Азербайджанская демократическая республика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Азербайджанская Демократическая Республика
Azərbaycan Xalq Cümhuriyyəti
آذربایجان جومهوریتی

 

28 мая 1918 — 28 апреля 1920



Флаг 9 ноября 1918)
Девиз
азерб. Bir kərə yüksələn bayraq bir daha enməz!,
بیر کره یوکسه‌لن بای‌راق بیر داها ائنمز!

рус. Однажды поднятое знамя больше не опустится![1]

Карта АДР, представленная МИД АДР на Парижской мирной конференции (1919 год) [2]
Столица Гянджа (до 17 сентября 1918),
Баку 17 сентября 1918)
Язык(и) азербайджанский
Религия светское государство
(70 % населения — мусульмане)[3]
Денежная единица Азербайджанский рубль
Площадь 93 700 км² (без спорных территорий: 8700 км² на границе с Грузией и 7900 км² на границе с Арменией)[3]
Население 2 862 000 чел. (1920)[3][4]
Форма правления парламентская республика
Председатель Национального Совета
 - 27 мая 1918 — 17 июня 1918 Мамед Амин Расулзаде
Председатель Совета Министров
 - 28 мая 1918 — 14 апреля 1919 Фатали Хан Хойский
 - 28 мая 1919 — 30 марта 1920 Насиб-бек Усуббеков
 - 30 марта 1920 — 28 апреля 1920 Маммед Гасан Гаджинский
Председатель парламента
 - 7 декабря 1918 — 27 апреля 1920 Алимардан-бек Топчибашев
К:Появились в 1918 годуК:Исчезли в 1920 году

Азербайджанская Демократическая Республика (АДР) (азерб. Azərbaycan Xalq Cümhuriyyəti (AXC), آذربایجان جومهوریتی) — независимое государство, провозглашённое Временным национальным советом мусульман Закавказья[5] (Национальный Азербайджанский Совет)[6] 28 мая 1918 года в Тифлисе при прекращении существования Закавказской федерации[7].

Азербайджанская Демократическая Республика была провозглашена Временным национальным советом мусульман Закавказья (Национальный Азербайджанский совет) в пределах преимущественно населённых мусульманами территорий бывшего Кавказского наместничества — Бакинской, Елизаветпольской губернии, а также Закатальского округа[8]. В период с мая по октябрь 1918 года на большей части территории АДР находились турецкие войска, с ноября 1918 года по август 1919 года — в Баку и восточной части страны находились британские войска.

27 апреля 1920 г. части 11-й Армии РККА перешли границу АДР и 28 апреля вошли в Баку. АДР прекратила существование, и была провозглашена Азербайджанская Советская Социалистическая Республика.

Азербайджанская Демократическая Республика является первым светским демократическим государством исламского мира, а также первым мусульманским государством, где женщины имели избирательные права[9].





Государственная символика

Флаг

21 июня 1918 года правительством в г. Гяндже было принято постановление о флаге:

«Признать флагом Азербайджана флаг, изготовленный из красной материи с изображением белого полумесяца и белой восьмигранной звезды на красном фоне»[11].

9 ноября 1918 года на основе доклада председателя правительства Фатали хана Хойского был утверждён флаг, состоящий из горизонтальных равновеликих голубой, красной и зелёной полос с изображением в центре белых полумесяца и 8-конечной звезды:

«Национальным флагом признать флаг, состоящий из зелёного, красного и голубого цветов с белым полумесяцем и восьмигранной звездой»[11].

В своём выступлении Ф.Хойский сказал, что полумесяц символизует ислам, 8-конечная звезда указывает 8 букв названия «Азербайджан» (в арабском алфавите)[12].

7 декабря 1918 года новый флаг был подтверждён парламентом[13] и поднят над зданием парламента[12]. В своей речи на заседании парламента Мамед Эмин Расулзаде отмечал: «…это трёхцветное знамя, символизирующее независимый Азербайджан, поднятое Национальным советом и означающее тюркскую свободу, исламскую культуру и современность, будет всегда развеваться над нами…»[12].

10 декабря 1918 года в газете «Азербайджан» была опубликована статья М.Расулзаде, в которой говорилось, что три цвета на флаге «являются символами тюркской национальной культуры, современной европейской демократии и исламской цивилизации».[14]. Автор мелодии государственного гимна Азербайджана Узеир Гаджибеков писал: «Азербайджанская Республика возникла на здоровой национальной основе и тюркском сознании… В то же время Азербайджан стремился создать новое общество, действовать европейским разумом. Три цвета нашего флага и символизируют эти элементы»[15].

В 1922 году Мамед Эмин Расулзаде эмигрировал из РСФСР, выехав через Финляндию в Турцию, где с Гюльмамедом Багировым изготовил флаг АДР, который впоследствии был передан на хранение в Музей истории Азербайджана[16], а ныне — представлен в экспозиции Музея государственного флага Азербайджана, открытого президентом Азербайджана 9 ноября 2010 года[17] — в 92-ю годовщину принятия трёхцветного флага.

17 ноября 1990 года трёхцветный флаг АДР был утверждён государственным флагом Нахичеванской Автономной Республики[18], а 5 февраля 1991 года — утверждён государственным флагом Азербайджанской Республики[19].

Герб

30 января 1920 года правительство Азербайджанской Демократической Республики приняло постановление об объявлении конкурса на представление проектов национального гимна, государственного герба и печати:
«Поручить министру народного просвещения объявить конкурс на представление проектов национального гимна, государственного герба и печати с премией в 50 тыс. руб. первому и 25 тыс. [руб.] — вторым»[20].

Однако, в результате падения 28 апреля 1920 года Азербайджанской Демократической Республики герб не был принят.

Гимн

30 января 1920 года Совет Министров Азербайджанской Демократической Республики принял постановление о выработке национального гимна республики. С этой целью Министерством Народного Просвещения был объявлен конкурс. Однако падение АДР 28 апреля 1920 года не позволило принять национальный гимн Азербайджана[21].

Существует, однако мнение, что неофициальным гимном АДР был Марш Азербайджана, написанный Узеиром Гаджибековым на слова Ахмеда Джавада[22] (ныне — государственный гимн Азербайджана). Отмечалось, что в годы АДР этот марш пели в военных школах перед началом занятий[23].

История

Предыстория

После Февральской революции 1917 года мусульманское тюрко-татарское национальное движение переходит от постановки и обсуждения на страницах печати проблем в основном национально-культурного характера к выдвижению и решению чисто политических задач. Доминирующее положение среди мусульман в Бакинской и Елизаветпольской губерниях в новых условиях занимает партия «Мусават», созданная в 1911 году и, с самого своего зарождения, поставившая целью отстаивание принципа самоопределения закавказских тюрок-мусульман.

