Броньяр, Адольф Теодор

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Адольф Броньяр»)
Перейти к: навигация, поиск
Адольф Теодор Броньяр
фр. Adolphe Théodore Brongniart
Место рождения:

Париж, Франция

Место смерти:

Париж, Франция

Научная сфера:

ботаника, палеоботаника

Место работы:

Парижский музей естественной истории

Известен как:

один из основоположников палеоботаники, «отец палеоботаники»

Награды и премии:

Медаль Волластона (англ. Wollaston Medal, 1841)

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Brongn.».
[www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Brongn.&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI

Адо́льф Теодо́р Бронья́р (фр. Adolphe Théodore Brongniart, 14 января 1801 — 18 февраля 1876) — французский ботаник.

Один из основоположников палеоботаники, «отец палеоботаники». Построил единую систему растительного царства, включив в неё и ископаемые растения.

Член Французской академии наук (с 1834 года) и член-корреспондент Петербургской академии наук (с 1829 года).

С 1833 года до самой кончины — профессор ботаники и физиологии растений Парижского музея естественной истории (фр. Muséum national d'Histoire naturelle).





Путь в науке

Адольф Броньяр родился в семье геолога Александра Броньяра[1]. Дед его — Александр Теодор Броньяр — был архитектором. Культурная среда семьи и научные задачи отца подтолкнули молодого Броньяра к изучению ископаемых растений, определению их места в современном Царстве растений и совершенствованию систематики. Именно здесь он добился наибольших успехов.

Тем не менее его устремления в науке не ограничились одной лишь палеоботаникой. Им сделан значительный вклад в анатомию растений и таксономию.

Его весьма занимали и практические приложения его теоретических трудов к земледелию и садоводству.

С 1822 по 1825 год Броньяр совершил кругосветное путешествие.

Вместе с Жаном-Виктором Одуэном (фр. Jean Victoire Audouin) и Жаном Батистом Дюма (своими будущими родственниками) он начал выпускать в 1824 году «Анналы естественных наук» (фр. Annales des Sciences Naturelles).

Он основал в 1854 году Французское ботаническое общество (фр. Societe Botanique de France) и был его первым президентом.

Броньяру принадлежит одна из важнейших естественных систем растений, которую он применил в 1843 году при устройстве Ботанической школы при Музее естествознания; он изложил её в «Enumérations des genres de plantes cultivées au Muséum d’histoire naturelle de Paris» (фр.) (1843, 2 издание 1850). У Броньяра растения расположены в восходящем порядке: он начинает с тайнобрачных и восходит до явнобрачных (или цветковых) путём постепенных разветвлений системы, состоящей из 68 групп, или классов, подразделяющихся на 296 семейств. Опорная точка этой классификации — разделение цветковых на два крупных отдела: голосеменные — хвойные и т. д. и покрытосеменные — однодольные и двудольные; это разделение теперь признано почти всеми ботаниками.

Роды растений, описанные Броньяром

(в алфавитном порядке)

Названы в честь Броньяра

Основные труды

  • фр. Brongniart A. Essai d'une classification naturelle des champignons, 1825
  • фр. Brongniart A. Mémoire sur la famille des rhamnées, 1826
  • фр. Brongniart A. Prodrome d'une histoire des végétaux fossiles. – Paris; Strasbourg: F.G. Levrault, 1828
  • фр.  Brongniart A.T. Histoire des végétaux fossiles, ou, Recherches botaniques et géologiques sur les végétaux renfermés dans les diverses couches du globe. – Paris, 1836–1837. – T. 1. – Fortin, Masson et Cie, 1836.; Atlas. – 1836; T. 2. – Crochard et Cie, 1837
  • фр.  Brongniart A. Sur la génération et le développement de l'embryon des Phanerogames
  • фр.  Brongniart A. Recherches sur la structure et les fonctions des feuilles
  • фр.  Brongniart A. Nouvelles Recherches sur l'Épiderme
  • фр.  Brongniart A. Recherches sur l'organisation des tiges des Cycadées
  • фр.  Brongniart A. Énumération des genres de plantes cultivées au Musée d'Histoire Naturelle de Paris (1843)
  • фр.  Brongniart A. Tableau des genres de végétaux fossiles
  • Броньяр А. Т. Краткая история исследования ископаемых растений и распределение их в различных слоях земной коры — СПб.: Типография Экспедиции заготовления государственных бумаг, 1829[2].
  • фр.  Brongniart A. Rapport sur les progrès de la botanique phytographique, 1868
  • фр.  Brongniart A. Recherches sur les graines fossiles silicifiées, 1881

Напишите отзыв о статье "Броньяр, Адольф Теодор"

Литература

Примечания

  1. Броньяр, Адольф-Теодор // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Сокращённый перевод.

Ссылки

  • [dispatch.opac.d-nb.de/DB=4.1/REL?PPN=116685271 Труды Адольфа Броньяра и литература о нём в Deutschen Nationalbibliothek]
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49687.ln-ru Профиль Адольфа-Теодора Броньяра] на официальном сайте РАН
  • Труды этого автора можно найти в интернет-библиотеке [gallica.bnf.fr/ Gallica]. Следует произвести поиск (фр. Recherche) по фамилии.

Отрывок, характеризующий Броньяр, Адольф Теодор

Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.