Адмони, Иоганн Григорьевич

Иоганн Адмони
Имя при рождении	Иоганн Григорьевич Красный
Дата рождения	17 июля 1906(1906-07-17)
Место рождения	Дессау, Германская империя
Дата смерти	5 сентября 1979(1979-09-05) (73 года)
Место смерти	Ленинград, СССР
Страна	СССР СССР
Профессии	композитор, кинокомпозитор, пианист, педагог
Инструменты	фортепиано
Жанры	симфоническая и камерная музыка, опера, балет

Иогáнн Григóрьевич Адмóни (первоначальная фамилия Красный; 1906, Дессау — 1979, Ленинград) — советский композитор, пианист, педагог и общественный деятель, сын известного петербургского историка, публициста и еврейского общественного деятеля Григория Яковлевича Красного-Адмони. Старший брат известного советского лингвиста Владимира Григорьевича Адмони. Руководитель Семинара самодеятельных композиторов при Доме композиторов в Ленинграде.

Биография

Молодость

По рождению он носил фамилию отца — Григория Яковлевича Красного, однако отец с 1917 года для своей фамилии стал использовать перевод слова Красный на иврит — Адмони и с 1922 года этот псевдоним перешёл к его детям, Иоганну и Владимиру.

В 1922 году И. Г. Адмони поступил в Петроградский, впоследствии Ленинградский, государственный университет на факультет общественных наук. Успешно закончил его юристом в 1926. Однако с детства его влекла музыка, основы знаний о которой он получил от отца хорошо певшего и даже некоторое время обучавшегося пению в Петербургской консерватории, и в 1927 И. Г. Адмони после показа на вступительных экзаменах своих романсов в собственном исполнении был принят в класс композиции известного педагога Ленинградской консерватории М. О. Штейнберга, у которого ранее учился и Д. Д. Шостакович. После окончания Консерватории в 1931 молодой композитор был направлен в Вологду, в Драматический Театр в качестве музыкального руководителя театра и композитора.

Музыкальное творчество

После получения системного музыкального образования И. Г. Адмони пишет много музыки в форме романсов на стихи самых известных поэтов, А. Блока, Г. Гейне и других.

Далее фантазия молодого автора приводит его к созданию крупномасштабных полотен — оперы «Гробовщик» и балетов «АО» и «Война с саламандрами», стиль музыки которых был не столь авангардным, как у композиторов-современников. Это привело к малой поддержке музыки автора в среде современных ему музыкантов. В результате И. Г. Адмони с тех пор прекращает работу в крупных формах вплоть до начала 1950-х. В 1951 он пишет одно из своих последних крупных сочинений «Концерт для фортепиано с оркестром».

Также автор оперы и балетов пишет много музыки к спектаклям и кинофильмам.

Общественная деятельность

Отдавая должное своей работе в Драматическом Театре в Вологде, музыканта влекла настоящая музыкальная общественная жизнь, которая проходила по его мнению только в Ленинграде и в течение 1932—1933 годов он сумел перенести свой опыт развития музыкального искусства в Вологде на подобную работу в районных театрах молодёжи в Ленинграде и организовал первые в своей практике кружки музыкальной художественной самодеятельности для людей из народа, не имеющих возможности сразу поступить в Консерваторию.

В 1934—1935 г.г. он становится редактором Радио, В 1937—1938 г.г. — референтом по музыкальному вещанию, директором и художественным руководителем Концертного бюро Ленинградской филармонии, В 1939—1941 г.г. — музыкальным руководителем «Ленгосэстрады».

Перед началом Великой Отечественной Войны в 1941 году арестован по доносу и с 1941 по 1946 провёл в сталинских лагерях, откуда ему удалось вырваться лишь благодаря заступничеству достигшего всемирной славы Д. Д. Шостаковича.

Не имея права жить в Ленинграде после освобождения из ГУЛага, так как он ещё он не был реабилитирован на тот момент, И. Г. Адмони жил в Узбекистане и преподавал композицию в Ташкентской консерватории. В 1947—1949 И. Г. Адмони преодолевая юридические преграды возвращается в Ленинград, где совместно с единомышленниками, к которым можно больше всего отнести И. Я. Пустыльника, он всецело способствует организации при Доме композиторов в Ленинграде неформального бесплатного (народного) музыкального учреждения — Семинара самодеятельных композиторов.

Позже подобные семинары были созданы и в других городах СССР, но сама идея и рождение подобного учреждения навсегда связаны с И. Г. Адмони. Он становится его бессменным руководителем и преподавателем композиции. Семинар действует в рамках Устава Ленинградской Организации Союза композиторов СССР, что позволяет учащимся-семинаристам поступать в различные музыкальные средние и высшие учебные заведения, в частности, в Ленинградскую консерваторию на общих основаниях, но с большим багажом знаний в области музыки.

И. Г. Адмони в течение многих лет был заместителем председателя Ленинградской Организации Союза композиторов СССР. В 1960—1967 г.г. параллельно работе с самодеятельными композиторами И. Г. Адмони являлся музыкальным руководителем киностудии «Леннаучфильм».

И. Г. Адмони часто выступал в качестве музыкального критика и рецензента в ленинградской периодической печати.

Умер И. Г. Адмони в возрасте 73-х лет в 1979 году.

Основные произведения

• Опера: «Гробовщик» (по мотивам стихов А. Пушкина, 1935)
• Балеты: «АО» (1936), «Война с саламандрами» (по мотивам произведений К. Чапека, 1938) и «Наташа Ростова» (по мотивам произведений Л. Толстого, 1941, неоконченная)
• Симфоническая поэма «Петроград 1917-го» (другое название: «Ленин в Смольном») (1936)
• Кантаты: «Живее всех живых» (1960) и «Триптих о Революции» (1971) на стихи советских поэтов.
• Концерт для фортепиано с оркестром (1951)
• Романсы: для голоса с фортепиано (более 100), в том числе на сл. А.Блока (более 20) — Поэма «Круг» (7 романсов), Триптих «Кармен», Романсы «Ксюша», «Пой», «Я помню», «Не спят», «Я пригвожден», «Коршун», «Я Гамлет» и др. (1938—1950), Три баллады из Песен западных славян А. Пушкина: «Гайдук Хризич», «Влах в Венеции», «Похоронная песня» (1940—1949) «Триптих на сл. М. Рыльского»(1946), «Триптих на сл. А. Мицкевича»(1955), Баллады на стихи исландских поэтов ХХ века (1959), романсы на сл. Р. Бернса, Г. Гофмансталя, С. Георге и др.
• Вокальные циклы на стихи А.Блока (1957) и Г.Гейне (1958)
• Музыка к кинофильмам: «Планета бурь» и др.
• Песни: для театра и радио.

Членство в организациях

• Член Ленинградской организации Союза композиторов СССР, заместитель председателя этой организации.

Память

Похоронен на Преображенском еврейском кладбище в Санкт-Петербурге.

Имя И. Г. Адмони занесено в «Красную Книгу Советской (ныне Российской) Эстрады».

Ссылки

• [kkre-1.narod.ru Красная книга российской эстрады]
• [classic-online.ru Слушать, скачать музыку в формате mp3]
• [www.vestnik.com/issues/2002/0918/win/shulman.htm Журнал Вестник]
• [rexstar.ru/content/alb484 Журнал Rexstar.ru]
• [www.jekl.ru/public/backid.php?product_id=67401 Кладбище: Преображенское, Участок: 7-4 нов., Место: 421]

Отрывок, характеризующий Адмони, Иоганн Григорьевич

Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.