В конце октября 1917 года в Баку состоялся первый съезд партии «Мусават», принявший новую программу, включавшую следующие требования:

1. Государственный строй России должен быть в форме федеративной демократической республики, на началах национально-территориальной автономии.
2. Свобода слова, совести, печати, союзов, собраний, стачек должны быть утверждены конституцией и гарантированы государством.
3. Все граждане, без различия вероисповедания, национальности, пола и политических убеждений равны перед законом. Паспортная система упраздняется. Всякому предоставляется полное право передвижения как в пределах своей страны, так и выезд за пределы государства без всяких специальных на то разрешений.
4. Для всех служащих и рабочих устанавливается восьмичасовой рабочий день.
5. Все казённые, удельные, дворянские и частновладельческие земли раздаются крестьянам бесплатно и безвозмездно.
6. Суды подчиняются лишь законам и впредь, до утверждения постановлений полномочных судебных органов, ни один гражданин не подлежит наказанию.
7. Всеобщее, бесплатное и обязательное начальное и высшее обучение.
(Государственный архив Азербайджанской Республики, ф.894, оп.1, ед.хр.56, л.5).

Через неделю после Октябрьской революции в Петрограде, 31 октября (13 ноября) 1917 года, на расширенном заседании Бакинского совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Бакинский Совет по предложению его руководителя Степана Шаумяна, несмотря на сопротивление эсеров и меньшевиков, объявил себя местным правомочным революционным законодательным органом и принял резолюцию о признании власти Совнаркома Российской Республики. Степан Шаумян был избран председателем исполкома Бакинского Совета.

За пределы Бакинского уезда власть Совета, однако, фактически не распространялась. Остальная часть Закавказья управлялась коалиционным Закавказским комиссариатом, созданным 15 (28) ноября 1917 года представителями националистических и социал-демократических партий. В закавказское правительство, возглавляемое Евгением Гегечкори, вошли и мусульманские представители — Фатали Хан Хойский, Маммед Юсиф Джафаров, Х. Хасмамедов и Худадат-бек Мелик-Асланов.

Бакинский Совет заявил Гегечкори о непризнании власти комиссариата и настаивал на признании власти СНК Советской России. 16 декабря Шаумян декретом СНК Советской России был назначен временным чрезвычайным комиссаром по делам Кавказа.

18 января 1918 года в Москве открылось Всероссийское Учредительное собрание, большинство членов которого составили представители социал-демократов — меньшевиков и социалистов-революционеров. Учредительное собрание большинством голосов провозгласило Россию демократической федеративной республикой, отказалось признать власть Совета Народных Комиссаров и декреты II Всероссийского съезда Советов. В ответ на это большевики прекратили работу Учредительного собрания.

Спустя неделю, 12 (25) января, Закавказский комиссариат, обсудив вопрос о политическом положении, принял решение о создании Закавказского сейма как законодательного органа Закавказья. 10 (23) февраля в Тифлисе прошло первое заседание Сейма, в состав которого вошли вернувшиеся из Петрограда члены Всероссийского Учредительного собрания, избранные по Закавказскому избирательному округу, и представители политических партий и общественных организаций (большевики от участия в работе Закавказского Сейма отказались). Мусульманская фракция Сейма состояла из 44 депутатов, представлявших партии «Мусават», «Иттихад», «Гуммет» и мусульманский социалистический блок, лидером фракции являлся Мамед Эмин Расулзаде[24].

3 марта 1918 года Советская Россия подписала Брестский мир, по которому, в частности, Турции отходили области Батума, Карса и Ардагана, аннексированные Россией в результате Русско-турецкой войны 1877—1878 годов.

Турецкие войска, нарушив перемирие на Кавказском фронте, длившееся с 5 (18) декабря 1917 года, перешли в наступление. 11 марта пал Эрзерум, 13 апреля — Батум. Тем временем переехавший из Тифлиса в Баку Военно-революционный комитет Кавказской армии развернул работу по созданию советских вооружённых сил. 30 марта — 1 апреля в Баку произошли кровавые межэтнические столкновения, после которых власть перешла в руки Бакинского Совета народных комиссаров (СНК). Совет народных комиссаров, в котором были представлены большевики и левые эсеры, был образован 25 апреля на заседании Бакинского совета. Председателем СНК стал Степан Шаумян.

Военные неудачи на турецком фронте вынудили закавказское правительство просить о возобновлении мирных переговоров, но Турция в качестве предварительного условия потребовала официального объявления независимости Закавказья и выхода его из состава России. 22 апреля 1918 года Закавказский сейм принял резолюцию о провозглашении Закавказья независимой, демократической и федеративной республикой, а 26 апреля было сформировано новое правительство Закавказья под руководством Акакия Чхенкели. В состав этого правительства вошли 5 мусульманских представителей: Фатали Хан Хойский (министр юстиции), Худадат-бек Мелик-Асланов (министр путей сообщения), Насиб-бек Усуббеков (министр просвещения), Маммед Гасан Гаджинский (министр торговли и промышленности) и И. Гейдаров (министр государственного контроля).

Закавказье, лишившееся единой сильной власти, было охвачено анархией. Межнациональная вражда достигла своего апогея в Эриванской губернии. 80 тысяч местных жителей-мусульман стали беженцами.

Тем временем турки продолжали продвижение, заняв в течение двух месяцев Карс, Ардаган, Батуми, Озургети, Ахалцихе. Правительство Закавказья, не располагая силами для отпора наступлению, было вынуждено пойти на переговоры с турецким командованием (при посредничестве Германии). Переговоры, продолжавшиеся в Батуми с 11 мая по 26 мая, выявили острые внешнеполитические разногласия между национальными фракциями в Закавказском сейме, что в конце концов привело к роспуску Сейма и распаду федерации. На переговорах Турция предъявила ещё более тяжёлые условия, чем предусматривал Брест-Литовский договор — Закавказье должно было уступить Турции две трети территории Эриванской губернии, Ахалцихский и Ахалкалакский уезды Тифлисской губернии, а также контроль над Закавказской железной дорогой. В этой ситуации Грузинский национальный совет обратился за помощью и покровительством к Германии. Германское командование охотно откликнулось на это обращение, поскольку Германия ещё в апреле 1918 года подписала с Турцией секретное соглашение о разделе сфер влияния в Закавказье, согласно которому Тифлисская и Кутаисская губернии отошли к сфере влияния Германии. Германские представители посоветовали Грузинскому национальному совету незамедлительно провозгласить независимость и официально просить Германию о покровительстве, чтобы избежать турецкого нашествия и гибели. 24-25 мая 1918 года на заседании исполкома Грузинского национального совета это предложение было принято. 26 мая Закавказский сейм объявил о самороспуске.

Провозглашение независимости

27 мая члены мусульманской фракции Закавказского сейма на своём заседании приняли решение провозгласить независимость Азербайджана, объявив себя Временным Национальным советом Азербайджана[25]. Тем самым была заложена основа для будущей парламентской республики. На этом собрании были избраны президиум и председатель Национального совета Азербайджана, которым стал Мамед Эмин Расулзаде.[26]

Однако у отцов основателей республики было распространено мнение, что Азербайджан — государство нежизнеспособное. Что независимость временная мера. И что Азербайджан в конце концов должен войти в состав Турции, и азербайджанский народ должен раствориться в турецком, переняв веру и культуру турок. Однако часть интеллигенции, возглавляемая Галим Али Заде, и духовенство были против этого, выступая за подлинную независимость.

