Адриатические венеты

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вене́ты[1] (греч. ’Ενετοί, лат. Veneti) — группа племён, населявших северное побережье Адриатического моря, к северо-востоку от реки По. Позднее по имени венетов эта область получила название Венетия (откуда город Венеция и современная область Венеция). Появились здесь в XII—XI веках до н. э. и по свидетельству Плиния Старшего, Юстина, Тита Ливия и др. переселились сюда из Малой Азии, где также носили имя «вене́ты»[2]. Предположительно связаны с Атестинской археологической культурой.

Главные города — Атесте (совр. Эсте) и Патавиум (совр. Падуя). Венеты были союзниками римлян в их борьбе с кельтскими племенами (IV век до н. э.) и во время Второй Пунической войны (218—201 до н. э.) против карфагенского полководца Ганнибала. В начале II века до н. э. началась римская колонизация области расселения венетов, которая с 183 до н. э. вошла в состав римской провинции Цизальпийская Галлия. В 89 до н. э. венеты получили права латинского гражданства, в 49 — римского гражданства. После реформ Октавиана Августа земли венетов вошли в Регион X (Венетия и Истрия) италийских владений римлян.





Язык и происхождение

Сохранилось более 300 надписей на венетском языке.

Г. Хирт в книге «Индогерманцы» (Hirt H., Die Indogermanen, 2 Bde., Strassburg, I, 1905; II, 1907) считал венетов (впоследствии адриатических) — одним из иллирийских народов группы centum, наряду с мессапами и македонянами, изначально жившим в Паннонии.

Дж. Бонфанте (1931) поместил венетский в качестве самостоятельного языка, промежуточного между: 1) балтскими, 2) италийскими и 3) фрако-фриго-иллиро-албанскими. Со всеми тремя группами он имел языковые связи. (Bonfante G. I dialetti indoeuropei. Annali del Reale Istituto Orientale di Napoli. Vol. IV, fasc. IX. 1931. S. 69 ff) .

Х. Крае, специалист по иллирийским языкам опубликовал своё исследование по венетскому в 1950 году. (Krahe H., Das Venetische. Sitz.-Ber. D. Hedelberger Akademie der Wissenschaften, phil.-hist. Klasse, 1950, 3.). Он считал венетский самостоятельным индоевропейским языком, занимающим промежуточное положение между латинским, иллирийским и германским.

«Р. Мух считает венедов иллирийской народностью, а последние гипотезы Шахматова и Пейскера считают венетов кельтами на основании якобы кельтской терминологии водных путей на территории прародины венедов» (Л. Нидерле, 2010, с. 39, там же ссылка на критику).

Л. Нидерле (1956) не разделяет адриатических и балтийских венетов. Он уверен в славянской принадлежности и тех и других, но при этом не исключает кельтского влияния и даже считает название «венеты» кельтским словом: «Самое большее, что можно допустить, это то, что если венеты и были кельтского происхождения, то их славянизация произошла задолго до I в. н. э. Что же касается моей точки зрения, то я не сомневаюсь в том, что венеды Плиния, Тацита и Птолемея, так же как венеды Иордана, Прокопия и более поздних историков, всегда были славянами. Их наименование — венды, венеды — не было собственно славянским, а являлось, очевидно, названием чуждого происхождения, которое дали славянам их соседи. Значительная распространённость название с основой vind или vend на землях, заселённых когда-то кельтами, даёт основание предположить, что эти названия кельтского происхождения». (Л. Нидерле, 2010, с. 39-40).

В. Хенсель (1988) считает, что венеты — изначально неславянское племя, было славянизировано «праславянами» в I тыс. до н. э., в результате чего разделилось на 2 части: «В Польше передвижение праславян на запад после 1000 г. до н. э. вплоть до Одры привело к тому, что часть живших здесь венетских племён подверглась процессу славянизации… после 1000 г. до н. э. наименование венетов относилось к двум разным этническим группам: а) населению, говорящему на венетском языке, и б) славянским племенам (венеды, венды)» (Хенсель В. Венеты, венеды и их связь с населением Северной Италии и Польши. //Древности славян и Руси. М. 1988, с. 161.).

По данным топонимики, к венетам могли быть близки соседние народы карны, истры и либурны.

