Азербайджано-американские отношения

Азербайджано-американские отношения

США	Азербайджан

Азербайджано-американские отношения — двусторонние отношения между США и Азербайджаном. Дипломатические отношения между странами были установлены в 1992 году.

История

Соединенные Штаты установили дипломатические отношения с Азербайджаном в 1992 году, почти сразу после распада Советского Союза. США ищет новые пути партнерства с Азербайджаном, оказывает содействие в обеспечение региональной безопасности и стабильности, повышения энергетической безопасности, а также проведению экономических и политических реформ в Азербайджане. Соединенные Штаты поддерживают усилия Азербайджана по мирному урегулированию нагорно-карабахского конфликта.

Поправка 907

В 1992 году под давлением армянского лобби была принята Поправка 907 к «Акту в поддержку свободы» (Freedom Support Act). «Акт в поддержку свободы» был принят для экономической поддержки бывших советских республик. Однако под давлением армянского лобби в него была включена Поправка 907, запрещавшая оказание помощи Азербайджану со стороны правительства США. В обоснование запрета помощи приводятся действия Азербайджана по блокаде Армении и НКР, однако поправка игнорирует тот факт, что Армения сама осуществила эмбарго в отношении Нахичевани, отделенной от основной части Азербайджана, а закрытие границы с Арменией произошло из-за оккупации азербайджанских земель. Более того, использование термина «блокада» само по себе вводит в заблуждение — Армения имеет тесные экономические связи с Грузией и Ираном и данном случае больше подходит термин «эмбарго».

Успех в принятии Поправки был достигнут благодаря нескольким факторам: высокий уровень организации и лоббистских возможностей армянской диаспоры, её важность в парламентских и президентских выборах из-за высокой концентрации в ключевых штатах (например, Калифорния), отсутствие четкой политики правительства в отношении Закавказья на тот момент, чем и воспользовались армянские лоббисты (в США в это время не было даже посольства Азербайджана).

Томас Де Ваал называет принятие этой поправки «самой аномальной частью внешней политики». Она сильно ограничивала возможности США в отношениях с Азербайджаном и усложнила работу американских посредников по урегулированию карабахского конфликта. В своем письме главе Палаты Представителей в сентябре 1998 года Мадлен Олбрайт писала: «Поправка 907 вредит национальным интересам США, подрывая их нейтралитет в урегулировании карабахского конфликта, их возможности в поддержке экономических и широких правовых реформ в Азербайджане, их усилия в развитии энергетического транспортного коридора Восток-Запад».

Шведский учёный Сванте Корнелл приводит в своей работе ещё более категоричную оценку роли армянского лобби в карабахском конфликте:

Соединенные Штаты продолжают своё вредное вмешательство в страшный конфликт между Арменией и Азербайджаном. В частности, их участие состоит в увеличении страданий миллиона азербайджанских беженцев и отдалению надежд на урегулирование… США наказывают проигравшую сторону и поощряют захватчика, оккупанта и очевидного победителя в войне. Разве в американских интересах запрещать нормальную гуманитарную помощь маленькой стране, которая хотя и не особенно демократична, но стремится к Западу и важна в обеспечении региональной стабильности и экономических перспектив? Армянская диаспора и её сторонники, возглавляемые бывшим сенатором Робертом Доулом не показывают это.

Только после 11 сентября 2001 года администрация Буша добилась временной отмены поправки в связи с необходимостью сотрудничества с Азербайджаном в области безопасности.

Двусторонние экономические отношения

США и Азербайджан имеют двусторонние соглашения о торговле и инвестициях. Американские компании участвуют в добыче нефти в Азербайджане, а также изучает новые инвестиционные возможности в сфере телекоммуникаций и других областях. Азербайджан был назначен в качестве страны-бенефициара в организации Всеобщая система преференций, в рамках этой программу ряд азербайджанских продуктов получили право на беспошлинный ввоз в Соединенные Штаты.

Источники

• [www.state.gov/r/pa/ei/bgn/2909.htm Азербайджано-американские отношения на сайте Государственного департамента США].  (англ.)

Отрывок, характеризующий Азербайджано-американские отношения

– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…