Азербайджан в Великой Отечественной войне

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Азербайджанская Советская Социалистическая Республика вступила в Великую Отечественную войну вместе со всем Советским Союзом 22 июня 1941 года. Германское командование уделяло особое внимание нефтяным залежам Баку и в ходе Битвы за Кавказ ставило задачей взять контроль над Баку и бакинским нефтегазоносным районом.

Согласно азербайджанскому историку Эльдару Исмаилову (азерб.) в период Великой Отечественной войны с 1941 по 1945 год в РККА было призвано около 600 тысяч жителей Азербайджана, погибло не менее половины из них[1]. Согласно энциклопедический справочнику «Тюркские народы», из Азербайджана на фронт было мобилизовано 640 тысяч человек, из которых более 350 тысяч не вернулись[2].

Согласно статистическому исследованию «Россия и СССР в войнах XX века» безвозвратные потери этнических азербайджанцев в войне составили 58,4 тыс. человек, в немецком плену находились 20850 азербайджанцев[3][неавторитетный источник? 3247 дней]. По словам Эльдара Исмаилова, в плену находилось 50 тысяч только азербайджанцев. Там же находились тысячи русских, армян, представителей других национальностей, мобилизованных в Азербайджане. Значительное число попавших в плен впоследствии не вернулись на Родину[1][неавторитетный источник? 3250 дней].

Более 400 воинов-азербайджанцев были награждены орденами и медалями Советского Союза[4], в том числе званием Героя Советского Союза 43 этнических азербайджанца[2], 30 этнических армян[5][цитата не приведена 3251 день][уточнить]. В годы войны Азербайджан был главным поставщиком на фронт нефти и нефтепродуктов.





Содержание

Великая Отечественная война

22 июня 1941 года Германия без объявления войны вторглась в пределы Советского Союза. В тот же день в Баку состоялся многолюдный митинг трудящихся. После окончания митингов и собраний, прошедших в городах и сёлах Азербайджана, колонны рабочих, колхозников и интеллигенции направлялись в военные комиссариаты, настаивая на отправке в действующую армию. Свыше 40 тысяч человек, в том числе девушки, в начале войны подали заявление в Военный комиссариат Азербайджанской ССР с просьбой отправить их добровольцами на фронт[6]. В течение первых десяти дней войны в одном Дзержинском районе Баку 1200 женщин-работниц, домохозяек и учащихся подали заявление с просьбой зачислить их в санитарные дружины и отправить на фронт[7].

Массы записывались в народное ополчение. К 4 июля в городе Баку в народное ополчение записалось 75 тысяч человек, в Кировабаде — 10 тыс., в Нахичеванской АССР — 7 тыс. В течение 1941 года в целом по Азербайджанской ССР в народное ополчение вступили 186,7 тысяч человек[6].

Битва за Кавказ

Баку и Северный Кавказ был основным источником нефти для всей экономики СССР[8]. В Азербайджанской ССР добывалось до 80 % нефти всего СССР. После потери Украины резко выросло значение Кавказа и Кубани как источника зерна. Здесь же находились запасы стратегического сырья, например, Тырныаузское месторождение вольфрамомолибденовой руды. Потеря Кавказа могла бы оказать заметное влияние на общий ход войны против СССР, поэтому Гитлер выбрал именно это направление в качестве основного[9]. Группа армий, созданная для наступления на Кавказ, получила кодовое обозначение «A».

В задачу группы «A» входило: окружить и уничтожить южнее и юго-восточнее Ростова-на-Дону войска Южного фронта, отошедшие за реку Дон, и овладеть Северным Кавказом; затем предполагалось обойти Большой Кавказ одной группой с запада, захватив Новороссийск и Туапсе, а другой группой — с востока, овладев нефтеносными районами Грозного и Баку. Одновременно с обходным манёвром намечалось преодоление Водораздельного хребта в его центральной части по перевалам и выход в Грузию.

1 февраля 1942 года по указанию ГКО во всех регионах тыла Центральное справочное бюро при Совете по эвакуации провело перепись прибывшего из угрожаемой зоны СССР населения. Согласно данным переписи, в Закатальский, Ждановский, Имишлинский и Пушкинский районы Азербайджанской ССР было эвакуировано 2745 чел, среди которых 114 русских, 65 украинцев, 2545 евреев, 13 поляков, а также армяне, татары, молдаване и грузины[10]. В Городской и Дзержинский районы Баку, согласно переписи, из эвакуированных к 1 февраля 1942 года прибыло 387 русских, 386 евреев, 168 украинцев, 73 армян, 5 грузин, 7 азербайджанцев, 11 поляков, 8 татар, а также представители других народов[10].

Операция «Эдельвейс»

Немецкие войска приближались к Закавказью. Была даже назначена дата захвата Баку — 25 сентября 1942 года[11]. Вокруг Нальчика, Орджоникидзе, Грозного, Махачкалы и Баку были созданы оборонительные районы[11]. Первый этап битвы за Кавказ проходил с июля по декабрь 1942. Немецко-румынские войска, понеся большие потери, сумели выйти к предгорьям Главного Кавказского хребта и к реке Терек. Однако же, в целом, немецкий план «Эдельвейс» провалился. Всего за 1-й этап сражения Группа армий «A» потеряла убитыми почти 100 тыс. человек[12]; немцам не удалось прорваться в Закавказье и на Ближний Восток.

