Азиз Несин

Азиз Несин
Aziz Nesin
Имя при рождении:	Mehmet Nusret
Место рождения:	Принцевы острова
Жанр:	сатира

Ази́з Неси́н (тур. Aziz Nesin), настоящее имя — Мехмет Нусрет (тур. Mehmet Nusret; 1915—1995) — турецкий писатель, драматург и публицист.

Биография

Азиз Несин, выходец из крымских татар, родился 20 декабря 1915 года в Хейбелиаде, одном из Принцевых островов, о котором сам Несин говорил, что это — «райский уголок, где не положено жить такому, как я. Эта летняя резиденция самых влиятельных турецких толстосумов стала моей родиной. Сильные мира сего не могут обойтись без бедняков, они очень нуждаются в их жилистых руках. Вот поэтому-то мы и жили на Хейбелиада». В 1934 году в Турции вышел закон, который упразднил титулы и старые формы обращения, и будущий писатель взял себе фамилию «Несин», означающую «Что ты есть?». «Я надеялся, — поясняет он, — что, когда люди будут обращаться ко мне по фамилии, я стану задумываться над тем, что я и кто я». Позднее, в поисках очередного псевдонима, было выбрано имя отца — Азиз. Хотя помимо этого, основного псевдонима, у Мехмета Нусрета было более пятидесяти псевдонимов. Это отчасти объяснялось острым социально-политическим характером его сатирических произведений.

В 1939 году он окончил военно-техническое училище, получил специальность сапёра и чин младшего офицера. Служба его протекала поначалу во Фракии, затем на востоке страны, в районе Карса, а перед самым увольнением в 1944 году в столице — Анкаре, немало обогатив уже начавшего писать Несина жизненным материалом, который впоследствии послужил основой многих его художественных произведений. В 1937—1939 гг. слушал лекции в Академии изящных искусств.

Журналистская и издательская деятельность

С 1943 года начинается журналистская деятельность Азиза Несина в газетах «Еди Гюн», «Тан» и многочисленных периодических изданиях, преимущественно социалистического толка. Большое влияние на формирование Несина в идейном и эстетическом планах оказало его знакомство с Сабахаттином Али и сотрудничество в еженедельнике «Марко Паша», который освещал важнейшие события международной и внутриполитической жизни, иронизировал по поводу действий правящей партии, высмеивал отдельных политических деятелей, сетовал на горькую участь крестьян и городских тружеников. В 1957 году Азиз Несин совместно с писателем Кемалем Тахиром основывает издательство «Дюшон», в котором увидели свет книги многих турецких авторов.

Издательская практика Азиза Несина никогда не определялась личными интересами. Она всегда согласовывалась с общественной потребностью, которую гражданское чутье писателя улавливало с удивительной проницательностью. Именно сознание общественной необходимости дало жизнь «Литературному ежегоднику фонда Азиза Несина». Ежегодник объёмом более чем в тысячу страниц выходил с 1976 года на протяжении десяти лет, до того времени, пока Азиз Несин не занялся активной общественно-политической деятельностью. Ежегодник включал в себя материалы, касающиеся турецкой литературы, годичные обзоры прозы, поэзии, детской литературы, театра, изобразительного искусства. Предприятие в финансовом отношении было убыточным, но издателем руководило сознание той огромной пользы, которую оно приносит и будет приносить в будущем.

