Адулис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Адулисместо археологических раскопок Северной красноморской провинции Эритреи, примерно в 30 милях к югу от города Массауа. Адулис был портом Аксумского царства, расположенным на побережье Красного моря. Залив Адулис назван по порту. Считают, что современный город Зула может быть Адулисом времён Аксумского царства, поскольку Зула может отражать местное название греческого «Адулис».





История

Плиний Старший первым упомянул Адулис (N.H. 6.34), но неверно истолковал это название и подумал, что оно означает, что город основали беглые египетские рабы. Город упомянут в Перипле Эритрейского моря, лоции Красного моря и Индийского океана, которая описывает его как рынок торговли слоновой костью, кожами, рабами и другими вывозимыми из глубинных областей товарами. Возможно, что ранее город был известен как Береника Панхрисус (Berenice Panchrysus) Птолемеев.

Козьма Индикоплов пишет о двух надписях, которые он обнаружил здесь в VI веке: первая описывает, как Птолемей Эвергет (247—222 гг. до н. э.) использовал пойманных в этом регионе боевых слонов для достижения победы в своих зарубежных войнах. Вторая, известная под именем Monumentum Adulitanum, была сделана в 27-й год правления неназванного царя Аксума, который хвастается своими победами, одержанными к северу и югу от Аксума.

В датируемом IV веком произведении, традиционно (но возможно неверно) приписываемом перу Палладия из Галатии (Palladius of Galatia), описывается путешествие анонимного египетского юриста («схоласта») в Индию для изучения философии браминов. Часть пути его сопровождал некий Моисе или Моисей, епископ Адулиса.

Контроль над Адулисом давал Аксуму возможность быть крупнейшей державой в Красном море. Порт стал главным отправным пунктом для вторжения Калеба в химьяритское царство Зу Нуваса около 520 года. Несмотря на то, что Ю. М. Кобищанов подробно описал ряд набегов эфиопов на побережье Аравии (самый поздний из которых состоялся в 702 году, когда был захвачен порт Джидда), и утверждал, что Адулис был позднее захвачен мусульманами, что положило конец морской мощи Аксума и способствовало изоляции Эфиопии от Византийской империи и других её традиционных союзников, последние годы существования Адулиса представляют собой загадку. Исламские авторы иногда упоминают Адулис и близлежащий архипелаг Дахлак как место ссылки. Доказательства подтверждают, что Аксум сохранил доступ к Красному морю, но удача явно изменила ему после VII века. В любом случае, морская мощь Аксума уменьшилась, и обеспечение безопасности на Красном море легло на другие плечи.

Археологические раскопки

Адулис стал одним из первых мест археологических раскопок памятников аксумской культуры, когда в 1840 году французская экспедиция в Эритрею, возглавляемая Виньо (Vignaud) и Пети (Petit) провела первоначальную съёмку и составила карту, на которой было отмечено место нахождения трёх сооружений, являвшихся, по их мнению, храмами. В 1868 году рабочие, входившие в состав военной экспедиции Напьера против Теодроса II, побывали в Адулисе и откопали несколько зданий, в том числе - фундамент церкви византийского типа.

Первые научные раскопки провела немецкая экспедиция в 1906 году под руководством Р. Сандстрёма (R. Sundström), который работал в северном секторе площадки, вскрыв крупное сооружение, окрещённое им "дворцом Адулиса", а также обнаружив аксумские монеты. Результаты раскопок были опубликованы в четырёх томах в 1913 году. В следующем году в Адулисе вёл раскопки Р. Парибени, открывший много сооружений, аналогичных найденным в предыдущем году Сандстрёмом, а также ряд обычных жилых строений.

Прошло более 50 лет до следующей серии раскопок, когда в 1961 и 1962 годах Эфиопский институт археологии спонсировал экспедицию, возглавляемую Фрэнсисом Анфреем (Francis Anfray), которая не только обнаружила материалы, показывающие значительную близость с поздним аксумским царством, но и слой разрушения, что позже дало Ю. Кобищанову возможность утверждать, что Адулис был уничтожен арабским набегом в середине VII века. Это мнение было позднее опровергнуто.

После обретения Эритреей независимости Национальный музей Эритреи обратился к правительству Эфиопии с просьбой о возврате артефактов, обнаруженных во время этих раскопок, но на сегодня в этой просьбе было отказано.[1]

Напишите отзыв о статье "Адулис"

Примечания

  1. [www.news24.com/News24/Africa/News/0,,2-11-1447_1660407,00.html Eritrea wants artefacts back] (2005-10-02). Проверено 5 февраля 2007.

Литература

  • Stuart Munro-Hay. Aksum: An African Civilization of Late Antiquity. Edinburgh: University Press. 1991. ISBN 0-7486-0106-6
  • Yuri M. Kobishchanov. Axum (Joseph W. Michels, editor; Lorraine T. Kapitanoff, translator). University Park, Pennsylvania: University of Pennsylvania, 1979. ISBN 0-271-00531-9

Ссылки

  • [www.shabait.com/about-eritrea/erina/11831-the-ancient-port-of-adulis Адулис на сайте Министерства информации Эритреи]  (англ.)


Отрывок, характеризующий Адулис

Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.