Операция «Согласие»

С 25 августа по 17 сентября 1941 года Великобританией и Советским Союзом проводилась совместная операция под кодовым названием «Согласие». Её целью являлась защита иранских нефтяных полей и месторождений от возможного захвата их войсками Германии и её союзниками, а также защита транспортного коридора (южный коридор), по которому союзниками осуществлялись поставки по ленд-лизу для Советского Союза. В ходе Второй мировой войны шах Ирана Реза Пехлеви отказал Великобритании и Советскому Союзу в их просьбе разместить свои войска в Иране. Хотя, например, пунктами 5 и 6 Договора между Советской Россией и Ираном от 1921 года предусматривалось, что в случае возникновения угрозы южным рубежам СССР имел право ввести свои войска на территорию Ирана.

В ходе операции вооружённые силы союзников вторглись в Иран, свергли шаха Резу Пехлеви и установили свой контроль над железными дорогами и нефтяными месторождениями страны. При этом войска Великобритании оккупировали южный Иран, а советские войска — север страны (Иранский Азербайджан).

Ленд-лиз

Трансиранский маршрут

По Трансиранскому маршруту осуществлялись доставка грузов из США и Великобритании в рамках программы ленд-лиза. Доставка грузов осуществлялась судами Каспийской военной флотилии. Автомобили перегонялись по следующим маршрутам: Тегеран — Ашхабад, Тегеран — Астара — Баку, Джульфа — Орджоникидзе.

Железнодорожники Азербайджана проводили техническое обслуживание и общую эксплуатацию железной дороги Джульфа — Тебриз по правилам военного времени.[13]

Жители Азербайджанской ССР на фронте и в тылу

При общей численности населения в 3,4 млн человек (по состоянию на 1941 год) от Азербайджанской ССР на фронт были призваны 681 тыс. человек, в том числе 10 тыс. женщин. 300 тыс. граждан СССР, призванных из Азербайджана, погибли на полях сражений. Для воинских частей были подготовлены 15 тыс. медсестёр и сандружинниц, 750 связистов, 3 тыс. шофёров. В войне также участвовали азербайджанские женщины, среди которых партизанка Алия Рустамбекова, снайпер Зиба Ганиева, зенитчица Алмаз Ибрагимова, капитан морского парохода Шовкет Салимова и многие другие.

Основными местами сражений солдат из Азербайджанской ССР были бои за Брестскую крепость, оборона Ленинграда, оборона Москвы, битвы за Сталинград, Кавказ, Курская дуга. На Украине в основном на Крымском полуострове, а также в освобождении Прибалтики и Восточной Европы и битва за Берлин.

Национальные воинские подразделения РККА

На территории Азербайджанской ССР было создано[14]:

Сформированы:

Части и соединения, в которых присутствовала значительная доля уроженцев Азербайджана.[15]

Жители Азербайджана, удостоенные звания Героя Советского Союза

Слева: Маршал Советского Союза, уроженец села Чардахлы ставший дважды Героем СССР Иван Баграмян на марке Союза
Справа: Дважды Герой Советского Союза Гвардии генерал-майор Ази Асланов

За воинскую доблесть и подвиги, совершённые во время Второй мировой войны, 128 уроженцев Азербайджана получили звание Героя Советского Союза, причём ;— Ази Асланов, получил это звание дважды. Среди получивших звание Героя Советского Союза 42 были азербайджанцами по национальности, 14 из них были награждены посмертно. Первым азербайджанцем, ставшим Героем Советского Союза, стал лейтенант Исрафил Мамедов.

Партизанские отряды и группы в странах Западной и Восточной Европы

Название Страна/Республика Командир
Азербайджанский партизанский отряд Франция Франция Гусейнрза Мамедов
Азербайджанский партизанский отряд — «Руска чета»[16][17] Италия Италия Джавад Хакимли
8-й Азербайджанский партизанский отряд — «Красный партизан»[18] Крымская АССР Мамед Алиев
Диверсионная группа партизанского отряда «Правда» Белорусская ССР Мамед Исаев

Партизаны в рядах сопротивления в странах Западной и Восточной Европы

Партизан Страна/Республика
Абдуллаев, Нуру Франция Франция
Алиев, Гасан Франция Франция
Алиев, Мазаим Италия Италия
Бабаев, Али Баба оглы Италия Италия
Багиров, Мамед Самед оглы Италия Италия
Велиев Вели Франция Франция[19]
Гусейнов, Микаил Франция Франция[19]
Гусейн-заде, Мехти Ганифа оглы Югославия Югославия Италия Италия
Джафаров, Ханчобан Италия Италия[20]
Джафарханлы, Паша Франция Франция
Джебраилов, Ахмедия Микаил оглы (англ.) Франция Франция[21]
Курбанов, Фейзулла Франция Франция[19]
Мамедов, Гусейнрза Франция Франция
Мамедов, Курбан Франция Франция
Мамедов, Мирзахан Франция Франция
Мамедов, Мамед Нидерланды Нидерланды[22]
Мамедли, Мирзали Франция Франция
Мехтиев, Нуруш Имангулу оглы Франция Франция
Рафиев, Джалиль Италия Италия
Тагиев, Али Югославия Югославия Италия Италия[23]
Хакимли, Джавад Югославия Югославия Италия Италия
Шахвердиев, Мирза Агабаба оглы Италия Италия
Эйлазов, Маши Италия Италия

