Адорация

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Адорация (поклонение Святым Дарам) — в Католической церкви разновидность внелитургического почитания Святых Даров, освящённых в ходе Евхаристии. Как правило имеет форму выставления Святых Даров на алтарь в специальном сосуде — монстрации, варианте дароносицы, и проведения специального богослужения; либо частной молитвы верующих перед выставленными Дарами.

Обряд адорации начинается с выставления Тела Христова в монстрации на алтарь храма, клирики и народ в это время преклоняют колени. Выставление сопровождается специальными песнопениями, посвящёнными Евхаристии — чаще всего в начале адорации поётся O salutaris hostia, а в конце — Tantum ergo. После выставления Даров присутствующие на богослужении молятся либо в безмолвии, либо произнося определённые молитвы. Поклонение Святым Дарам завершается благословением, когда священник благословляет коленопреклонённых верующих дароносицей.

Обряд адорации возник в Западной Европе в начале XIII века. Учительство Церкви в Средние века поощряло поклонение Святым Дарам, как видимый знак веры в реальное пресуществление. Одним из первых исторически засвидетельствованным фактом адорации было поклонение Дарам в 1226 году в Авиньоне, как благодарность Богу за победу над альбигойцами. В 1264 году в литургический календарь Католической церкви был включён праздник Тела и Крови Христовых, центральным элементом которого впоследствии стала процессия с дароносицей вне храма. Данный праздник в значительной мере способствовал развитию внелитургического поклонения Святым Дарам. Повсеместный характер во всей Западной церкви адорации приобрели в XV веке, а в XVIXVII веках обряд адорации приобрёл более или менее фиксированную форму. Традиционно адорации совершались отдельно от мессы, примыкая либо к вечерне, либо к различным внелитургическим богослужениям, таким как храмовые литании, Крестный путь и т. д. Особое значение всегда имело поклонение Дарам после Мессы воспоминания Тайной Вечери, совершающейся в Великий четверг, которая завершается переносом дароносицы в боковой придел храма (т. н. «темницу»), символизирующим арест и заключение под стражу Иисуса Христа. После окончания мессы совершается поклонение Святым Дарам перед алтарём этой боковой часовни. Поклонение Святым Дарам также совершается верующими в индивидуальном порядке на всём протяжении дня Великой субботы. В некоторых странах, включая Россию, появилась традиция периодически проводить адорацию непосредственно после мессы, особенно в праздники.

Развитие культа поклонения Христу в евхаристических дарах привело к появлению в Католической церкви особых часовен, именуемых «часовни непрерывного поклонения». Такие часовни могут быть обустроены при церквях, монастырях или в отдельном помещении в здании нецерковного характера. В часовнях непрерывного поклонения никогда не совершается литургия, но Святые Дары выставлены для поклонения круглые сутки.

В 1973 году Конгрегация богослужения и дисциплины таинств выпустила Римский требник, в котором содержится специальный раздел «О святом причащении и культе евхаристической тайны вне мессы», где в числе прочего приведены рекомендации по проведению поклонения Святым Дарам. Указания по проведению поклонению Святым Дарам приведены также в Кодексе канонического права[1]



См. также

Напишите отзыв о статье "Адорация"

Примечания

  1. [www.vatican.va/archive/cod-iuris-canonici/russian/codex-iuris-canonici_russian.pdf Кодекс канонического права &942-944]

Ссылки и источники

Отрывок, характеризующий Адорация

– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.