Григориос С.» (SS Grigorios C.) |  Греция
|
2 546 | потоплен |
| 21 февраля 1941 г. | «Кенедиан Крузер» (SS Canadian Cruiser) | Великобритания
|
6 992 | потоплен |
| 22 февраля 1941 г. | «Рантау Паджанг» (SS Rantau Pandjang) | Нидерланды
|
2 542 | потоплен |
| 25 августа 1942 г. | «Александр Сибиряков» |  СССР
|
1 384 | потоплен в бою |
Напишите отзыв о статье "Admiral Scheer (1933)"
Примечания
- ↑ Реально на борт брали только один самолёт. // Кофман В. Л. Карманные линкоры фюрера. Указ. соч. — С. 37.
- ↑ [ship.bsu.by/main.asp?id=100256 Энциклопедия кораблей. Крейсеры класса «Германия»]
- ↑ [ship.bsu.by/main.asp?id=100256 Там же.]
- ↑ Брум, стр. 125
- ↑ [militera.lib.ru/h/ruge/09.html Руге Ф. Война на море 1939—1945. Пер. с нем. М., 1957., — М.: АСТ, СПб.: Полигон, 2000. — с. 157—158.]
- ↑ 1 2 3 4 Головко, А. Г. [militera.lib.ru/memo/russian/golovko_ag/08.html Вместе с флотом]. — 3-е изд. — М.: Финансы и статистика, 1984. — 287 с. — С. 129—135.
- ↑ 1 2 Бадигин, К. С. [royallib.ru/read/badigin_konstantin/na_morskih_dorogah.html#644715 На морских дорогах]. — 2-е изд. — М.: Политиздат, 1980. — 336 с. — С. 160—170.
- ↑ Вооружены 76-мм орудиями: четыре на «Дежнёве», одно на «Революционере».
- ↑ В.Д.Доценко. Мифы и легенды российского флота. — СПб: Полигон, 2002. — С. 267.
Ссылки
- [www.polarpost.ru/forum/viewtopic.php?f=74&t=4656&start=30 Бой л/п «А. Сибиряков» с линкором «Адмирал Шеер» в книгах. Полярная Почта]
Литература
- Руге Ф. Война на море 1939—1945. Пер. с нем. М., 1957., — М.: АСТ, СПб.: Полигон, 2000.
- Головко А. Г. Вместе с флотом. — 3-е изд. — М.: Финансы и статистика, 1984. — 287 с, ил.
- [militera.lib.ru/memo/english/broome_je/index.html Дж. Брум «Конвою рассеяться!»] — М.Транзиткнига, 2005
- [www.pobratimy2.ru/?a=p24 Рейд «Адмирала Шеера» — Никандр Елагин «Побратимы Арктики»]
- Бадеев Н. А. Операция «Страна чудес» // Принимаю бой. — М.: Детская литература, 1973.
- В.Д.Доценко Мифы и легенды российского флота. - СПб .: Полигон, 2002
| ||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Admiral Scheer (1933)
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.
В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.
Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