Каспийский флот

До начала Великой Отечественной войны первое место по грузообороту занимал Каспийский флот.[24] По Каспийскому морю перевозилась примерно одна треть грузов, транспортируемых по всем морям СССР. Это объясняется прежде всего близостью к морю нефтяных месторождений, нефтеперерабатывающих заводов, хлопковых баз. Подвоз в районы Кавказа и Средней Азии леса и хлеба, доставляемых на Каспий по Волге и Уралу также обусловливал высокий уровень грузооборота. Основными грузами, определяющими значение Каспийского моря, являлись нефть и нефтепродукты, которые в основном шли из Баку в Астрахань для дальнейшего следования вверх по Волге в различные районы СССР. Азербайджанский участок, особенно Баку-Баладжарский узел, находящийся на стыке железнодорожных и водных путей, являлся важнейшим звеном на Закавказской железной дороге.

По этой железнодорожной магистрали бакинская нефть отправлялась во все концы Советского Союза. Кроме того, по ней осуществлялось снабжение народного хозяйства Азербайджанской ССР из центральных районов СССР. Бакинский порт отличался высокой интенсивностью переработки грузов и большой пропускной способностью. Основным содержанием работы порта являлась отправка нефти на Волгу.[24]

Бакинская армия ПВО

В начале мая 1942 года постановлением Государственного комитета обороны от 5 апреля путём реорганизации Бакинского корпусного района ПВО была сформирована Бакинская армия ПВО. Её управление было создано на базе переформированного управления 3-го корпуса ПВО. Организационно армия входила в Закавказскую зону ПВО, с апреля 1944 года — в Закавказский фронт ПВО. В мае — октябре 1942 года в период активных действий немецких разведывательных самолётов в границах армии её боевой состав включал:

Командующие: генерал-майор артиллерии П. М. Бескровнов (апрель 1942 — февраль 1945) и генерал-лейтенант артиллерии Н. В. Марков (февраль 1945 — до конца войны).

Экономика Азербайджана в годы войны

Вклад в материально-техническое обеспечение

До начала Великой Отечественной войны Азербайджанская ССР была локомотивом отрасли: главным поставщиком нефти и нефтепродуктов, кузницей специалистов в нефтяной отрасли, изготовителем нефтяного оборудования. Несмотря на военные действия, Баку оставался главным поставщиком горюче-смазочных материалов. В годы войны азербайджанские нефтяники производили до 80 % топлива всей страны. В первый год войны отправили 23,5 млн тонн нефти. Всего же 75 млн тонн нефти было отправлено на военные нужды в период Великой Отечественной войны. Маршал Советского Союза Георгий Жуков[25]:

Нефтяники Баку давали фронту и стране столько горючего, сколько нужно было для защиты нашего Отечества, для быстрой победы над врагом.

Бывший посол России в Азербайджане Василий Истратов[26]:

Без природных ресурсов Азербайджана не было бы победы в Великой Отечественной войне.

Трудясь под лозунгом «Всё для фронта! Всё для победы!», нефтяники Азербайджана 160 раз получали переходящее Красное знамя Государственного комитета обороны, Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов и Народного комиссариата нефтяной промышленности СССР, что являлось в те годы показателем высокой оценки труда.

Уроженец Баку Николай Константинович Байбаков возглавил специальный штаб, координировавший работу по обеспечению горючим воинских частей и предприятий. В 1942 — уполномоченный ГКО по уничтожению нефтяных скважин и нефтеперерабатывающих предприятий в Кавказском регионе. Он организовал работу следующим образом: при приближении противника всё ценное оборудование демонтировалось и вывозилось на восток страны, малодебитные скважины немедленно выводились из строя, а особо богатые — продолжали использоваться и уничтожались при самых крайних обстоятельствах. В результате немцам не удалось использовать ресурс краснодарских нефтепромыслов. Затем Н. К. Байбаков был представителем ГКО по перебазированию части нефтяников и техники кавказских районов на Восток. В 1941 году Государственным комитетом обороны было принято решение перебазировать части нефтяных предприятий Баку, эвакуировать жителей, реорганизовать транспортные потоки. По выражению Н. К. Байбакова, «происходит „Великое Переселение“ бакинских нефтяников». Более 10 тысяч человек вместе с семьями и нефтяным оборудованием отправляются на пароходах и танкерах в Красноводск, а оттуда по железной дороге в необжитые районы. В своей книге «Моя родина — Азербайджан» Н. К. Байбаков пишет[27]:

На колёсах оказался весь цвет нефтяной промышленности Азербайджана.

В район «Второго Баку» (Башкортостан, Куйбышевская и Пермская области), для создания там новых промыслов и заводов были вывезено оборудование, специалисты и их семьи. Так, в Стерлитамак был переброшен бакинский завод нефтяного машиностроения «Красный пролетарий», в Пермь — завод имени Мясникова, в Сарапул — завод имени Дзержинского, а в Ишимбай — Государственный союзный машиностроительный завод имени Сталина. Осенью в Поволжье был переброшен трест «Азнефтеразведка», организацией его деятельности на новом месте занимался известный нефтяник А. Ф. Рустамбеков[28].

