Ажажа, Владимир Михайлович

Владимир Ажажа
укр. Володимир Михайлович Ажажа
Дата рождения:	19 ноября 1931(1931-11-19)
Место рождения:	Великие Сорочинцы, Полтавская область, УССР, СССР
Дата смерти:	23 декабря 2009(2009-12-23) (78 лет)
Место смерти:	Харьков, Украина
Страна:	СССР СССР →Украина Украина
Место работы:	Харьковский физико-технический институт
Учёная степень:	доктор физико-математических наук
Учёное звание:	профессор, член-корреспондент НАН Украины
Альма-матер:	Харьковский университет
Награды и премии:

Владимир Михайлович Ажажа (укр. Володимир Михайлович Ажажа; 19 ноября 1931 года, Великие Сорочинцы, Миргородский район, Полтавская область, УССР, СССР — 23 декабря 2009 года, Харьков, Украина) — советский и украинский учёный, физик (специализация — материаловедение и технология металлов), доктор физико-математических наук (1986), профессор (1990), академик (2006; член-корреспондент с 2003) Национальной академии наук Украины; лауреат Государственной премии УССР в области науки и техники (1982) и премии НАН Украины имени А. И. Лейпунского (2007); Заслуженный деятель науки и техники Украины (2008); ветеран атомной энергетики и промышленности.

Биография

Владимир Ажажа родился 19 ноября 1931 года в Великих Сорочинцах Миргородского района Полтавской области Украины. Отец — Ажажа Михаил Кузьмич — механизатор, мать — Ажажа Анна Кузьминична — колхозница.

В 1939 году Володя пошёл в школу, однако вскоре мирное течение жизни и обучение прервала Великая отечественная война. Отец с первых дней войны ушёл на фронт и вернулся лишь после её окончания.

Во время оккупации работал вместе с матерью и сестрой в общественном дворе на сельскохозяйственных работах.

После освобождения родной земли в 1943 году от захватчиков Володя продолжил учёбу, окончил семилетнюю школу и по совету отца поступил в Великосорочинское педагогическое училище, которое с отличием закончил в 1951 году.

В 1956 году окончил ядерное отделение физико-математического факультета Харьковского университета (ныне физико-технический факультет).

С 1957 года работает в Харьковском физико-техническом институте (Национальный научный центр «Харьковский физико-технический институт»):

• до 1974 года — младший научный сотрудник, научный сотрудник, старший научный сотрудник;
• в 1974—1995 годах — заведующим лаборатории;
• в 1995—1996 годах — заведующий отделом;
• с 1996 года — заместителем директора Института твёрдого тела, материаловедения и технологий.

В стенах родного института защищает кандидатскую (1964), затем докторскую (1986) диссертации.

В 1990 году Владимиру Михайловичу было присвоено звание профессора.

В 2003 году был избран членом-корреспондентом НАН Украины, а в 2006 году — академиком.

Владимир Михайлович Ажажа скончался 23 декабря 2009 года, Харьков, Украина.

Научная деятельность

Сфера научных интересов Владимира Ажажи распространялась на исследования в области физики металлов, физического материаловедения и специальной металлургии: рафинирование металлов физическими методами, физические основы получения сверхпроводящих и полупроводниковых материалов, технологические процессы рафинирования и производства чистых металлов и конструкционных сплавов, и в частности, материалов реакторостроения, глубокая очистка технологических газов.

Ажажа стал одним из основателей вакуумной и сверхвакуумной металлургии чистейших металлов и сплавов с особыми физическими свойствами, в том числе металлофизика бериллия.

При его непосредственном участии был разработан метод получения технических сверхпроводников, физически обоснован и разработан принципиально новый метод изготовления многоволоконных дисперсных сверхпроводников на основе ниобия.

После открытия явления высокотемпературной сверхпроводимости с его участием были начаты работы по синтезу, изучению свойств ВТСП и созданию технических высокотемпературных проводников.

Владимир Ажажа автор более 500 научных статей, 5 монографий, 31 обзор, 36 патентов и авторских свидетельств.

Являлся заместителем главного редактора и редактором серии «Чистые металлы, вакуум и сверхпроводники» научного журнала «Вопросы атомной науки и техники» ННЦ ХФТИ.

Среди его учеников более 5 докторов и более 15 кандидатов наук.

Награды и премии

Владимир Ажажа награждён орденом «Знак Почёта» (1971) и медалями.

Он лауреат Государственной премии УССР в области науки и техники (1982) и премии НАН Украины имени А. И. Лейпунского (2007); Заслуженный деятель науки и техники Украины (2008), отмечен медалями и дипломами ВДНХ.

Литература

• Нюклюдов І. М. Ажажа Володимир Михайлович // Енциклопедія сучасної України. — Київ, 2001. — Т. 1. — С. 208.

Отрывок, характеризующий Ажажа, Владимир Михайлович

– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.