Ажбе, Антон
| Антон Ажбе | |
| словен. Anton Ažbe | |
 Автопортрет, Национальная галерея, Любляна | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Стиль: | |
 Работы на Викискладе | |
Анто́н А́жбе (словен. Anton Ažbe; 30 мая 1862, Доленьчице, Словения — 6 августа 1905, Мюнхен) — австро-венгерский художник словенского происхождения.
Биография
Азы художественного образования Антон Ажбе получил в Любляне у Янеша Вольфа, одного из ведущих словенских художников второй половины XIX века[1]. Осенью 1882 г. он отправился на учёбу в венскую Академию художеств, а в 1884 г. переехал в Мюнхен, где посещал уроки античного искусства в академии изобразительных искусств, а затем в художественной школе Людвига фон Лёфца.
В собственном творчестве Антон Ажбе эволюционировал от академической к реалистической живописи, став крупнейшим (наряду с Юрием Шубицем) представителем реализма в словенском искусстве. Он рассматривал свою картину «Чернокожая женщина» как воплощение своих художественных принципов[1]. По мнению Ажбе, это полотно показывает, как цвет может измениться под влиянием освещения.
После обучения в специальном классе профессора Александра Вагнера он по настоянию группы студентов Академии художеств, недовольных процессом обучения[2], в 1891 году основал в Мюнхене частную художественную школу. Среди этих студентов, ставших его первыми учениками, был известнейший впоследствии словенский художник Рихард Якопич. Учениками Ажбе были Давид Бурлюк, Марианна Верёвкина, И. Грабарь, З. Гржебин, Мстислав Добужинский, Василий Кандинский, Д. Кардовский, Кузьма Петров-Водкин, Фанни Ревентлов и Алексей Явленский. Ажбе являлся значительной фигурой в художественной среде Мюнхена.
Методика Ажбе была направлена на развитие индивидуальных способностей учеников и выработка ими собственной манеры. Большое внимание он уделял изучению рисунка и считал его необходимой частью художественного образования. В живописи он отвергал какие-либо шаблоны и считал необходимым для художника искать новые художественные приёмы[3]. Поэтому выпускники школы Ажбе не специализировались на каком-либо одном направлении в живописи, а стали значительными фигурами в самых различных художественных течениях.
Среди прочего, школа Ажбе собирала талантливых словенских студентов, которые не могли получить качественного образования в Любляне. Наряду с Якопичем, среди первых учеников Ажбе был Фердо Весел[2]. У Ажбе учились все четыре художника, позже образовавших течение словенского импрессионизма — Рихард Якопич, Иван Грохар, Матия Яма и Матей Стернен. Они сохраняли близкие отношения с Ажбе и ежегодно приезжали на зиму в Мюнхен вплоть до его смерти в 1905 году.
Напишите отзыв о статье "Ажбе, Антон"
Примечания
Литература
- В. И. Барановский, И. Б. Хлебникова, Антон Ажбе и художники России. М: Издательство МГУ им. М. В. Ломоносова, 2001. ISBN 5-211-04447-9
- В. Г. Власов. Теория «двух установок зрения» и методика преподавания искусства. // Пространство культуры. — М. : «Дом Бурганова» — 2009. — № 3. — С. 65— 76. ISSN 2071-6818
- Н. М. Молева, Э.М. Белютин. Школа Ашбе. — М. : Искусство, 1958.
- Ambrozic, Katarina: Wege zur Moderne und die Ažbe-Schule in München. Recklinghausen: Bongers, 1988. ISBN 3-7647-0388-1
- Fäthke, Bernd: Im Vorfeld des Expressionismus. Anton Azbe und die Malerei in München und Paris. Wiesbaden: Verl. des Inst. für Bildende Kunst, 1988. ISBN 3-926899-01-8
- Trsar, Marijan: Anton Ažbe. Ljubljana: Zalozba Park, 1991
Отрывок, характеризующий Ажбе, Антон
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