В июне 1941 года среднесуточная выработка нефти составила 64334 тонн. Ненамного снизился уровень добычи в июле того же года — 63894 тонн. В целом по «Азнефтекомбинату» план девяти месяцев первого года войны был выполнен досрочно — на 101,6 %. Дополнительный объём нефти, полученный за период с 1 января по 26 сентября, составил 321 266 тонн. За успехи достигнутые в 1941 году указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 февраля 1942 года 500 нефтяников Азербайджана были награждены орденами и медалями, в том числе 41 человек был награждён орденом Ленина. Тем же указом орденом Ленина были награждены промысел № 11 треста «Лениннефть» и промысел № 4 «Биби-Эйбатнефти».

Однако уже в 1942 году уровень добычи нефти начал снижаться. Это было связано в основном с мобилизацией на фронт опытных нефтяников и специалистов, ограничение масштабов буровых работ, конверсия заводов нефтяного машиностроения, переключившихся на выпуск продукции оборонного значения, передислокация некоторых из них в восточные районы страны, резкое сокращение поставок необходимых материалов, получаемых из других регионов СССР, и почти полное прекращение поставок труб всех видов и особенно труб для бурения, лесоматериалов, запасных частей для компрессорных тракторов и автомашин. В этот период «Азнефтекомбинат» подарил армии 161 трактор, 1155 автомашин и 604 лошади. Если в первой половине 1941 года заводы треста «Азнефтемаш» произвели для нужд нефтяной промышленности товарной продукции на 80 миллионов рублей (в расценках того времени), то за соответствующий период 1942 года это число снизилось в 16 раз и составила всего лишь 5 миллионов рублей. Было прекращено бурение новых скважин, резко уменьшился эксплуатационный фонд. Если в 1941 году за счёт введения новых скважин было было получено 3787.5 тысяч тонн нефти, что составило 16,1 % общей выработки, то в последующие годы войны их количество настолько уменьшилось, что в 1942 году было получено всего 3,3 % общей выработки, а в 1943 года — 0,7 %. На 1 июня 1941 года за счёт 235 фонтанирующих скважин за сутки добывалось по 18284 тонн нефти, а за тот же период 1942 года, количество фонтанирующих скважин уменьшилось до 175, их суточный дебит составил всего 10800 тонн. Техническое состояние компрессорного хозяйства ухудшилась настолько, что в целом его суточная производительность упала с 10394 тысяч м³ в начале войны войны до 8216 тысяч м³ к октябрю 1942 года.

По указанию ГКО НПЗ Баку прекратили выпуск многих видов продукции, чтобы решать главную задачу — обеспечивать авиацию высококачественными бензинами[28]. Из 17 миллионов тонн нефтепродуктов, израсходованных в годы войны, 13 миллионов было произведено в Азербайджане. На его долю приходилось около 85 % производства авиационного бензина. Было поставлено фронту более 1 миллиона тонн высокооктанового бензина Б-78[неавторитетный источник? 3247 дней]. Были созданы перевалочные базы, которые располагались по берегу Каспийского моря, Волги и в крупных населённых пунктах, которые примыкали к железнодорожным магистралям. Из Баку по морю и далее по железным дорогам осуществлялась поставка нефти и нефтепродуктов, в нефтебазы и оттуда — на перерабатывающие заводы различных регионов страны. В июле того же года навигация на Волге была прекращена из-за выхода немецких войск в район Сталинграда. Основные железнодорожные магистрали, по которым нефть и нефтепродукты из Баку доставлялись к фронту, были перерезаны немецкими войсками. Немецко-фашистские войска оказались у ворот Кавказа, они стремились к бакинской нефти, и сам Баку непосредственно оказался под военной угрозой. Так как прямой путь доставки нефти был перерезан, надо было найти выход по вывозу нефтепродуктов для Сталинграда. Нефтепродукты решили доставлять по единственному пути через Красноводск, а затем — через Среднюю Азию и Казахстан по железной дороге в Сталинград. Однако среднеазиатская железная дорога не располагала достаточным количеством цистерн для перевозки. И тогда в Баку руководством отрасли принимается рискованное решение: переправлять в Красноводск по морю цистерны с нефтепродуктами на плаву при помощи буксиров, а дальше транспортировать по железной дороге.

В сентябре 1942 года в Закавказье было объявлено военное положение, а ситуация в Баку стала критической. До прекращения навигации вместо намеченных 6 млн т нефти было вывезено только 1,6 млн т. Были выделены специальные скважины, куда закачивались сотни тысяч тонн отбензиненной нефти. Недостаток ёмкостей вёл к сворачиванию работ. Осенью нефть добывал фактически единственный трест — «Нефтечала»[28]. Как писал Н. К. Байбаков[27]:

Советская боевая машина на 75—80 % приводилась в движение благодаря доблестному труду бакинцев. От их работы во многом зависела судьба войны. Не являясь прифронтовым городом, азербайджанская столица через нефтяные артерии ежечасно была связана с действующими частями Красной армии, по существу являясь тыловой частью её фронтов.