28 мая была провозглашена самостоятельная Азербайджанская Демократическая Республика (АДР).[27] В Акте о независимости, принятом Национальным советом Азербайджана, говорилось:

  1. Отныне азербайджанский народ является носителем суверенных прав, а Азербайджан, охватывающий Восточное и Южное Закавказье, — полноправным независимым государством.
  2. Формой политического устройства независимого Азербайджана устанавливается Демократическая Республика.
  3. Азербайджанская Демократическая Республика стремится установить добрососедские отношения со всеми членами международного общения, и в особенности с сопредельными народами и государствами.
  4. Азербайджанская Демократическая Республика гарантирует в своих пределах гражданские и политические права всем гражданам без различия национальности, вероисповеданий, социального положения и пола.
  5. Азербайджанская Демократическая Республика всем народностям, населяющим её территорию, предоставит широкий простор для свободного развития.
  6. До созыва Учредительного собрания во главе управления всем Азербайджаном стоит Национальный Совет, избранный народным голосованием, и Временное правительство, ответственное перед Национальным собранием[28].

В этот же день Фатали-хан Хойский, которому было поручено сформировать первое правительство АДР, объявил его состав:

  1. Председатель Совета Министров и министр внутренних дел — Фатали-хан Хойский, беспартийный;
  2. Военный министр — Хосров-бек Султанов, «Иттихад»;
  3. Министр иностранных дел — Маммед Гасан Гаджинский, «Мусават»;
  4. Министр финансов и министр народного просвещения — Насиб-бек Усуббеков
  5. Министр юстиции — Халил-бек Хасмамедов, «Мусават»;
  6. Министр торговли и промышленности — Маммед Юсиф Джафаров, беспартийный;
  7. Министр земледелия и министр труда — Акпер Ага Шейх-уль-Исламов, «Гуммет»;
  8. Министр путей сообщения и министр почт и телеграфа — Худадат-бек Мелик-Асланов, «Мусульманский социалистический блок»;
  9. Государственный контролёр — Джамо бек Гаджинский, «Мусульманский социалистический блок»[29].

После провозглашения независимости Азербайджанской Республики (1991 год) 28 мая с 1992 года отмечается как День Республики.

Турецкое наступление на Баку

К этому времени передовые части турецкой 5-й Кавказской дивизии уже находились в Елизаветполе, куда они вступили ещё 25 мая. В тот же день туда прибыл турецкий генерал Нури-паша и приступил к формированию Кавказской исламской армии, которой предстояло провести операцию по взятию Баку[30].

4 июня был заключён договор о мире и дружбе между АДР и Турцией, согласно которому Турция обязывалась «оказывать помощь вооружённой силой правительству Азербайджанской Республики, буде таковая потребуется для обеспечения порядка и безопасности в стране»[31]. Уже на следующий день турецкая армия вступила в Елизаветполь. 6 июня вооружённые формирования Бакинского Совета народных комиссаров начали наступление на Елизаветполь. Правительство АДР обратилось за военной помощью к Турции на основании только что подписанного договора о дружбе. Турция задействовала в этих целях Кавказскую исламскую армию под командованием генерала Нури-паши, в состав которой вместе с прибывшими 5-й Кавказской и 15-й Чанахгалинской турецкими дивизиями вошёл Мусульманский корпус, сформированный правительством АДР[32]. Объединённые турецко-азербайджанские войска разгромили под Геокчаем части 1-го Кавказского корпуса Красной армии.

16 июня правительство АДР и Национальный совет переехали из Тифлиса в Елизаветполь, ставший временной столицей АДР (30 июля городу возвращено историческое название — Гянджа). 17 июня состоялось заседание Национального совета Азербайджана, который под давлением турецкого командования сформировал новое правительство и самораспустился. Законодательная и исполнительная власть до созыва Учредительного собрания перешла второму Временному правительству следующего состава:

27 июня государственным языком Азербайджанской Республики был провозглашён тюркский (азербайджанский) язык[34].

9 июля поражением войск Бакинского Совнаркома закончились трёхдневные бои за Кюрдамир.

20 июля части Кавказской исламской армии выбили войска Бакинского Совнаркома из Шемахи, а спустя неделю подошли к Баку на расстояние 16 км. Поражения в боях против Кавказской исламской армии, острый продовольственный кризис в Баку и недовольство политикой Бакинской коммуны привели к смене власти в городе. Правительство бакинских комиссаров было не в состоянии самостоятельно переломить ситуацию, а необходимого военного подкрепления из Советской России не поступило в связи со сложным положением на других фронтах. 25 июля на чрезвычайном заседании Бакинского Совета оппоненты большевистского правительства — блок социалистов-революционеров, меньшевиков и дашнаков — провели большинством голосов резолюцию «О приглашении в Баку англичан и образовании власти из представителей всех социалистических партий». Большевики отказались от участия в коалиции и 31 июля заявили о сложении своих полномочий. Таким образом, власть в Баку перешла в руки «Диктатуры Центрокаспия и Президиума комитета Совета рабочих и солдатских депутатов». Однако новая власть в Баку также была не в силах остановить Кавказскую исламскую армию. Деморализованные войска Диктатуры Центрокаспия терпели поражение за поражением. В этой ситуации руководство Диктатуры Центрокаспия обратилось за помощью к англичанам, которые направили в Баку из Энзели (Персия) экспедиционный корпус численностью ок. 1000 чел. Основные силы англичан были переброшены по морю к 17 августа.

Прибытие немногочисленного английского контингента не смогло изменить положение на фронте, и 15 сентября турецко-азербайджанская армия под командованием генерала Нури-Паши вошла в Баку, после чего в городе развернулись массовые убийства и грабежи среди армянского населения в отместку за убийства мусульман в марте[35].

17 сентября правительство АДР перебралось из Гянджи в Баку.

Завершение боевых действий против войск Бакинской коммуны позволило правительству АДР приступить к решению другой проблемы — утверждения своей власти в Карабахе и Зангезуре, где армянское население категорически отказывалось подчиняться властям АДР. 22 июля 1918 года в Шуше был созван Первый съезд армян Карабаха, который провозгласил Нагорный Карабах независимой административно-политической единицей и избрал собственное Народное правительство (с сентября 1918 г. — Армянский национальный совет Карабаха). Ещё в начале сентября командующий турецкими войсками Нури-Паша предъявил Национальному совету Карабаха (НСК) ультиматум о признании власти АДР, однако Второй съезд армян Карабаха, созванный 6 сентября, отверг его. После взятия Баку отсюда на Карабах была двинута турецкая дивизия. Турецкие войска заняли Шушу, разоружив армянские части, которые не успели оставить город и произвели массовые аресты среди местной армянской интеллигенции. Вооружённое сопротивление НСК турецким войскам продолжилось в горных районах.

Ввод британских войск

30 октября представителями Антанты и Турции было подписано Мудросское перемирие, которое, в частности, предусматривало эвакуацию турецких войск из Закавказья и предоставление державам Антанты права оккупировать Баку и Батум.

