Азарин, Азарий Михайлович
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
| Азарий Азарин | |
| Имя при рождении: |
Азарий Михайлович Мессерер |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Вильно, Российская империя |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: |
30 сентября 1937 (40 лет) |
| Место смерти: |
Москва, Российская федерация |
Аза́рий Миха́йлович Аза́рин (настоящая фамилия Мессере́р; 29 сентября, 1897 — 30 сентября, 1937) — советский актёр, художественный руководитель театра им. Ермоловой[1].
Из воспоминаний Софьи Гиацинтовой:
«… Я просто актриса, частая парнёрша Азарина… Я видела близко его глаза, выражение его лица, близко-близко слышала его голос, и я знаю его актёрскую душу. Мы вместе смело и радостно устремлялись в атмосферу шекспировского безудержного смеха, когда играли «Двенадцатую ночь», в атмосферу, где всё звенит и искрится от радости жизни… Чем он удивлял? В чём была его прелесть? Вернее обаяние? В радости и лёгкости его творений… Азарин был честным, предным искусству, своей профессии, настоящим другом, помощником во всём, что было созидательным… Я видела его грустно-изумлённые глаза, когда закрыли театр, которому он был бесконечно предан… Сколько ролей он мог бы ещё сыграть, он никогда бы не постарел! Такие люди на сцене всегда остаются молодыми. А причина этому — короткое слово — талант».
Азарий Мессерер родился 29 сентября 1897 года в Вильно, в семье зубного врача Менделя Берковича (Михаила Борисовича) Мессерера[2] и Симы Моисеевны Шабад[3], в которой было ещё 9 детей (Пнина, Моисей, Маттаний, Рахиль, Асаф, Элишева, Суламифь, Эмануил, Аминадав)[2][4]. Отец происходил из Долгиново, мать — из Антоколя. Среди его братьев и сестёр в дальнейшем прославились Рахиль Мессерер — звезда немого кино, Суламифь — прима-балерина ГАБТа и Асаф — премьер Большого театра и педагог классического балета. Когда сестра Рахиль вышла замуж за Михаила Плисецкого, семью стали называть Плисецкие — Мессерер.
Содержание
Творческая биография
На сцену Азарий вышел в возрасте одиннадцати лет в спектакле «Недоросль» Фонвизина. Окончив гимназию, Азарий впервые задумался о театре. Но весной 1917 года он вступил в Красную Гвардию, получив ранение, он вернулся домой, в конце 1918 года.[5]
Из воспоминаний Азария Азарина:
«…Театральная жизнь моя началась в конце 1918 года, в студии Вахтангова[6], куда я был принят по конкурсному испытанию».
На первом туре Азарий так убедительно имитировал армянский акцент, читая басню «Ворона и Лисица», сделав из неё комичный номер, что Вахтангова предупредили: «Это бесспорно очень одарённый юноша, но у него армянский акцент». Но потом услышали — у Азария прекрасная дикция. Так он стал учеником Вахтангова.
В дальнейшем был актёром 2-й студии МХТ, которая дала Художественному театру его блистательное «второе поколение».
Из воспоминаний Азария Азарина:
«…Я счастлив, что под руководством К. С. Станиславского мне довелось работать в пьесах театра. „Синяя птица“ (Кот), „Ревизор“ (Бобчинский), „Горе от ума“ (Загорецкий). Станиславский научил любить мастерство актёра, любить действие, научил любить законы речи, работать над постановкой голоса, научил профессиональному отношению к Театру».
Осенью 1925 года Азарин перешёл работать во МХАТ 2-й. Работа с М. А. Чеховым принесла ему огромную пользу и обогатила его.
В 1928 году Чехов уехал в Германию, где работал в театре Макса Рейнхардта, потом переехал в Париж, а затем, в 1939 году — в США, создал там свою актёрскую школу[7], которая пользовалась огромной популярностью. Через неё прошли Мэрилин Монро и Клинт Иствуд.[8]
Чехов писал Азарину:
«…Дорогой мой! Чем меньше я имею настоящего искусства, тем больше я люблю и жду его… Выходить на сцену — это всё равно, что идти к невесте — надо быть самим собой, иначе в отношения с невестой вкрадётся ложь…»
Михаил Чехов характеризовал личность Азария Азарина так: «Мудрость от таланта». После премьеры спектакля по пьесе А. В. Луначарского и А. И. Дейча «Нашествие Наполеона» друзья обратились к Азарину так: «Ваше величество, Наполеон Михайлович Буон-Азарт!»