В ноябре 1942 года бюро Бакинского комитета КП(б) Азербайджана обсудило вопрос «О мероприятиях по обеспечению выполнения плана добычи нефти и газа по „Азнефтекомбинату“ в декабре 1942 года». В соответствии с решением ГКО на этот месяц было запланировано обеспечить выработку 1240000 тонн нефти, в том числе 635000 т высокотанковой нефти, а также 97600 м³ природного газа. Бюро потребовало от руководителей трестов, промыслов и заводов, пропагандистов ЦК КП(б) Азербайджана, секретарей первичных партийных организаций, ЦК профсоюза нефтяников Кавказа, представителей комитетов районных партийных организаций и секретарей комсомольских организаций обеспечения на декабрь 1942 года беспрекословного перевыполнения планов по добыче нефти и производству авиабензина и смазочных масел.

Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский в своём письме в ЦК Компартии Азербайджанской ССР писал[29]:

В каждом боевом ударе бесстрашных соколов, в каждом рейде советских танкистов, в каждой победе над немецко-фашистскими силами немалая доля успеха принадлежит бакинским нефтяникам.

28 апреля 1945 года маршал Советского Союза Фёдор Толбухин в своей статье под заголовком «Слава азербайджанскому народу» писал[29]:

Красная армия в долгу перед азербайджанским народом и отважными бакинскими нефтяниками за многие победы, за своевременную поставку наступающим частям качественного топлива. Бойцы нашего фронта под Сталинградом, на Дону и в Донбассе, на берегах Днепра и Днестра, в Белграде, под Будапештом и Веной с благодарностью вспоминают азербайджанских нефтяников и приветствуют отважных тружеников нефтяного Баку.

Маршал Советского Союза Семён Будённый, приехавший в Баку после войны, сказал журналистам[30]:

Не будь вашей нефти в войне, вряд ли мы могли пойти далеко с помощью кавалерии.

Первый секретарь посольства Республики Беларусь в Азербайджане Глеб Красневский[31]:

Именно азербайджанская нефть стала одним из решающих факторов победы в Великой Отечественной войне.

Лёгкая промышленность

Одними из передовых отраслей промышленности, наряду с нефтяной промышленностью, была лёгкая, текстильная, пищевая промышленность. С началом Великой Отечественной войны лёгкая, текстильная, пищевая и местная отрасли промышленности были подчинены интересам фронта. Производства товаров народного потребления были переключены на производство предметов военно-хозяйственного снабжения, продовольствия и прочей продукции. Для обеспечения армии требовалось большое количество продовольствия, обмундирования, обуви и других видов товаров, которые ранее не изготовлялись в Азербайджане. За первый период Великой Отечественной войны предприятия лёгкой промышленности Азербайджана освоили производство около 30 видов товаров для нужд РККА. Мебельная фабрика, ранее выпускавшая мебель для школ и ширпотреба в годы войны, стала изготовлять повозки.

Швейная промышленность стала изготовлять шинели, летнее обмундирование, ушанки, нательное белье, пилотки и прочие товары. Трикотаж — тёплое белье, обмотки и другие изделия. Кожевенно-обувная — армейскую обувь, бекеши, тулупы, жилеты, рукавицы, конское снаряжение и т. д.[32] На текстильных предприятиях было успешно налажено производство серого шинельного сукна, хлопчатобумажной диагонали, технической ткани, трикотажной пряжи высоких номеров, медицинской марли, ниток для обувного и шорного производства, гигроскопической ваты, хирургического шёлка и др. До начала военных действий текстильный комбинат им. Ленина выпускал товары для нужд населения, после начала войны всё производство было переключено на нужды армии, обмундирования, на медицинские марли и прочие товары.

Химическая промышленность

Заводы химической промышленности также были переориентированы на выпуск продукции военного назначения и прочего инвентаря. На данных заводах было налажено производство противопожарного оборудования и инвентаря, освоен процесс пропитки защитной одежды. Производство продукции для нужд фронта было налажено и в подсобных цехах заводов, где было освоено производство, к примеру, пластмассовых и целлулоидных деталей. Заводы по металлообработке в годы войны стали изготовлять армейские котелки, противопожарный инвентарь, подковы военного образца, детали для повозок, окопные печи.

Пищевая промышленность

Предприятия мясо-молочной промышленности Азербайджана сумели освоить выпуск ряда новых видов препаратов, ранее ввозившихся из-за границы. На базе использования местных сырьевых ресурсов был организован завод медицинских препаратов. Мясокомбинаты города Баку в годы Великой Отечественной войны перешли на выпуск стерильной желатины в ампулах, животный активированный уголь, тональбин и другие препараты.

Местная промышленность

Работники местной промышленности и промысловой кооперации также целиком переключились на производство предметов военно-хозяйственного снабжения. В кратчайший срок оборудование этих предприятий было приспособлено для выпуска новой продукции, необходимой фронту (обозно-вещевое и хозяйственное имущество для Красной армии, мебель и бельё для госпиталей, противопожарные средства, инвентарь для оборудования убежищ и т. д.).

За время Великой Отечественной войны предприятия местной промышленности Азербайджана освоили около 200 новых видов различной продукции. По заданию военного ведомства предприятия местной промышленности и промкооперации в короткие сроки освоили массовый выпуск валенок, варежек, шерстяных носков для бойцов Красной армии. Мебельная фабрика, прежде выпускавшая мебель для школ и ширпотреба, в дни войны стала изготовлять повозки. В связи с отсутствием собственной механической базы и рабочих соответствующей квалификации, фабрике пришлось кооперироваться с другими предприятиями Баку.