Общественная деятельность

Азиз Несин не только автор множества статей, фельетонов, эссе, новелл, сказок, романов, пьес — он ещё и общественный деятель и великолепный организатор литературных сил страны. По его инициативе в 1976 году были созданы «Общество Назым Хикмета», призванное изучать и пропагандировать творчество поэта, составляющее национальную гордость турок, и «Общество сторонников мира», выступавшее против угрозы термоядерной войны и присутствия американцев в Турции. На протяжении тринадцати лет (1976—1989) возглавлял «Синдикат писателей Турции», призванный не только охранять авторские права литераторов, но и «отстаивать интересы эксплуатируемого человека, на стороне которого должна выступать социальная литература, впитавшая в себя революционные идеи». После государственного переворота 1980 года деятельность Синдиката вместе с другими профсоюзами была «приостановлена», по существу же, запрещена, а семнадцать его руководителей преданы суду по стандартному обвинению в «коммунистической деятельности и пропаганде». Государственный прокурор требовал для литераторов тюремного заключения сроком от восьми до пятнадцати лет. Когда в турецких газетах появилось сообщение о предстоящем судебном процессе, Азиз Несин находился в Москве на лечении. Получив это известие, он дал знать прокурору, что по выздоровлении тут же вернется на родину, чтобы разделить участь своих товарищей. Писатель надеялся, что опыт, накопленный им в деле защиты справедливости, поможет оградить руководителей Синдиката от необоснованных обвинений. Затянувшийся на несколько лет судебный процесс закончился оправданием подсудимых.

Творчество

Азиз Несин автор 34 сборников сатирических и юмористических рассказов, сборников сатирических сказок «В одной стране» (1958) и «Хоптиринам» (1960), восьми романов, в том числе романа «Король футбола», автобиографического романа «Так было, но так не будет», шести пьес. Сатира А. Несина направлена против социальных пороков, политического приспособленчества. В своем творчестве он неизменно ратовал за свободу, независимость и чистоту человеческих отношений как в Турции, так и во всем мире. Излюбленный герой А. Несина — мелкий чиновник, интеллигент-неудачник, бедняк, мечущийся в поисках работы, то есть человек из народа. Общий тираж изданных произведений писателя в 2010 году составил более 8 миллионов экземпляров.

Начало

Первые литературные опыты А. Несина связаны с поэзией. В 1939—1943 гг. он печатал стихи в газете «Еди Гюн». Однако Назым Хикмет посоветовал ему не тратить время на это занятие, потому что стихи его никудышные. «Пиши рассказы и романы», — сказал он.

Я чувствую, что ты уйдешь, Я не могу тебя умолять, не могу бежать за тобой, Я лишь прошу — оставь мне свой голос.

Я знаю, что ты порвешь со мной, Я не могу коснуться твоих волос, Я лишь прошу — оставь мне свой запах.

Я понимаю, что ты покинешь меня, Я уже разрушен, поэтому не могу упасть, Я лишь прошу — оставь мне свой цвет.

Я чувствую, что ты потеряешься, Это будет моей самой невыносимой болью, Я лишь прошу — оставь мне свою страсть.

Я могу догадаться, что ты позабудешь, Боль — это безбрежный серый океан, Я лишь прошу — оставь мне свой привкус.

Ты уйдешь все равно, У меня нет права просить тебя остаться, Я ЛИШЬ ПРОШУ — ОСТАВЬ МНЕ СЕБЯ

Первые рассказы были опубликованы в 1943 г в журнале «Миллет». "Когда я закончил свой первый рассказ (я полагал, что читатели будут проливать над ним слезы) и принес его в журнал, редактор, человек очень недалекий, вместо того чтобы плакать, залился веселым смехом и проговорил: «Молодец… Прекрасно. Пиши ещё такие рассказы и приноси нам…», — иронизировал писатель о начале своей творческой карьеры.

Критика

Азиз Несин обращается к самым разным жанрам: рассказам, сказкам, пьесам, романам, статьям. Брошюра «Куда мы идем?», выпущенная Несином, подвергала резкой критике «доктрину Трумэна», выдвигавшую американскую программу помощи Турции, а на деле ввергавшую страну в кабальную зависимость от американского капитала. В своих «Воспоминаниях ссыльного» (1957) Несин описывает полное лишений время, когда он был сослан на полтора года в город Бурса. В общем в заключении прошли пять с половиной лет жизни писателя. Будучи в тюрьме, Несин не теряет не покидавшее его чувство «грустного» юмора, и так пишет об этом этапе своей жизни — « Наши отцы рассказывали с гордостью о войнах и сражениях, в которых они участвовали. Мы лишены таких воспоминаний. Нашим детям мы сможем поведать лишь о тюрьмах, полиции, судах да допросах».