1937 год
- В этом году Азарин стал Художественным руководителем Театра Ермоловой, ставил спектакль по пьесе В. Н. Биль-Белоцерковского — «Шторм»[9]
- Одновременно работал в Театре Красной Армии над спектаклем Вс. Иванова «Голуби мира» и в Малом Театре над спектаклем А. Н. Островского «Лес».
- С Репрессиями пришло горе в семью Мессереров. 30 апреля 1937 года в НКВД забрали мужа сестры — Рахиль, Михаила Плисецкого . Уже сидел в лагерях брат, выдающийся учёный — Маттаний.
- В конце лета Азарин был приглашён в киногруппу, готовившуюся к съёмкам фильма «Ленин в Октябре», для участия в пробах на роль Ленина. В кинопробах было отчётливо видно, как Артист «метко схватил ленинских прищур глаз» и «живой пытливый взгляд Ильича, излучающий его могучий острый ум, выражающий напряжённое биение мысли».
- 29 сентября Азарин провёл свой день рождения в актёрской компании друзей и своего брата Асафа, которому потом пожаловался, что ему трудно дышится. Ночью сердце Азарина остановилось. Ему было всего 40 лет …
Из воспоминаний Юрия Завадского:
«… После встречи с Азариным легче жилось, дышалось, думалось. Хотелось самому сочинять, придумывать и заражать людей горячим ощущением прелести жизни. Его уже нет с нами, и в то же время он совсем, совсем близок сегодня каждому, кто хоть однажды с ним встречался».
Актёрские работы
- Московская Драматическая Студия под руководством Е. Б. Вахтанова[10]
- 1918 — А. П. Чехов «В цирульне» — Ягодов
- 1918 — А. П. Чехов «Беспокойный гость» — Лесник
- 1918 — Н. В. Гоголь «Тяжба» — Бурдюков
- 1919 — А. П. Чехов «Враги» — Лакей
- 1919 — О. Мирбо «Вор» — Клиент
- 1919 — А. П. Чехов «Предложение» — Чубуков
- вторая студия МХТ
- 1919 — А. К. Толстой «Царь Фёдор Иоанович» — Выборный
- 1919 — А. К. Толстой «Царь Фёдор Иоанович» — Нищий
- 1919 — Ю. Х. Бергер «Потоп» — Чарли [11]
- 1919 — Л. Грегори «Когда взойдёт месяц» — Полицейский
- 1919 — Ю. Х. Бергер «Потоп» — Фрезер [12]
- 1920 — А. П. Чехов «Зломышленик» — Следователь
- 1920 — А. П. Чехов «Зломышленик» — Денис Григорьев
- 1920 — И. С. Тургенев «История лейтенанта Ергунова» — Поплевкин
- 1920 — М.Горький — «На дне» — Бубнов
- 1921 — Л. Грегори «Когда взойдёт месяц» — Сержант
- 1922 — А. П. Чехов «Ночь перед судом» — Прокурор
- 1923 — А. П. Чехов «Канитель» — Дьячок
- 1923 — Ф.Шиллер «Разбойники» — Патер
- 1923 — А. Н. Островский «Гроза» — Кулигин
- Московский Художественный Академический театр
- 1922 — М. Метерлинк «Синяя птица» — Кот
- 1924 — Н. В. Гоголь «Ревизор» — Добчинский
- 1924 — А. С. Грибоедов «Горе от ума» — Загорецкий
- Гастрольная Группа Артистов Московского Художественного театра
- 1926 — Э. Золя «Наследники Рабурдена» — Рабурден
- 1927 — Э. Золя «Наследники Рабурдена» — Доктор Мург
- 1926 — А. П. Чехов «Юбилей» — Хирин
- 1926 — Б. Шоу «Герой и война» («Шоколадный солдатик») — Майор Петков
- 1927 — А. В. Сухово-Кобылин «Дело» — Тарелкин
- 1929 — К.Гольдони «Бабы» — Лелио
- 1931 — А. В. Луначарский и А. И. Дейч «Нашествие Наполеона» — Наполеон
- 1933 — В. Шекспир «Двенадцатая ночь» — Мальволио
- 1933 — С. И. Амаглобели — «Хорошая Жизнь» Мотто'
- Малый Театр
- 1937 — А. Н. Островский «Лес» — Аркадий Счастливцев
- Центральный Театр Красной Армии
- 1937 — М.Горький — «Мещане» — Перчихин[9]
- 1937 — Вс. Иванов — «Голуби мира» — Пётр Тыжнов[9]
|