Военно-промышленный комплекс

выпуск производился на заводе Металлопластмасс.

В Азербайджанской ССР производилось свыше 130 видов вооружений и боеприпасов. Из личных запасов жителей Азербайджанской ССР было собрано и было передано в фонд обороны 15 кг золота, 952 кг серебра, 320 млн рублей, 25 тысяч рублей в Фонд создания танковых колонн и авиаэскадрилий внёс композитор Узеир Гаджибеков, 30 тысяч рублей — 90-летняя колхозница из Агдамского района Саадат Наджаф гызы. Также на фронт было отправлено 1,6 млн единиц необходимых товаров, 152 вагона тёплой одежды. К лету 1942 года в Ленинград азербайджанскими предприятиями были отправлены 2 вагона икры, 40 тонн сухофруктов, 12 вагонов томата-пюре, соков и других продуктов питания, а также медикаменты и перевязочные материалы. Значительная помощь медикаментами, продуктами питания и другими материалами была оказана Ставропольскому краю, Ленинграду, Краснодарскому краю.

Бакинские предприятия принимали активное участие в восстановлении ДнепроГЭС, порта Азов и других важных объектов. В годы Великой Отечественной войны в Баку и по всей республике, действовали десятки военных госпиталей. По официальным данным госпитали Азербайджанской ССР вернули в строй полтора миллиона советских солдат, многие из которых после войны остались в Азербайджане. В бакинском посёлке Кешля (Кишлы) функционировали два авиазавода, закодированные под номерами «168» и «458». На этих беспрерывно работавших предприятиях производились самолёты-истребители типа УТИ-4 и Як-3, а также сани для военных аэропланов. В Баку изготавливались и реактивные снаряды для легендарных «Катюш», выпуск реактивных снарядов легендарной «Катюши» производился на заводе «металлопластмасс». В этот период в городе Кировабад действовал крупный авиаремонтный завод. В годы войны здесь было отремонтировано и отправлено на фронт 782 самолёта различных типов, а также свыше 1550 авиадвигателей и других запчастей. Гянджинский завод и сегодня продолжает свою деятельность.

После войны

Военнопленные

В 1945 году в Азербайджанской ССР при НКВД был создан отдел по делам военнопленных. Отдел состоял из двух отделений: 1 отделение (оперативное); 2 отделение политическое. Всего отдел состоял из 25 человек. Колонии для военнопленных в Республике относились к категориям 1, 2, 3 группы. В Азербайджане на 1947 год в оперативном обслуживании МВД находилось:

Лагерь военнопленных Госпиталь Медсанчасть
223(й) 1552(й) 468(й)
328(й) 5030(й) 498(й)
444(й)

Также были 17 мест временного содержания военнопленных для выполнения строительных работ. Общее количество военнопленных в Азербайджане на 1947 год насчитывалось 23 266 человек. Военнопленных, находящихся в Азербайджанской ССР, использовали в основном на главных стройках республики. На строительстве Мингечаурской ГЭС работало 6000 человек, на Сумгаитском трубопрокатном заводе 2600 человек, Дашкесанрудстрое 1600 человек, на стройке секретного объекта № 108 4300 человек и на Главнефтестрое 1500 человек из числа военнопленных. Немецкие военнопленные участвовали в строительстве города Дашкесан с 1947 года и Мингечаур с 1948 года. В Баку немцы-военнопленные принимали участие в строительстве уникальных архитектурных сооружений, таких как Дом правительства, жилой дом «Бузовнанефть», жилой Дом актёров на улице Бакиханова, жилой массив «Большой двор» на проспекте Строителей.

Переведённые в начале 1945 года в Баку военнопленные из центральных районов России в результате постоянного недоедания страдали дистрофией. Это сильно влияло на их работоспособность. Многие из них были не способны работать, а некоторые умирали от истощения. В 1945 году ГКО СССР принял постановление о пересмотре продовольственного обеспечения граждан СССР. На основании этого постановления НКВД СССР для всех лагерей ввёл новые нормы продовольственного снабжения для военнопленных.

Суточный рацион на одного военнопленного
90 г вермишели
10 г рыбы
15 г сала
15 г масла
30 г соли
600 г картофеля
320 г овощей

Кроме этого, для поправки здоровья военнопленных их иногда отправляли на дополнительные работы на овощные и продовольственные склады. Местные жители городов Баку и Мингечаур, видя идущих по улице или работающих на объектах ослабленных немецких военнопленных, рискуя быть задержанными конвоем, подкармливали их. На больших стройках для военнопленных из фонда объекта выделялись дополнительные пайки. Однако, несмотря на это, здоровье большинства военнопленных было уже подорвано. Болезни, такие как туберкулёз, дизентерия, плеврит, были весьма распространены среди них. В январе — феврале 1947 года по этой причине в первую очередь были вывезены из Азербайджана 2000 ослабленных и больных немцев.