16 ноября, после ухода турецких войск, была возобновлена работа Национального совета Азербайджана. На следующий день в Баку высадились части 39-й британской пехотной бригады под командованием генерал-майора В. М. Томсона, объявившего себя военным губернатором Баку и потребовавшего вывода войск АДР из столицы. С этого времени по апрель 1919 гг. военное министерство АДР, созданное 7 ноября, располагалось в Гяндже[36]. 28 декабря генерал-майор В. М. Томсон сделал заявление о признании правительства Фатали Хан Хойского единственно законной властью в Азербайджане.

Остатки турецких войск, однако, ещё долго находились на территории Карабаха, частично слившись с армией АДР. Так в телеграмме Зангезурского уездного начальника № 185 от 11 декабря 1918 г. сообщалось, что отряд Андраника, воспользовавшись отводом мусульманских войск по требованию англо-французской делегации, напал на соседние мусульманские села: «Их зверски вырезывают без различия пола и возраста, издеваются над трупами, более двенадцати селений предали огню 9 декабря, 10 женщин в данное время находятся в плену у армян». В телеграмме гянджинского губернатора № 70 от 14 декабря 1918 г. сообщалось, что «отряд Андраника с местными армянами в Зангезуре напал на мусульманские села у Каландарасы, истребляет мусульман и зверствует».[37]

Ситуацию осложняло огромное количество беженцев, которых, по оценке генерала Томсона, скопилось во всём Карабахе до 40 тысяч — 30 тыс. армян и 10 тыс. мусульман[38].

Армяно-азербайджанская война

Политическое положение в мусаватском Азербайджане усугублялось в значительной степени также и с её попытками установить свою власть над территориями Карабаха, Зангезура и Нахичевани. В которых проживали армяне. Одновременно пытаясь отстоять суверенитет и территориальную целостность от посягательств практически всех граничащих с ней государств.

Разделение территории между государствами должны были быть определены на парижской мирной конференции. Это было гораздо более сложной задачей, из-за давнего межэтнического конфликта между народами. Армяно-азербайджанский конфликт разгорелся вновь, в мае 1919 года вокруг Нахичеваньи, зонa острых столкновении во время армяно-татарской резни, где проживало значительное как армянское так и мусульманское население. Ханы Нахичеванские, опираясь на поддержку местного мусульманского совета, провозгласили Аракскую Республику, в Ыгдыре. Против выступила Армения, после чего, меджлис Азербайджана, постановил включить Нахичевань, а следом Елисаветпольский (Карабах и Загнезур) и части Эриванской губерни в состав Азербайджана. Играя на противоречия британцев армяне предприняли наступление и Аракская Республика была ликвидирована. Азербайджан отправил свои войска взяв Нахичевань в августе 1919 года.

Максималистские требования Азербайджана в деле размежевания спорных границ, не позволили закавказским государствам, в отличие от балтийских государств, сформировать общую позицию от империалистических посягательств более сильных соседей. Хотя и суверенитет Азербайджана, Армении и Грузии был признаны Британией совместно с Антантой. Стороны конфликта, никак не соглашали, внешнею политику своих государств.

Нарушив условия ноябрьского 1919 года соглашения, АДР между АРД и Армянский национальный совет Карабаха, подписанного Арменией с Азербайджаном, части армянской армии и добровольческие отряды под общим командованием генерала Дро начали широкомасштабное наступление с территории Зангезура и уничтожили до 40 азербайджанских селений. В начале 1920 года они разгромили несколько селений Шушинского уезда.

Начало весны 1920 года ознаменовалось возобновлением конфликта, охватившего Карабах, Зангезур, Гянджинский и Казахский уезды. События начались 22 марта, в день праздником Новруз, нападением армянских отрядов на Шушинский гарнизон. Во время массированного обстрела Шуши со стороны Шушикенда, к 5 часам дня 23 марта мусафатистам удалось выбить армян из города. В ночь с 22 на 23 марта нападениям армянских отрядов подверглись Ханкенди и Аскеран, армяне заняли охраняемую крепость Аскеран и окрестные высоты, прервав сообщение между Шушой и Агдамом. Командующий азербайджанскими войсками в Карабахе генерал-майор Г. Салимов решил отбить Аскеран.

29 марта азербайджанские иррегулярные (партизанские) отряды были брошены на высоту 3360 м, отряд Парламентской охраны — на деревню Харамурт, а для атаки деревни Дашбаш вступил 5-й Бакинский пехотный полк. К 31 марта в отряд Салимова прибыло подкрепление в составе свыше одной тысячи штыков, полусотни сабель и конно-горного взвода артиллерии. 2 апреля 1920 года азербайджанскими частями был занят Аскеран. 3 апреля азербайджанские части вступили в Ханкенди, в этот же день заняты селения Кятик, Аранзамин и Нахичеваник.

После боев в Карабахе перед азербайджанскими войсками была поставлена задача развернуть боевые действия на Зангезурском направлении. В Зангезуре азербайджанская власть так и не была установлена[39][40][41][42][43]. Значительные территории Карабаха остались подконтрольны армянскому комитету и в большинстве сохранились отряды карабахских армян, которые потом станут основой национальной автономии. Азербайджанская армия была измотана, а концу апреля 1920 года, в регионе восстановилось положение на 23 ноября 1919 года. В то же время военный конфликт привел к тому, что оборона северных границ АДР была значительно ослаблена, так как азербайджанское правительство сконцентрировало основные силы армии на западных рубежах.

В Азербайджане, многие земли населенные армянами опустели. В Шемахинском и Нухинском уездах было подвержено этнической чистке 44 селения с 37000 жителей. То же самое происходило в городах: Шемахе, Нухе, Агдаме, Гяндже, армянское население уцелело только в местах куда не проникли мусаватисты. В Армении дашнаками проводилась аналогичная политика, в первую очередь против мусульман, которые были изгнаны из Новобаязетского, Эриванского, Эчмиадзинского и Шаруро-Даралагезского уездов[44].

Можно предполагать, что сопротивление в армяно-населённом Карабахе поддерживалось армянским правительством. Оно явилось следствием межэтнического конфликта — результатом обеспокоенности армян Карабаха в безопасности в составе АДР, силовыми попытками АДР принудить карабахских армян войти в состав Азербайджана (тем самым нарушив соглашение с Армянским национальным советом Карабаха)[45][46].

Падение

В то же время, в середине апреля, части 11 Армии РККА, разбив остатки войск Деникина, подошли к северным границам Азербайджана. Воспользовавшись тем, что Азербайджан перебросил практически все свои войска в Карабах, 27 апреля части 11 Армии перешли азербайджанскую границу и, не встретив существенного сопротивления, 28 апреля вошли в Баку.[47] АДР прекратила существование, и была создана Азербайджанская Советская Социалистическая Республика.

