Марки Азад Хинд
 Марки Азад Хинд | |
 Марки пяти различных рисунков в зубцовом исполнении. Марка высокого номинала в 1 + 2 рупии не представлена | |
| Тип марки (марок) | |
|---|---|
| Страна выпуска |
|
| Место выпуска | |
| Издатель | |
| Художник |
Вернер и Мария фон Акстер-Хойдтласс |
| Способ печати | |
| Дата выпуска | |
| Номинал |
10 номиналов |
| Особенность |
номинал в 1 + 2 рупии отпечатан малым тиражом |
| Тираж (экз.) |
0,5—1 млн экземпляров каждого номинала |
Марки Азад Хинд — серия непочтовых, пропагандистских марок шести различных рисунков, изготовленная в 1943 году в нацистской Германии для Азад Хинд (Индийская национальная армия, ИНА) Субхас Чандра Боса[1].
Описание
Задуманные Субхасом Чандрой Босом, эти марки были разработаны немецкими художниками Вернером и Марией фон Акстер-Хойдтласс (нем. Werner und Maria von Axster-Heudtlass)[2], которые были авторами рисунков многих почтовых марок Германии в период с 1925 по 1949 год[3]. Всего было подготовлено десять номиналов марок, обычных и с надбавками, которые имели следующие шесть оригинальных рисунков:
- Индийский солдат-сикх, стреляющий из немецкого пулемёта MG 34: 1 + 1 анна.
- Плуг и крестьянин, пашущий поле на заднем плане: ½ анна, 1 анна и 2 + 2 анны.
- Индианка, которая прядёт ткань на прялке: 2½ и 2½ + 2½ анны.
- Медсестра, ухаживающая за раненым бойцом: 3 + 3 анны.
- Сломанные цепи на фоне карты Индии: 8 + 12 анн и 12 анн + 1 рупия.
- Три солдата ИНА — один явно сикх, два других, предположительно, индус и мусульманин — с флагом Азад Хинд: 1 + 2 рупии.
Производство
Все марки печатались способом фотогравюры в листах по 100 штук в правительственной типографии[de] в Берлине. Был изготовлен один миллион экземпляров более низких номиналов, и еще полмиллиона марок более высоких номиналов, за исключением марки номиналом в 1 + 2 рупии (Михель #VII), которая была напечатана в трех вариантах цветов тиражом только 13 500 штук.
Каждый номинал был напечатан в одноцветном исполнении, причем марки разных номиналов отличались друг от друга по цвету. Рисунок марки номиналом в 1 + 2 рупии был задуман многоцветным. Полная серия включает нескольких разновидностей по цвету марки номиналом в 1 + 2 рупии.
Каталогизация
В немецком каталоге почтовых марок «Михель» марки Азад Хинд рассматриваются в качестве полупочтовых и почтовых. Вначале перечислены семь полупочтовых марок (Михель #I—VII) с надбавками; при этом дополнительный сбор был в пользу администрации Андаманских и Никобарских островов, находившихся в то время под японским контролем. Далее идут три обычных почтовых марки без дополнительного сбора (Михель #VIII—Х). В настоящее время известна серия из 21 марки, как с зубцовкой (10 × 12), так и беззубцовые[4].
Индийское почтовое ведомство[en] включило эти так и не поступившие в почтовое обращение марки Азад Хинд шести оригинальных рисунков в свою памятную книгу «Борьба Индии за свободу на почтовых марках Индии»[5].
См. также
Напишите отзыв о статье "Марки Азад Хинд"
Примечания
- ↑ Freeston A. The Azad Hind and Chalo Delhi Stamps of the Indian Legion and Indian National Army of Subhas Chandra Bose 1941—1945. — Waikawa Beach, New Zealand, 1999. — P. 9. (англ.)
- ↑ Freidman, Herbert A. «Azad Hind» and «Chalo Delhi» Stamps. — Bombay: Jal Cooper, 1972. — P. 12. (англ.)
- ↑ См. изображения марок этих авторов на Викискладе: Category:Von Axster-Heudtlass.
- ↑ Michel Deutschland-Spezial 1998. — Munich, Germany: Schwaneberger Verlag GmbH, 1988.
- ↑ Baskaran, S. Theodore. [www.hindu.com/2000/12/16/stories/13161109.htm Footprints of history] // The Hindu. — 2000. — 16 December. (англ.)
Литература
- Healey B. [www.nytimes.com/1989/12/03/style/pastimes-stamps.html Pastimes; Stamps] // New York Times. — 1989. — 3 December. (англ.)
Ссылки
- [axis101.bizland.com/IndianStamps.htm Indian Legion Stamps and Postal History.] Introduction to Foreign Legion Stamps and Postal History.
Отрывок, характеризующий Марки Азад Хинд
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