Из материалов МВД республики и из свидетельств активистов лютеранской общины, на территории Азербайджана по разным местам в настоящее время разбросаны кладбища немецких военнопленных. В основном эти кладбища возникали там, где военнопленные использовались на строительных объектах. Например, кладбище, которое и сейчас находится:

Город Район Кладбище
Баку посёлок Ясамал Поселковое кладбище (90 могил)
Баку посёлок Алят Поселковое кладбище (11 могил)
Сумгаит посёлок Джорат Поселковое кладбище
Мингечаур Городское кладбище
Куба Городское кладбище
Хачмаз Городское кладбище

По решению Совета Министров СССР за № 396—152сс 1948 года в лагерях НКВД Азербайджана начался отбор 3500 военнопленных немцев, сильно страдающих дистрофией, для отправки из Азербайджана в Германию и Австрию. С мая по август 1948 года были отправлены со строительных площадок Мингечаурской ГЭС — 1800, Сумгаитского трубопрокатного завода — 550, Дашкесанстроя — 300, Главнефтестроя — 950 военнопленных. Основными причинами отправки их на родину стало принятие целой серии международных договоров и соглашений. В 1946 году была принята Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН о выдаче военнопленных и наказании военных преступников. В 1947 году на Парижской конференции антигитлеровской коалиции был подписан договор о мирных соглашениях с Италией, Финляндией, Румынией, Венгрией и Болгарией, в которых рассматривался вопрос о возвращении военнопленных. И, наконец, Женевская конвенция 1949 года, которая определила статус военнопленных и их освобождение из плена на момент поражения или прекращения военного противоборства.

Для идеологической обработки военнопленных были созданы политические школы, в которых было проведено 1300 занятий. Политорганами МВД Азербайджана были утверждены темы занятий: «Об основах идей марксизма-ленинизма», «Коммунистические преобразования в странах Европы». Кроме этого, были организованы кружки художественной самодеятельности, 61 драмкружок, 26 кружков по хоровому пению, 28 оркестров. УПВИ НКВД Азербайджана выявило среди военнопленных целую группу свидетелей кровавых преступлений нацистов, которые будут приглашены на судебные процессы военных трибуналов в Нюрнберге, Брянске, Смоленске, Ленинграде, Минске, Риге, Николаевске.

Память

Памятники

Интересные факты

См. также

Напишите отзыв о статье "Азербайджан в Великой Отечественной войне"

Примечания

  1. 1 2 Исмаилов Э. Власть и народ. Послевоенный сталинизм в Азербайджане 1945 -1953. — Б.: Адильоглы, 2003. — С. 12.
  2. 1 2 Тюркские народы: энциклопедический справочник / Гл. ред. Б. Г. Аяган. — Алматы: ЗАО «Казак энциклопедиясы», 2004. — С. 15. — 384 с.
  3. Россия и СССР в войнах XX в. Потери вооруженных сил. Олма-Пресс. 2001. Стр. 238, 463
  4. История Азербайджана. — Б.: Издательство Академии наук Азербайджанской ССР, 1963. — Т. III. — С. 128.
  5. Армянская советская энциклопедия, т. 10, стр., 547
  6. 1 2 Мадатов, 1975, с. 24-25.
  7. Беляева, 1957, с. 15.
  8. [magazine.neftegaz.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=96 Баку и Северный Кавказ были основным источником нефти для всей экономики СССР.]
  9. Митчем,[уточнить] стр. 135
  10. 1 2 Г. А. Куманев. [vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/NEWHIST/EVACO.HTM ВОЙНА И ЭВАКУАЦИЯ В СССР. 1941—1942 годы]. VIVOS VOCO! (№ 6, 2006). [www.webcitation.org/60vf8WFab Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  11. 1 2 Vagif Agayev, Fuad Akhundov, Fikrat T. Aliyev and Mikhail Agarunov. [azer.com/aiweb/categories/magazine/32_folder/32_articles/32_ww22.html World War II and Azerbaijan]. Azerbaijan International (Summer 1995 (3.2)). [www.webcitation.org/60vf9L7F4 Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  12. Новая Российская энциклопедия. Т. 3, ч. 1. Битва за Кавказ 1942—43
  13. «Очерки истории стальной магистрали Азербайджана» Б. И. Султанов, Баку, 1997.
  14. [www.savash-az.com/index.php?do=static&page=army Азербайджанские части и соединения]
  15. [ww2.kulichki.ru/azi.htm Азербайджан в годы Великой Отечественной войны]
  16. [nashvek.media-az.com/279/jizn.html :::::: ãàçåòà Íàø ÂÅÊ ::::::]
  17. www.zerkalo.az/print.php?id=4066
  18. [www.savash-az.com/rasskazi/8.htm 8-й Азербайджанский партизанский отряд]
  19. 1 2 3 [web.archive.org/web/20041218041629/seymur-world.boom.ru/ahmad.html Азербайджанский партизан Ахмад Мишель]
  20. [www.kaspiy.az/print.php?item_id=20090509080732659&sec_id=1 Kaspiy]
  21. Байков А.[www.m24.ru/articles/89737 Не тот герой: чем полезно развенчание "личного друга де Голля"] // m24.ru, 13 ноября 2015.
  22. [www.expontomagazine.com/index.php?option=com_content&view=article&id=2119%3Amedos-odyssee&catid=36%3Aartikelen&Itemid=60%C3%A2%C2%8C%C2%A9=nl Одиссея Медо]
  23. [www.azcongress.ru/article.php?2386 Венок от соотечественников]
  24. 1 2 В. А. Беляева. [www.museum-rogwu.ru/PDF/00023.pdf Трудовой героизм рабочих Азербайджана в годы Великой Отечественной войны (1941—1945 гг.)]. — Баку: Азнефтеиздат, 1957.
  25. [www.izvestia.ru/azerbaijan/article33023/?print Братья и сестры по оружию]
  26. [www.day.az/news/politics/79101.html Василий Истратов: «Без природных ресурсов Азербайджана не было бы победы в Великой Отечественной войне»: Политика, 8 мая 2007]
  27. 1 2 Н. К. Байбаков. Моя родина — Азербайджан.
  28. 1 2 3 Андрей Соколов. [www.oilru.com/nr/144/3002/oilru.com В годину тяжких испытаний]. Нефть России. [www.webcitation.org/60vf9zRXn Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  29. 1 2 [www.baku.ru/pubs/azpoetry/13298_ru.php В. В. Маяковский: «БАКУ»] — Страницы Баку.
  30. [www.9may.az/news.php?subaction=showfull&id=1115353486&archive=&start_from=&ucat=1 Героизм народа в годы Великой Отечественной войны незабываем]. 9may.az. [www.webcitation.org/60vfC6Oxv Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  31. [www.day.az/news/society/190087.html Глеб Красневский: «Именно азербайджанская нефть стала одним из решающих факторов победы в Великой Отечественной войне»]
  32. Научный архив Института истории и философии АН Азерб. ССР ф. Великой Отечественной войны, оп. 1, д. 3, док. 45.
  33. [sultanov.azeriland.com/ussr/ussr_1/page_13.html The Search Engine that Does at InfoWeb.net]
  34. [petrysha.narod.ru/1_1_1_12nau.htm Труд советских ученых]
  35. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/HISTORY/WEAPON/ROCKET/ROCKET.HTM VIVOS VOCO: О СОВЕТСКИХ ЛЮДЯХ И «КАТЮШАХ»]
  36. [militera.lib.ru/memo/russian/nesterenko_ai/15.html ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Мемуары ]- Нестеренко А. И. Огонь ведут «катюши»]
  37. 1 2 Союн Садыков. [9may.az/article.php?subaction=showfull&id=1114749937&archive=&start_from=&ucat=3 Подвиг нефтяного Баку]. 9may.az. [www.webcitation.org/60vfDunQ9 Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  38. [www.anl.az/down/meqale/bakrabochiy/bakrabochiy_sentyabr2009/89950.htm Героизм сынов и дочерей Азербайджана]
  39. [www.savash-az.com/army/416.htm Краснознаменная Ордена Суворова 416-я Таганрогская стрелковая дивизия]. Саваш — Военно-исторический сайт. [www.webcitation.org/60vfFOBKk Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].