Как стало известно впоследствии, начиная с весны 1920 года на контакты с руководством Советской России вышли представители турецких кемалистов, рассматривавших Советскую Россию как союзника в борьбе с империалистической Антантой — эти контакты были установлены через Азербайджан, где, согласно отчёту НКИД РСФСР, «группа их приверженцев содействовала перевороту и приглашению российских войск революционным азербайджанским правительством». В начале июня 1920 года НКИД РСФСР было получено датированное 26 апреля письмо председателя созванного в Ангоре (совр. Анкара) Великого национального собрания Турции Мустафы Кемаль-паши, адресованное правительству РСФСР, где Мустафа Кемаль заявлял, что Турция «обязуется бороться совместно с Советской Россией против империалистических правительств для освобождения всех угнетённых, обязуется повлиять на Азербайджанскую республику, чтобы она вошла в круг советских государств, изъявляет готовность участвовать в борьбе против империалистов на Кавказе и надеется на содействие Советской России для борьбы против напавших на Турцию империалистических врагов»[48]

Азербайджанская демократическая республика просуществовала всего 23 месяца; если считать с момента захвата Баку — 19 месяцев. Смена власти произошла в результате совместных действий Азербайджанского революционного комитета (Азревком) и сил XI Красной армии в конце апреля 1920 года. Восстановление советской власти прошло почти без сопротивления. По свидетельству Г. Мусабекова «само командование удивлялось столь быстрому бескровному успеху»[49] 22 мая3 июня 1920, нескольким генералам удалось организовать мятеж в Гяндже и цепочку волнении по всей стране, но Красная армия быстро их подавила.

После войска Красной армии вошли в Армению, а затем и в Грузию. Впоследствии во взаимодействии с подчинившимся большевикам местными войсками заняли территории всего Южного Кавказа. К середине июня 1920 г. сопротивление армян в Карабахе с помощью Красной армии также было подавлено. 10 августа 1920 года между РСФСР и Республикой Армении было заключено соглашение, согласно которому Красная Армия РСФСР заняла спорные между Арменией и Азербайджанской ССР территории Карабаха, Зангезура и Нахичевани. Республика Горная Армения в Зангезуре и части Карабаха сопротивлялась более эффективно и сдалась советской власти только 9 июля 1921 года.

Государственно-политическое устройство

Парламент

19 ноября 1918 года был принят закон об образовании азербайджанского парламента[50]. 7 декабря открылся парламент Азербайджанской Демократической Республики, первоначально состоявший из 97 депутатов. Председателем парламента стал Алимардан-бек Топчибашев, выпускник юридического факультета Петербургского университета, дипломат, пытавшийся отстаивать независимость Азербайджана, автор труда «Дипломатические беседы в Стамбуле»[51].

В парламенте было представлено 11 фракций и групп. Состав парламента претерпевал некоторые изменения, но общее число депутатов не превышало ста человек. В конце 1919 года 96 депутатов распределялись между фракциями следующим образом: «Мусават» — 28, «Иттихад» — 13, «Эхрар» — 6, «Социалистический блок» — 8, «Гуммет» — 5, беспартийные — 18, «Славяно-русское общество» — 3, «Национальные меньшинства» — 4, «Армянская фракция» — 5, «Дашнакцутюн» — 6 человек.[52]

7 декабря 1919 года, спустя ровно год после первого заседания парламента, в здании, где он был расположен, открылся Музей «Истиглал» («Независимости»), где были собраны археологические находки, произведения художников, экземпляры редких книг, предметы нумизматики, ювелирные украшения и т. д.

Административно-территориальное деление

В Азербайджанской Демократической Республике по существу была сохранена существовавшая ещё в царское время старая форма административного управления[53]. В рамках заявленной территории Азербайджанская Демократическая Республика делилась на Бакинскую, Ганджинскую и Закатальскую губернии и Карабахское генерал-губернаторство, каждая из которых в свою очередь делилась на уезды[53]. Во главе губернии стояли губернаторы, а во главе уездов — уездные начальники.

28 февраля 1919 года правительство АДР, руководствуясь обращением временного правительства Нахичевани, образовало Нахичеванское генерал-губернаторство (в документах также именовалось генерал-губернаторством юго-западного Азербайджана, временным генерал-губернаторством Нахичеванского, Ордубадского, Шарур-Даралаязского и Ведабасарского районов)[54]. Однако, 1 сентября того же года Верховный комиссар Антанты в Армении американский полковник Гаскель направил правительствам Азербайджана и Армении директиву, в которой сообщал об установлении в Нахичеванском и Шаруро-Даралагёзском уездах «нейтральной зоны управления» во главе с американским генерал-губернатором. Правительство АДР уведомило его, что оно не будет «противодействовать предначертаниям верховного комиссара». Прибывший 29 октября в Нахичевань заместитель Гаскеля полковник Рей, официально объявил о создании Нахичеванского генерал-губернаторства во главе с полковником американской армии Эдмундом Дэлли[55].

Губернаторы
Руководители уездов
  • Алияр-бек Гашимбеков — нахичеванский генерал-губернатор (или генерал-губернатор Юго-Западного Азербайджана).
  • С. Джамиллинский — Нахичеванский генерал-губернатор.
  • Джавад-бек Мелик-Еганов — генерал-губернатор Ленкоранского уезда.
  • И. Мурадов — гянджинский, затем казахский генерал-губернатор.
  • Бахрам Хан Нахичеванский (англ.) — нахичеванский генерал-губернатор (или генерал-губернатор Юго-Западного Азербайджана).
  • Хосров-бек Султанов — временный генерал-губернатор Шушинского, Джеванширского, Джебраильского и Зангезурского уездов.
  • Амир Хан Хойский (азерб.) — казахский, затем кубинский генерал-губернатор.

Внутренняя политика

22 декабря 1918 года был сформирован третий кабинет министров в следующем составе:

  • Министр-председатель и министр иностранных дел — Фатали Хан Хойский,
  • Министр внутренних дел — Х.-б. Хасмамедов,
  • Министр финансов — И. Н. Протасов,
  • Министр путей сообщения и вероисповеданий — Насиб-бек Усуббеков,
  • Министр почты, телеграфа и труда — А.-б. Сафикюрдский,
  • Министр земледелия — Хосров-бек Султанов,
  • Военный министр — Самедбек Мехмандаров,
  • Министр призрения — Р.-Х. Хойский,
  • Министр народного здравия — Е. Я. Гиндес,
  • Министр продовольствия — К. П. Лизгар,
  • Министр торговли и промышленности М. Асадуллаев и контролёр М.-Г. Гаджинский[56].

8 января 1919 года был принят Закон о политической амнистии.[57] 15 января был создан Главный штаб Вооружённых сил Азербайджанской Республики.

В марте ушёл в отставку кабинет министров Ф. Хойского. 14 апреля был объявлен новый (четвёртый) кабинет в следующем составе[56]:

  • Министр-председатель и министр внутренних дел — Н.-б. Усуббеков
  • Министр финансов — Али Ага Гасанов
  • Министр торговли и промышленности — Ага Аминов
  • Министр иностранных дел — М.-Ю. Джафаров
  • Министр путей сообщения — X.-б. Мелик-Асланов
  • Министр почты и телеграфа — Д ж.-б. Гаджинский
  • Министр юстиции и труда — А.Сафикюрдский
  • Военный министр генерал — С. Мехмандаров
  • Министр здравия — А. Н. Дастаков
  • Министр просвещения и вероисповеданий — Рашид Хан Капланов
  • Министр земледелия Аслан Кардашев, министр без портфеля — Х. Амаспюр
  • Министр контроля Н. Нариманбеков.