Он стал верным учеником Чехова... Все известные голливудские актёры впоследствии считали, что Чехов научил их „искусству овладения ролью“. Только Аза́рин в течение нескольких лет играл с Чеховым на одной сцене и репетировал с ним в квартире на Арбатской площади, в круглой гостиной [13] | 
|
Режиссёрские работы Азарина
- Свободная Художественная студия
- 1925 — Шолом-Алейхем — «Гет» (идиш: развод)
- Гастрольная Группа Артистов Московского Художественного театра
- 1926 — Б. Шоу «Герой и война» («Шоколадный солдатик»)
- 1927 — А. Хатчинсон (Arthur Hutchinson) — «Страсть мистера Маррапита»
- 1933 — С. И. Амаглобели — «Хорошая Жизнь»
- Малый Театр
- 1936 — А. Н. Афиногенов «Салют Испания!»[14]
- 1936 — Давурин. «Семья Волковых»
Московский театр имени М. Н. Ермоловой
- 1937 — В. Н. Билль-Белоцерковский — «Шторм»[9]
Напишите отзыв о статье "Азарин, Азарий Михайлович"
Примечания
- ↑ Станислав Лекарев [ermolova.theatre.ru/press/articles/13888/ К 100-летию со дня рождения Валерия Лекарева]. — «Аргументы недели», 22.10.2009. — № 42 (180).
- ↑ 1 2 Плисецкая М. М. Я, Майя Плисецкая…— М.: АСТ Москва, 2008. — 490 с.
- ↑ [www.tv6tut.info/forum/lofiversion/index.php/t1777.html Суламифь Мессерер: Мне хочется жить!]
- ↑ В записи о браке, доступной на сайте еврейской генеалогии JewishGen.org (требуется регистрация), указывается, что Мендель Беркович Месерер (с одним «с»), уроженец местечка Долгиново 29 лет, и Шима Мовшевна Шабад, уроженка Антоколя 24 лет, сочетались браком 19 января 1895 года в Вильне. Вся семья М. Б. Месерера была записана с одним «с»; Сима Моисеевна Шабад во всех документах того периода записана как «Шима Мовшева Шабад».
- ↑ Н.Лейкин (16.09.1922), Е. Мессерер. Азарий Михайлович АЗАРИН. — М: Издательство «Искусство», 1972.
- ↑ „Мансуровская студия“ — по названию переулка, в котором находилась
- ↑ [mihail-chehov.ru/index.php/component/content/article/11/145-2010-03-24-11-15-55 метод Чехова]
- ↑ Но это уже было после смерти Азарина
- ↑ 1 2 3 4 Работа осталась незавершённой
- ↑ Вахтангов: «Острота и отточенность сценической формы, возникающие в результате глубокого проникновения исполнителя в душевную жизнь персонажа».
- ↑ поставлен Вахтанговым в Студии МХТ -«Потоп» Бергера (1919).
- ↑ Намеченная Вахтанговым в «Потопе» тема античеловечности буржуазно-мещанского общества
- ↑ А. Э. Мессерер [www.chayka.org/article.php?id=2770 «Мудрость от таланта»]. — NY: «Чайка», 16-18 февраля 2010. — № 4.
- ↑ Спектакль поставлен совместно с В. Н. Пашенной
Ссылки
- «МХАТ Второй. Опыт восстановления биографии». Издание «Московский Художественный Театр». Тираж 1000 экз. В печать 31.3.2010. 960 стр. ISBN 978-5-900020-25-9
- [www.vakhtangov.ru/history/ Театр Вахтангова — История]
- [mht-chehova.ru/istoriya.php История МХТ им. Чехова]
- [ermolova.theatre.ru/history/ Театр Ермоловой — История]
- [www.rujen.ru/index.php/%D0%90%D0%97%D0%90%D0%A0%D0%98%D0%9D Азарий Азарин в Российской еврейской энциклопедии]
Отрывок, характеризующий Азарин, Азарий Михайлович
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 29 сентября
- Родившиеся в 1897 году
- Родившиеся в Вильнюсе
- Умершие 30 сентября
- Умершие в 1937 году
- Умершие в Москве
- Выпускники ВГИКа
- Персоналии:Московский драматический театр им. М. Н. Ермоловой
- Персоналии:Малый театр Москвы
- Актёры и актрисы Московского художественного театра
- Персоналии:МХАТ
- Актёры немого кино
- Плисецкие — Мессерер
- Артистические псевдонимы
- Похороненные на Новодевичьем кладбище