Ссылки

  • [scepsis.ru/library/id_704.html#a8 Дитрих Айххольц. Цели Германии в войне против СССР]
  • [militera.lib.ru/research/muller_n/index.html Мюллер Норберт. Вермахт и оккупация (1941—1944)]
  • [www.azerizv.az/news/a-1714.html Ренато Ризалити. Азербайджанские партизаны Италии]
  • [web.archive.org/web/20041218041629/seymur-world.boom.ru/ahmad.html Партизаны]
  • [br.az/index.php?newsid=3603 Бакинский рабочий]
  • [9may.az/article.php?subaction=showfull&id=1114749937&archive=&start_from=&ucat=3 9may.az]
  • [www.regionplus.az/ru/posts/view/92997 Регион плюс]
  • [br.az/index.php?newsid=3011 Бакинский рабочий]
  • [sultanov.azeriland.com/ussr/ussr_1/page_04.html Нефть]
  • [archive.is/20121221190349/victory.mil.ru/rkka/units/03/120.html Бакинская армия ПВО]
  • [www.azeri.ru/papers/news-azerbaijan/43084/ Немецкие военнопленные в Азербайджане]
  • [militera.lib.ru/memo/russian/tulenev_iv/index.html Тюленев И. В. Через три войны. — М.: Воениздат, 1972]
  • [militera.lib.ru/memo/russian/bokov_fe/index.html Боков Ф. Е. Весна победы — М.: Мысль, 1985]
  • [www.youtube.com/watch?v=zUoufiWHP4Y Баку-годы войны (фильм И. Сафарова)]

Литература

  • Абасов М. Г. Баку в годы Великой Отечественной войны 1941—1945. — Баку: Азернешр, 1967.
  • Агануров Я. М. Героические свершения азербайджанских нефтяников в годы Великой Отечественной войны. — Баку: Азернешр, 1982.
  • Алиева Р. Азербайджанцы в европейском Движении Сопротивления. — Баку, 2005.
  • Багирзаде А. З. [www.biblus.ru/Default.aspx?book=55b1f1f4u9 Интеллигенция Азербайджана в годы Великой Отечественной войны]. — Баку: Азернешр, 1989.
  • Мадатов Г. А. Азербайджан в Великой Отечественной войне. — Баку: Элм, 1975.
  • Беляева В. А. Трудовой героизм рабочих Азербайджана в годы Великой Отечественной войны (1941 — 1945). — Баку: Азнефтеиздат, 1957.
  • Тике, Вильгельм. Марш на Кавказ. Битва за нефть. 1942/1943. — Москва: Издательство Эксмо, 2005. — 448 с.

Отрывок, характеризующий Азербайджан в Великой Отечественной войне

Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…