24 апреля на территории Мугани началось большевистское восстание против «белого» правительства области, созданного ещё в августе 1918 года и признававшего власть деникинского правительства Юга России. 15 мая здесь была провозглашена Муганская Советская Республика, просуществовавшая до 23 июля.

11 июня был учреждён Комитет государственной обороны в составе председателя Совета министров Насиб-бека Усуббекова, военного министра, министра путей сообщения, министра иностранных дел и министра юстиции.[58]

11 июня на территории Азербайджана было введено военное положение[59].

11 августа был принят Закон об азербайджанском гражданстве.[60]

18 августа парламентом был подписан указ «Об охране государственной границы Азербайджанской Республики» и закон «О создании пограничной таможенной охраны в Азербайджанской Республике», состоявший из 8 статей. В 1-й статье закона говорилось: «Создать 99 пограничных постов в составе 992 пограничников на протяжении всей границы Азербайджана, согласно дополнительным пунктам дислокации с целью охраны границ Азербайджанской Республики от незаконной торговли и борьбы с контрабандой» (Этот день в 2000 году был объявлен президентом Гейдаром Алиевым днём профессионального праздника пограничников[61]).

24 августа 1919 года началась эвакуация английских войск из Баку.

Внешняя политика

28 декабря 1918 года генерал-майор В. М. Томсон сделал заявление о признании правительства Фатали Хан Хойского единственно законной властью в Азербайджане:

«Ввиду образования коалиционного правительства Азербайджана под председательством г-на Ф. Х. Хойского, я объявляю, что союзное командование окажет полную поддержку этому правительству как единственной законной местной власти в пределах Азербайджана»[56].

В 1919 году на Парижской мирной конференции участвовала и делегация Азербайджанской Демократической Республики. Она была образована с целью защиты интересов Азербайджана на этой конференции. В состав делегации входили председатель делегации А. М. Топчибашев; члены — М. Г. ГаджинскийМусават»), А. Агаев (беспартийный), А. Шейхульисламов («Гуммет»); советники — М. Магеррамов (социалист), М. Мирмехтиев («Иттихад»), Дж. Гаджибеков («Мусават»); сотрудники — А. Гусейнзаде (беспартийный), В. Марчевский (беспартийный). Кроме них, в состав делегации входили секретари — С. Меликов и А. Топчибашев, переводчики — А. Кафаров (французский язык), Г. Кафарова (английский язык), Г. Мамедов (французский и турецкий языки), а также личный секретарь председателя Р. Топчибашев. Основной целью делегации было признание мирной конференцией в Париже полной и безусловной независимости Азербайджанской Республики, как суверенного государства. В задачу делегации входило также «подготовка общественного мнения цивилизованных стран Европы и Америки в направлении, наиболее благоприятствующем признанию независимости Азербайджана и установлению коммерческих контактов с деловыми кругами этих стран». Делегация выехала из Баку 8 января 1919 года и, после некоторой задержки в Стамбуле, в мае прибыла в Париж[62].

16 июня 1919 года ввиду ожидавшегося наступления Добровольческой армии генерала Деникина на Азербайджан, с одной стороны, и на Грузию — с другой было заключено военно-оборонительное соглашение между Азербайджаном и Грузией на следующих условиях:
1. Договаривающиеся государства обязуются выступать совместно всеми вооружёнными и военными силами и средствами против всякого нападения, угрожающего независимости или территориальной неприкосновенности одной или обеих договаривающихся республик. …10. Третьей закавказской республике — Армении представляется право в двухнедельный срок со дня официального сообщения настоящего договора заявить о своем согласии присоединиться к этому соглашению[63]

Однако руководство Армении предпочло заключить тайный военный союз с Деникиным. По выражению одного из эриванских политиков того времени, «Армянская Республика со своими силами составляла 7-й корпус Деникинской армии»[64].

19 августа был заключён англо-иранский договор, по которому Иран отказался от территориальных притязаний к Азербайджану.

11 января 1920 года Верховный совет союзных держав — победительниц в Первой мировой войне принял решение о признании де-факто независимости Азербайджана[65][66][67].

Представители АДР за границей

22 апреля 1920 года парламентом АДР был принят закон «об учреждении Дипломатических миссий Азербайджанской Республики в Западной Европе, Америке, Германии и Советской России и Упразднении Азербайджанской делегации на Парижской мирной конференции». В законе говорилось[68]:

  1. Учредить с 1-го апреля с/г. дипломатические миссии Азербайджанской Республики при Правительствах Французской Республики, Его Величества Короля Великобритании, Швейцарской Республики, Его Величества Короля Италии, Северо-Американских Соединенных штатов, Германии, Советской Республики и Польской Республики согласно прилагаемым временным штатам, составленным на 6 месяцев.
  2. Упразднить по прибытии в Париж Дипломатической миссии Азербайджанской Республики при Правительстве Французской Республики учрежденную постановлением Правительства от 23-го декабря 1919 года Азербайджанскую делегацию на Парижской Мирной конференции.
  3. Ассигновать на содержание упомянутых восьми дипломатических миссий с 1-го апреля с/г. на шесть месяцев сто восемнадцать тысяч триста двадцать (118.320) фунтов стерлингов.
Место Дипломатический
представитель
Заместитель/советник
Армения Абдурахман бек Ахвердов советник Ага Салах Мусаев
Грузия Фарис бек Векилов
Персия Хиатхан заместитель Алекпер бек Садыхов
Украина консул Джамал Садыхов
Константинополь Юсиф бек Везиров заместитель и финансовый советник Джангир бек Гаибов
Батум генеральный консул Махмуд бек Эфендиев
Крым консульский агент Шейх-Али Усейнов

Иностранные миссии в АДР

В Баку после образования АДР действовали дипломатические представительства 16 стран[69].

Страна Представитель Адрес и телефон
Англия вице-консул Гевельке Кладбищенская, 11, канцелярия Русско-Азиатского Банка, тел. 52-40
Армения Г. А. Бекзадян Телефонная, 5, тел. 9-43
Бельгия консул Айвазов Горчаковская, 19, тел. 3-67
Греция консул Кусис угол Гоголевской и Молоканской, тел. 3-72
Грузия дипломатический представитель Н. С. Алшибай Полицейская, 20, тел. 7-09
Дания консул Э. Ф. Бисринг Биржевая, 32, «Электрическая Сила», тел. 8-00
Италия начальник восьмой миссии Энрико Инсом Молоканская, 35, тел. 9-07
консул Л. Грикуров Красноводская, 8, тел. 32-50
Литва консульский агент В. И. Мицкевич Позеновская, 15, тел. 11-53
Персия генеральный консул Саад-уль-Визиров Губернская, угол Спасской, тел. 8-54
Польша консульский агент С. Рыльский Полицейская, 15
САСШ вице-консул Джон Рандольф Красноводская, 8, канцелярия-Гимназическая ул., д. Армянского Человеколюбивого об-ва, тел. 3-08
Украина вице-консул Голован Николаевская, д. Мирзабекова, Украинский Национальный Совет
Финляндия консульский агент Вегелиус Балаханы, контора Нобеля, тел. 10-93
Франция консульский агент Емельянов Водовозная, д. Митрофанова, тел. 10-45
Швейцария консул Клоттю Биржевая, 14, тел. 10-58
Швеция консул Р. К. Ван-дер-Плуг угол Персидской и Губернской, тел. 40-99

Экономика

Денежная единица

В качестве валюты Азербайджанской Демократической Республики был рубль (азерб. منات — манат).

