Азиоли, Бонифацио

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бонифацио Азиоли
итал. Bonifazio Asioli
Основная информация
Дата рождения

30 августа 1769(1769-08-30)

Место рождения

Корреджо

Дата смерти

18 мая 1832(1832-05-18) (62 года)

Место смерти

Корреджо

Страна

Италия

Профессии

композитор, дирижёр, педагог

Бонифацио Азиоли (итал. Bonifazio Asioli; 1769—1832) — итальянский музыкант, композитор, дирижёр и музыкальный педагог, автор нескольких музыкальных пособий.

Родился 30 августа 1769 года в Корреджо. Уже в двенадцатилетнем возрасте Азиоли Бонифацио выступал как импровизатор и, ещё подростком, написал несколько крупных работ. В 1782 году он остался учиться в Болонье и Венеции и был произведен после возвращения в свой родной город в капельмейстеры. В следующем году он переехал в Турин, где он также работал в качестве дирижёра.

В 1799 году Азиоли — королевский дирижер в Милане и инспектор Миланской консерватории (ныне Миланская консерватория имени Джузеппе Верди). В 1813 году основал в своем родном городе, Корреджио, музыкальную школу. Издал несколько учебников, в том числе, пользовавшуюся большою известностью «Школу пения» («Preparazione al bel canto»), переведенную на французский и немецкий языки. Вплоть до своей смерти продолжал работать как педагог и композитор.

Азиоли поддерживал дружеские отношения с Иоганном Симоном Майром и Йозефом Гайдном. Среди его студентов был, в частности, сын Вольфганга Амадея Моцарта Карл Томас.



Источники

Напишите отзыв о статье "Азиоли, Бонифацио"

Отрывок, характеризующий Азиоли, Бонифацио

– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.