Октар, Аднан

Аднан Октар
тур. Adnan Oktar
глава «Фонда научных исследований» с 1990
Личная информация
Имя при рождении:	Аднан Октар
Прозвище:	Харун Яхья
Богословская деятельность
Труды:	Список Крах теории эволюции, Великий замысел в природе, Великолепие в небесах, Для людей размышляющих, Погибшие народы, Сотворение вселенной и др.
Редактирование Викиданных

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Аднан Октар (тур. Adnan Oktar, широко известен под псевдонимом Харун Яхья, тур. Harun Yahya; 2 февраля 1956, Анкара) — турецкий писатель псевдонаучного направления, исламский креационист.

Биография

Аднан Октар родился в 1956 году в Анкаре, где жил до окончания лицея. В 1979 году он поступает в Университет Мимара Синана в Стамбуле на факультет изящных искусств. Там же, в университете, в 1982 году формируется первая группа его сторонников, которая состояла из 20-30 человек.

В 1986 году Аднан Октар издал книгу «Жизнь и Эволюция». В этом же году была опубликована книга «Иудаизм и масонство», основанная на конспирологических гипотезах.

Позднее Аднан Октар был арестован по обвинению в подготовке теократической революции. Он был помещен в тюремную клинику, где ему были поставлены диагнозы ананкастное расстройство личности и шизофрения. Лишь после многократных требований адвокатов и правозащитников суд вынес решение об отсутствии состава преступления, отсутствии каких-либо запрещенных идей в словах обвиняемого, и Аднан Октар был оправдан и освобожден из под стражи. Позднее, в Военно-медицинской академии Гюльхане, было выдано свидетельство о полном психическом здоровье Аднана Октара.

Аднан Октар является заметным в исламском мире публицистом, часто его также цитируют и христианские креационистские ресурсы. Он имеет собственный издательский дом «Global» со штаб-квартирой в Стамбуле.

В настоящее время Аднан Октар по-прежнему ведёт активную деятельность, давая репортажи на турецких телевизионных и радио каналах.

Книги

Харун Яхья является автором около 200 книг, большого количества статей по креационизму, по политической и религиозной проблематике. Наиболее известные книги — «Крах теории эволюции», «Великий замысел в природе», «Великолепие в небесах», «Для людей размышляющих», «Погибшие народы», «Сотворение вселенной» и др.

В 1996 году Харун Яхья опубликовал книгу, озаглавленную «Soykırım Yalanı» (Обман Холокоста). Публикация Soykırım Yalanı вызвала споры. Эта книга утверждает, что «то, что представляют как Холокост, является смертью некоторых евреев из-за эпидемий тифа во время войны и голода к концу войны, вызванных поражением немцев». Впоследствии автор отказался от изложенного в книге.

Креационизм

В 1990 году Аднан Октар возглавил организацию «Фонд научных исследований» (тур. Bilim Araştırma Vakfı,BAV). В начале 1998 года BAV начало свою первую кампанию против теории эволюции и дарвинизма Тысячи бесплатных копий книги Октара Обман эволюции и буклетов на основе этой книги были распространены по всей Турции Аднан Октар регулярно публикует объявления против эволюции в ежедневной турецкой газете и даже публиковал объявление в американском журнале TIME. Начиная с 1998 года BAV возглавляет нападки на турецких ученых, преподающих теорию эволюции. По словам учёных, они подвергались преследованиям и угрозам, а также были оклеветаны в листовках. В 1999 году шесть оклеветанных профессоров выиграли в суде гражданское дело против BAV.

В 2005 году профессор Юмит Сайин, подводя итог кампании BAV, заявил: «В 1998 году я смог мотивировать шестерых членов Турецкой Академии наук выступить против креационистского движения. Сегодня невозможно мотивировать никого. Они боятся, что будут атакованы радикальными исламистами и BAV» (англ. In 1998, I was able to motivate six members of the Turkish Academy of Sciences to speak out against the creationist movement. Today, it's impossible to motivate anyone. They're afraid they'll be attacked by the radical Islamists and the BAV.).

В 2008 году Аднан Октар предложил 10 млн. турецких лир любому, кто найдет ископаемое переходное звено, демонстрирующее эволюцию. Комментируя это предложение, профессор биологии Калифорнийского университета в Беркли Кевин Падиан заявил, что Октар

…не имеет ни малейшего понятия о том, что нам известно об изменениях, происходящих с течением времени. Если он видит ископаемого краба, то говорит: «этот краб выглядит как обычный, никакой эволюции нет»

Оригинальный текст (англ.)  

…does not have any sense of what we know about how things change through time. If he sees a fossil crab, he says, 'It looks just like a regular crab, there's no evolution

.

Критика

Высказывания Харуна Яхьи о теории эволюции и характер его аргументации часто подвергаются научной критике.

Ряд исламских учёных также не разделяет взглядов Х. Яхьи. Так, Далиль Бубакёр, президент Союза мусульман Франции, комментируя книги Харуна Яхьи, отметил, что «эволюция — это научный факт», и «теория эволюции не противоречит Корану»: «Он пытается показать, что виды остаются неизменными, и в качестве подтверждений приводит фотографии, но при этом он не может объяснить исчезновения одних видов и возникновения других».

Социолог Малек Шебель также сказал в интервью газете Le Monde в феврале 2007 года, что «ислам никогда не боялся науки… Исламу незачем бояться дарвинизма… Ислам не боится истории эволюции и мутаций рода человеческого».

Отрывок, характеризующий Октар, Аднан

Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.