19 января 1918 года Бакинская управа начала выпуск так называемых «бакинских денег». Это был первый выпуск бумажных денег в послереволюционном Закавказье. В феврале того же года начат выпуск бонов Закавказского комиссариата (первый закавказский рубль, закбон), выпускавшихся до сентября 1918 года и распределявшихся на договорных началах между Грузией, Арменией и Азербайджаном. Эмиссия бакинских денег при этом продолжалась до июля 1918 года. В июле вместо них Бакинской коммуной начат выпуск денег Совета городского хозяйства, выпускавшихся до 14 сентября того же года[70].

В октябре 1918 года правительство Азербайджанской Республики начало эмиссию бонов независимо от своей доли в эмиссии Закавказья. В сентябре 1919 года был создан Государственный банк Азербайджана, начавший выпуск банкнот Азербайджанской Республики, выпускавшихся до апреля 1920 года. Выпускались банкноты номиналом в 25, 50, 100, 250 и 500 рублей[71][72]. На этих банкнотах по-азербайджански, по-русски и по-французски было написано «Азербайджанская Республика» (азерб. آذربایجان جومهوریتی; фр. Republique d'Azerbaidjan).

В апреле 1920 года начинается выпуск бумажных денег уже Азербайджанской Социалистической Советской Республики, выпускавшихся до января 1923 года. Все же предыдущие выпуски денег были аннулированы.

См. также

Напишите отзыв о статье "Азербайджанская демократическая республика"