Поражает неистощимая изобретательность А. Несина в выборе сюжетов и формы подачи материала. Тематика его произведений очень богата: продажность госслужащих, безработица, безземелье крестьян, преследование прогрессивной мысли. Писателя волновали проблемы жилья, здравоохранения, просвещения. Он высмеивал эгоизм, произвол, низкопоклонство, взяточничество, религиозный фанатизм. «Многих удивляет, — говорит Азиз Несин, — количество написанных мною рассказов. Их более двух тысяч. А чему здесь удивляться? Если бы семья, которую я содержу, состояла не из десяти, а из двадцати человек, я вынужден был бы писать в два раза больше».

Сатира

В 1953 году вышел его сборник «Что осталось». В предисловии к нему автор даёт любопытную сценку: «Однажды к врачу по нервным болезням приходит пациент: Доктор, я болен. Я не могу жить так, как жил раньше. Когда я ем, перед моими глазами стоят голодные и кусок застревает в горле. Вместе с разутыми и раздетыми я мёрзну на дорогах. Я считаю себя виновным в каждом преступлении. У меня такое чувство, будто нож убийцы держали и мои руки, а пуля, пущенная в чужую грудь, застряла у меня в сердце. Бремя всех преступлений легло на мои плечи. Я уже забыл, как смеюсь. Врач кладёт руки на плечи больного, подводит к окну, распахивает шторы и пальцем показывает на яркую цирковую афишу на противоположной стороне. На ней лицо клоуна, растянутое в лукавой улыбке. Дорогой, — говорит доктор, — Ты видишь того клоуна? Я рекомендую сходить на его представления. Ты забудешь и печаль, и грусть, и заботы. Вновь станешь смеяться, жизнь снова засветится для тебя улыбкой. Больной склоняет голову: — Доктор, так ведь это я, это я — тот клоун…».

Произведения Азиз Несина пронизаны смехом и переполнены болью. Они заставляют смеяться читателя, однако при этом будят его мысль, открывают глаза на царящее вокруг зло. О своем творческом кредо и общественном смысле литературной деятельности Азиз Несин писал, что честным людям стыдно и больно осознавать, что много наших соотечественников пребывает во мраке Средневековья, голоде и неверии в завтрашний день — и тут же рядом счастливые, процветающие пользуются за их счёт всеми благами жизни. Поэтому необходимо писать рассказы, чтобы люди смеялись, задумываясь над жизнью, и, задумываясь, смеялись.

Награды

А. Несин — лауреат нескольких международных конкурсов писателей-сатириков:

• в 1956 г на IX Международном конкурсе писателей-юмористов в Италии за рассказ «Как был пойман Хамди по кличке „Слон“ Азиз Несин был удостоен первой премии и медали „Золотая пальмовая ветвь“;
• в 1957 г. Несин снова получил ту же награду за рассказ „Банкет по случаю установления котла“;
• в 1959 году за серию репортажей ему была присуждена премия Союза журналистов Турции;
• затем последовали медаль „Золотой еж“ на конкурсе юмористов в Болгарии за рассказ „Патриотический долг“, международная премия журнала „Крокодил“ за рассказ „Он должен остаться“, премия на конкурсе памяти основателя турецкой газеты „Миллиет“ Али Неджми Караджана за пьесы „Карагёз“, премия Турецкого лингвистического общества за пьесу „Чичу“ и ещё немало других наград;
• в 1974 г. Ассоциация писателей Азии и Африки присудила Несину Премию „Лотос“ за выдающиеся заслуги в области литературы и активную общественно-политическую деятельность.