Источники

Римский писатель Юстин, обрабатывая «Всемирную историю» Помпея Трога I в. до н. э., написал[уточнить]:

«Ибо так же, как народ этрусков, живущих на побережье Тосканского моря[3], пришёл из Лидии, так и венеты, известные как обитатели Адриатического моря, были изгнаны из захваченной Атенором[уточнить] Трои».

Тит Ливий извещает нас:

«Обстоятельства сложились так, что Антенор с немалым числом энетов, изгнанных мятежом из Пафлагонии и искавших нового места, да и вождя взамен погибшего под Троей царя Пилемена, прибыл в отдалённейший залив Адриатического моря и по изгнании евганеев, которые жили меж морем и Альпами, энеты с троянцами владели этой землей».

Тит Ливий, Ab Urbe Condita, Liber I, 1

Зенодот Эфесский:

«…Эти венеты … потеряв своего вождя во время Троянской войны, они переправились в Европу (во Фракию), далее, после долгих скитаний, прибыли в Венетию Адриатическую».

На Адриатике венеты основали свой город Венецию.

См. также

Напишите отзыв о статье "Адриатические венеты"

Примечания

  1. Древних венетов не следует путать с современным населением той же самой области Венеция, которые говорят на венетском языке романской группы, хотя исторически они сложились на основе в том числе и древних венетов, романизованных в начале нашей эры.
    Кроме того, известны ещё как минимум две группы племён, носивших то же имя — кельтское племя в Бретани и балто-славянское племя в Восточной Европе (венеды).
  2. Плиний Старший — Естественная история B:6,C:2 [www.perseus.tufts.edu/cgi-bin/ptext?doc=Perseus%3Atext%3A1999.02.0137;layout=;query=toc;loc=37.11 Полный английский перевод середины XIX века]
  3. Тосканское море — историческое название современных юга Лигурийского и севера Тирренского морей, омывающих берега итальянской области Тоскана (со столицей во Флоренции), обусловленное, вероятно, её особым политическим и историческим значением.

Литература

Источники

Исследования

  • Лукьянов А. [www.academia.edu/7158072/_Italy_and_early_Rome_ Италия и ранний Рим]. 2014.
  • Chieco Bianchi, Anna Maria [et al.] (1988). Italia: omnium terrarum alumna: la civiltà dei Veneti, Reti, Liguri, Celti, Piceni, Umbri, Latini, Campani e Iapigi. Milano: Scheiwiller.
  • Lejeune, Michel (1974). Manuel de la langue vénète. Heidelberg: Indogermanische Bibliothek, Lehr- und Handbücher.
  • Pellegrini, Giovanni Battista (1967). La lingua venetica / G.B. Pellegrini, A.L. Prosdocimi. Padova: Istituto di glottologia dell'Università di Padova.
  • Prosdocimi, Aldo (2002). Trasmissioni alfabetiche e insegnamento della scrittura, in AKEO. I tempi della scrittura. Veneti antichi: alfabeti e documenti, Catalogo della Mostra (Montebelluna, dicembre 2001-maggio 2002). Montebelluna, pp. 25-38.
  • Prosdocimi, Aldo (2002). Veneti, Eneti, Euganei, Ateste: i nomi, in AA.VV., Este preromana: una città e i suoi santuari. Treviso: Canova, pp. 45-76.
  • Wallace, Rex (2004). Venetic in Roger D. Woodard (ed.), The Cambridge Encyclopedia of the World’s Ancient Languages, University of Cambridge, pp. 840—856. ISBN 0-521-56256-2

Ссылки

  • [wwwa.britannica.com/eb/article-74687 Italic languages — Additional reading] Encyclopædia Britannica  (англ.),  (нем.),  (фр.),  (итал.).
  • [www.umass.edu/classics/wallace.htm Encyclopedia of the World’s Ancient Languages, Venetic chapter] Dr. Rex Wallace  (англ.)
  • [www.istitutoveneto.it/iv/presentazione/soci/biografia_socio.php?id=252 Extensive Bibliography — Studies on the Veneti] Dr. Loredana Calzavara-Capuis  (итал.)
  • [members.tripod.com/adolfozavaroni/venet.htm Venetic inscriptions] Adolfo Zavaroni  (итал.)

Отрывок, характеризующий Адриатические венеты

Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.