Примечания

  1. Ягублу Н. К. [moluch.ru/archive/39/4356/ Основатель Азербайджанской эмиграционной печати]. — Молодой учёный, 2012. — № 4. — С. 339-341.
  2. Audrey L. Altstadt. The Azerbaijani Turks: power and identity under Russian rule. — Hoover Press, 1992. — 331 p. — (Studies of nationalities). — ISBN 0-8179-9182-4, ISBN 978-0-8179-9182-1.
    Official Map Issued by Azerbaijan Democratic Republic, 1919 (стр. 88)
  3. 1 2 3 Anar Isgenderli (foreword by Justin McCarthy (англ.)). Realities of Azerbaijan 1917-1920. — USA: Xlibris Corporation, 2011. — С. 196. — ISBN 1-4568-7953-7.
  4. Almanac of Azerbaijan Republic (Baku, 1920), p. 93.
  5. собрание всех бывших членов Закавказского сейма — мусульман… единогласно решило взять на себя правление Восточным Закавказьем, провозгласив себя Временным Национальным Советом мусульман Закавказья. Протоколы заседаний мусульманских фракций Закавказского сейма и Азербайджанского национального совета 1918 г. — Баку, 2006, с.118
  6. Из радиограммы председателя Совета Министров Азербайджанской Республики Ф. Х. Хойского от 30 мая 1918: «…Национальный Азербайджанский Совет объявил 28 текущего месяца независимость Азербайджана, состоящего из восточного и южного Закавказья, и провозгласил Азербайджанскую Республику.» (См. Фатали-хан Хойский. Жизнь и деятельность (документа и материалы) / Главное архивное управление при Кабинете министров Азербайджанской Республики. — Баку: Издательство «Азербайджан», 1998. — С. 152. — 27 с.)
  7. Tadeusz Swietochowski. Russia and Azerbaijan: A Borderland in Transition. New York: Columbia University Press, 1995. ISBN 0-231-07068-3, p. 129
  8. geo.1september.ru/2001/28/3.htm Д. В. Заяц. Изменение административно-территориального деления союзных республик
  9. Моника Булай. Пальмы на проспекте нефтяников // Новая Польша : журнал. — 2004. — № 6. — С. 47.
    В 1918 г. Азербайджан провозгласил независимость и, опережая реформы Кемаля Ататюрка в Турции, стал первым мусульманским государством, где женщины имели избирательные права.
  10. Энциклопедия Азербайджанской Демократической Республики = Azərbaycan Xalq Cümhuriyyəti Ensiklopediyası. — Лидер Нашриййат. — Баку, 2004. — Т. 1. — С. 159. — 440 с. — ISBN 9952-417-14-2.
  11. 1 2 Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Законодательные акты. (Сборник документов). — Баку, 1998, С.188
  12. 1 2 3 [www.irs-az.com/pdf/1277199894570253595.pdf Ахмедов Сабухи. Государственный флаг Азербайджанской Республики. IRS-Наследие, № 2(44), 2010, С.23]
  13. [www.prints-4-u.com/store/images/F151191/F1511910342.jpg Флаг на фотографии первого заседания парламента АДР.]
  14. Похлёбкин В. В. Международная символика и эмблематика. М.: Международные отношения. — 1989, С.236 ISBN 5-9524-1354-4
  15. Государева Оружейная палата. — СПб., 2002, СС.46-48
  16. [www.youtube.com/watch?v=MR9PFz0DErA Музей истории Азербайджана]
  17. ru.trend.az/news/politics/1779596.html Музей государственного флага Азербайджана
  18. [www.vexillographia.ru/azerbaij/nahic.htm Флаги Нахичевани]
  19. www.vexillographia.ru/azerbaij/az1918.htm Флаги Азербайджана в 1918—1920 годах
  20. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Законодательные акты. (Сборник документов). — Баку, 1998, с. 399—400
  21. [archive.president.az/browse.php?sec_id=53&lang=ru Символы Азербайджанского государства](недоступная ссылка — история). president.az/. [archive.is/Z1tPl Архивировано из первоисточника 15 января 2013].
  22. İ. Əliyev, E. Məhərrəmov. Azərbaycan Respublikasınn Dövlət Rəmzləri. — Баку: Nurlan, 2008. — 500 экз.  (азерб.)
  23. Üzeyir bəy Hacıbəyov ensiklopediyası. — Bakı, 1996. — С. 21.  (азерб.)
  24. Протоколы заседаний мусульманских фракций Закавказского Сейма и Азербайджанского Национального Совета 1918 г. — Баку, 2006, с. 53
  25. [www.azerbaijan.az/_History/_Middle/middle_03_r.html Азербайджанская Народная Республика (Азербайджан Халг Джумхуриййети) — первая парламентская республика на Востоке (май 1918 г. — апрель 1920 г.)]
  26. Протоколы заседаний мусульманских фракций Закавказского Сейма и Азербайджанского Национального Совета 1918 г. — Баку, 2006, с.117-119
  27. Протоколы заседаний мусульманских фракций Закавказского Сейма и Азербайджанского Национального Совета 1918 г. — Баку, 2006, с. 123—125
  28. [www.mct.gov.az/?/ru/azerbaijan/2000/24 Министерство Культуры и Туризма Азербайджанской Республики. Азербайджанская Народная Республика (1918—1920). Декларация независимости.]
  29. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Законодательные акты. (Сборник документов). — Баку, 1998, с. 10—11
  30. Мехман Сулейманов. Кавказская исламская армия и Азербайджан. — Баку, 1999, с. 106
  31. Азербайджанская Демократическая Республика (1918—1920). Внешняя политика. (Документы и материалы). — Баку, 1998, с. 16
  32. Мустафа-заде Рахман С. Две республики: Азербайджано-российские отношения в 1918-1922 гг. — М.: МИК, 2006. — С. 36. — ISBN 5-87902-097-5.
  33. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Законодательные акты. (Сборник документов). — Баку, 1998, с. 11—12
  34. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Законодательные акты. (Сборник документов). — Баку, 1998, с. 201
  35. [www.sakharov-center.ru/publications/azrus/az_004.htm Азербайджан и Россия. Общества и государства. Майкл Смит. Память об утратах и азербайджанское общество]
  36. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Армия. (Документы и материалы). Баку, 1998, с. 6-7
  37. Выписка из дел канцелярии Министерства внутренних дел о насилиях, чинимых над мусульманским населением Карабаха и смежных с Гянджинскои губернией уездов Эриванской губернии, армянами и войсками Армянской Республики (из дела № 80 — 1918 г., IV Отд.)
  38. Нагорный Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 141, документ № 86
  39. Доклад начальника штаба командующего войсками военному министру Республики Армения от 20 апреля 1920 г. //Нагорный Карабах в 1919—1923: сборник документов и материалов. Ереван, издательство АН Армении, 1992. — С. 427 сл.
  40. Распоряжение командования британскими войсками Зангезурскому армянскому национальному совету по вопросу административного устройства Зангезура, 14 мая 1919//Нагорный Карабах в 1919—1923: сборник документов и материалов. Ереван, издательство АН Армении, 1992 стр. 208.
  41. [armenianhouse.org/zolyan/nf-ru/karabakh/2.html Сурен Золян. Нагорный Карабах: Проблема и конфликт]
  42. Рапорт английского представителя в Баку командующему британскими войсками об армяно-азербайджанских взаимоотношениях, 18 апреля 1919 года//Нагорный Карабах в 1919—1923: сборник документов и материалов. Ереван, издательство АН Армении, 1992 стр. 161. Как докладывал своему командованию в апреле 1919 года английский полковник Таунсед, «Герусы управляются Шахмазяном и Армянским национальным советом, который организовал войска и провозгласил Эриванское правительство»
  43. Письмо председателя Зангезурско-Карабахского областного совета начальнику британской военной миссии в Шуше об отказе Зангезура признать власть Азербайджана, 2 мая 1919 г. //Нагорный Карабах в 1919—1923: сборник документов и материалов. Ереван, издательство АН Армении, 1992 стр. 184.
  44. Н. Г. Волкова (Наталья Георгиевна Волкова - одна из ведущих советских этнографов-кавказоведов, признанный ученый в области этнической истории народов Кавказа, автор нескольких монографических исследований по этническому составу населения Северного Кавказа, по кавказской этнонимике). Кавказский Этнографический Сборник, Статья: Этнические процессы в Закавказье в XIX-XX вв. — IV. — СССР, Институт Этнографии им. М. Маклая, АН СССР, Москва: Наука, 1969. — С. 10. — 199 с. — 1700 экз.
  45. Опыт решения национального вопроса. Игорь Васильевич Следзевский, Ин-т Африки РАН, 1996, c. 157
  46. Нагорный Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 79, документ № 49 Письмо председателя IV Карабахского армянского национального съезда бакинскому армянскому национальному совету от 19 февраля 1919 г.
  47. Michael P. Croissant. The Armenia-Azerbaijan conflict: causes and implications. Greenwood Publishing Group, 1998. ISBN 0-275-96241-5, 9780275962418, стр 18
  48. www.genocide.ru/lib/treaties/16.htm «Годовой отчет НКИД к VIII Съезду Советов (1919—1920)», М., 1921
  49. Газанфар Мусабеков. Избранные статьи и речи. — Баку: Изд-во АН Азербайджанской ССР, 1960. — Т. 1. — С. 38.
  50. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Законодательные акты. (Сборник документов). — Баку, 1998, с. 13—16
  51. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Парламент. (Стенографические отчеты). Баку, 1998, с. 28
  52. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Парламент. (Стенографические отчеты). Баку, 1998, с. 13—14
  53. 1 2 История Азербайджана. — Баку: Изд-во АН Азербайджанской ССР, 1963. — Т. 3, часть 1. — С. 171.
  54. Азербайджанская Демократическая Республика (1918-1920) / Отв. ред. Н. Агамалиева. — Баку: Элм, 1998. — С. 79. — ISBN 5-8066-0897-2.
  55. История Азербайджана. — Баку: Изд-во АН Азербайджанской ССР, 1963. — Т. 3, часть 1. — С. 205.
  56. 1 2 3 [www.elibrary.az/docs/vekilov.pdf Р. А. Векилов, История возникновения Азербайджанской Республики]
  57. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Законодательные акты. (Сборник документов). — Баку, 1998, с. 19—20
  58. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Законодательные акты. (Сборник документов). — Баку, 1998, с. 325
  59. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Армия. (Документы и материалы). Баку, 1998, с. 105—108
  60. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Законодательные акты. (Сборник документов). — Баку, 1998, с. 95—98
  61. Р. Оруджев. [azeri.ru/papers/echo-az_info/74667/ Погранслужбе — 91 год]. 2010
  62. Айдын Балаев. Азербайджанское национально-демократическое движение: 1917-1920 гг.. — Элм, 1990. — С. 44. — 95 с.
  63. Азербайджанская Демократическая Республика (1918—1920). Внешняя политика. (Документы и материалы). — Баку, 1998, с. 269—271
  64. [www.hayastan.ru/Vestnik/vestnik.phtml?var=Arkhiv/1998/1/statya16&number=%B91%201998%E3. Александр Иголкин. НЕЗАВИСИМОЕ ЗАКАВКАЗЬЕ: УРОКИ 1917—1921 гг.]
  65. Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Парламент. (Стенографические отчеты). Баку, 1998, с.851-858
  66. Фатали Хан Хойский. Жизнь и деятельность. (Документы и материалы). Баку, 1998, с.140-141
  67. Stefan Talmon. Recognition of Governments in International Law: With Particular Reference to Governments in Exile. Oxford University Press, 1998. ISBN 0-19-826573-5, 9780198265733, стр 61
  68. Айдын Балаев. Азербайджанское национально-демократическое движение: 1917-1920 гг.. — Элм, 1990. — С. 83. — 95 с.
  69. Айдын Балаев. Азербайджанское национально-демократическое движение: 1917-1920 гг.. — Элм, 1990. — С. 92. — 95 с.
  70. [www.bonistikaweb.ru/KNIGI/Koltashev.htm И. Колташев. Рассказывают бумажные деньги]
  71. Васюков, 1993, с. 58.
  72. Cuhaj, 2008, pp. 99-100.

Ссылки

  • [www.azeri.ru/az/history/adr90/ История Азербайджана в датах и событиях]
  • [www.elibrary.az/docs/vekilov.pdf Р. А. Векилов, История возникновения Азербайджанской Республики]

Отрывок, характеризующий Азербайджанская демократическая республика

Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.