Последние годы жизни

Умер Азиз Несин в год своего восьмидесятилетия (1995), оставив огромное литературное наследие, доброе имя и Вакыф-фонд. В шестидесяти километрах к западу от Стамбула, в местечке Чаталджа, в окружении низких построек и фруктовых деревьев, высится четырёхэтажное каменное здание. Нет, это не загородный дом всемирно известного писателя. Это созданный на его средства и рассчитанный на восемьдесят пять мест интернат для круглых сирот и детей из бедных семей. Здесь они живут с трехлетнего возраста и учатся до восемнадцати лет в местной школе с условием, что в дальнейшем получат специальность, а тот, кто проявит особую способность, продолжит учёбу в высшем учебном заведении. Все средства, доходы от книг писатель завещал интернату, а своим четырём детям сказал, что свой хлеб они должны добывать собственным трудом. Вести дела Фонда Азиз Несин поручил сыну Али, поэтому доктор физико-математических наук и философии вернулся в Турцию из Соединенных Штатов и так же, как и отец, поселился в Чаталдже.

Цитаты

„Пока народ борется против угнетателей и поработителей с оружием в руках, юмору нет места. Но когда народ раздавлен, побежден и боится поработителя-угнетателя, он берет на вооружение юмор, и появляется масса анекдотов“

„Великими юмористами в мире стали те, кто сумел в своем юморе выйти за рамки личного и поставил его на службу человечеству“.

„По-моему, юморист — это Атлант, несущий на себе мир…“

„Что лучше всего на свете? Для француза — остроумная молодая женщина; для англичанина — пароход; для итальянца — глупая красавица; для немца — военный парад; для американца — бизнес; для турка — посидим, потолкуем“

Я не уверен, что повторю вслед за некоторыми: „Если бы я родился ещё раз, сделал бы то же самое“. Родись я второй раз, я сделал бы гораздо больше, чем сделал сейчас, и гораздо лучше. Жаль, что в истории человечества не было ни одного ловкача, сумевшего удрать от смерти, — я последовал бы его примеру. Но что делать, такого примера нет, и не моя вина, если я умру, как и все…»

Библиография

Романы

• Мужчина, который стал женщиной (1955)
• Король футбола (1957)
• Красавец (1957)
• Аллопеция (1959)
• Зюбук (1961)
• Сегодняшние дети прекрасны (1967)
• Фамилия (1976)
• Единственный путь (1978).

Воспоминания

• Воспоминания из изгнания (1957)
• Так было, но так не будет (1966—1977)
• В полиции (1967)
• Начало восхождения (1982)
• Мои сумасшествия (1984)
• Азиз Несин — Ходжа Насреддин нашего времени (1984)
• Кучка людей для повешения (1987)
• Однажды я был ребёнком (1989)
• Не трать мои мечты (1990).

Сказки

• В одной стране (1958)
• Прыжки (1960)
• Спи мой дорогой бычок (1971)
• Сказки дедушки Азиза (1978)

Сатира

• Книга Азиза (1979).

Литература для путешественников

• Не говорите, слышали Вы или нет (1976)
• Мир — это котел, а я — половник (1977).

Пьесы

• Не будете ли Вы так любезны зайти? (1958)
• Мет, делай что-нибудь (1959)
• Монстр Тороса (1963)
• Борьба между свистунами и чистильщиками (1968)
• Держи мою руку, Ровни (1970)
• Давай, убей меня дорогая (1970)
• Пять коротких пьес (1979)
• Все пьесы (1982).

Поэзия

• От конца к началу (1984)
• Десять до любви и пять до смерти (1986)
• Ловя себя (1988)
• До свидания (1990)
• Боль Сиваса (1995).

Антология

• Турецкий юмор в период республики (1973).

Письма

• переписка/ Азиз Несин, Али Несин (1994)
• Мой дорогой сын, мой дорогой отец, переписка Азиза Несина и Али Несина (1966—1981, 2002).

Литература

• Сатира и юмор Турции: Сборник: Пер. с тур./ составл. и послесл. Т.Меликова. — М.: Радуга, 1991—496 с.
• Азиз Несин. Рассказы для Вас. Избранное. Пер. с турецкого. М., «Худож. Лит.», 1976.
• Избранные произведения писателей Среднего Востока. Под ред. А. М. Михалева. М., Изд-во «Прогресс», 1979.

Ссылки

• [stanbul.ru/content/blogcategory/417/489/ Stanbul.ru — Культура Турции. Азиз Несин, турецкий писатель-сатирик.]

Отрывок, характеризующий Азиз Несин

– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».


В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»