Азад-хан Афган

Азад-хан Афган пушту آزاد خان افغان‎‎<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Монеты Азад-хана Афгана</td></tr>
1752 — 1757
Преемник:	Керим-хан Зенд Мохаммад
Вероисповедание:	Ислам, суннитского толка
Рождение:	неизвестно Андар, Афганистан
Смерть:	1781(1781) Шираз, Иран
Место погребения:	Кабул, Афганистан
Отец:	Сулейман-хан
Дети:	сын Махмуд-хан

Азад-хан Афган (пушту آزاد خان افغان‎‎), Азад-шах Афган ((пушту آزاد شاه افغان‎‎; умер в 1781) — пуштунский военачальник и один из основных претендентов на господство в западной части Ирана после смерти Надир-шаха в 1747 году. В период с 1752 по 1757 год Азад-хан контролируется часть Азербайджана до города Урмия, северо-западную и северную Персию, а также некоторые районы юго-западной части Туркменистана и восточного Курдистана. Азад был современником Ахмад-шаха Дуррани, основателя империи Дуррани.

Биография

Азад-хан родился в городе Андар, к востоку от Газни, в Афганистане. Он принадлежал к клану сулейманхель из племени гильзаев. В конце 1730-х годов Азад-хан вступил в ряды армии Надир-шаха и принял участие в его военных кампаниях в Индии и Персии. В моменте убийства Надир-шаха он являлся заместителем его племянника Амир Аслана Хана Афшара, губернатора Азербайджана.

Азад-хан сыграл важную роль в борьбе за власть в Персии, которая последовала после смерти Надир-шаха в 1747 году. Он быстро перешел от Аслан-хана к Ибрагим-мирзе, племяннику и будущему преемнику Надир-шаха, получив от него титул хана. В 1748 году Ибрагим-шах потерпел поражение от своего племянника Шахрух-шаха, внука Надир-шаха, и был казнен. Азад-хан примкнул к Мир Сайеду Мохаммаду, правителю Мешхеда и претенденту на шахский престол. Он продолжал принимать участие в междоусобице в Иране и с 1752 года подчинил своей власти всю территорию между Ардебилем и Урмией, проводя политику серии альянсов с местными курдскими и тюркскими племенными вождями.

В 1751 году Азад-хан, командовавший 18-тысячным войском, потерпел поражение в битве при Кирбулахи (близ Еревана) от трехтысячного грузинского войска под командованием царя Кахетии Ираклия II и не смог подчинить своей власти иранские земли к северу от реки Аракс. В 1753 году он добился контроля над центральной провинцией Загрос. Азад-хан планировал объединить силы с лидером бахтияр Али-Мардан-ханом, выступившим из Багдада против де-факто регента западной части Ирана, Керим-хана из племени зендов, но этот альянс был предотвращен победой Керим-хана над Али-Мардан-ханом. Азад-хан был вынужден отступить, понеся тяжелое поражение от преследующей его армии зендов, но затем он захватил крепость Пари, недалеко от Мелайера, принадлежавшую Керим-хану Зенду. В 1754 году Азад-хан вместе с Фатх Али-ханом Афшаром напал на Керим-хана Зенда и захватил Шираз. Керим-хан Зенд в конце концов разбил Фатх-Али-хана и 29 ноября 1754 года занял Шираз. К июню 1757 года Азад-хан лишился Исфахана, Тебриза и Урмии, которые были захвачены Мухаммед Хасан-ханом Каджаром из Мазандерана. Азад-хан бежал в Багдад, и после неудачной попытки возвращения, в 1760 году нашел убежище при дворе грузинского царя Ираклия II в Тбилиси. В 1762 году Азад-хан был вынужден сдаться Керим-хану Зенду, правителю Северного Ирана, и закончил свои дни в качестве почётного пленника Керим-хана в Ширазе.

В 1781 году Азад-хан скончался. По его завещанию его тело было захоронено в Кабуле, на родине предков.

Источники

• Sir John Malcolm, The History of Persia, Londres, 1815, vol. II
• J. R. Perry, Karīm Khan Zand, Chicago, 1979.

Ссылки

• Perry, J. R. (1987), «Āzād Khan Afḡān», in: Encyclopædia Iranica, Vol. III, Fasc. 2, pp. 173—174. [www.iranicaonline.org/articles/azad-khan-afgan-d Online]

Отрывок, характеризующий Азад-хан Афган

В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.