Азмайпарашвили, Шалва Ильич

Шалва Ильич Азмайпарашвили შალვა აზმაიფარაშვილი
Фотография Шалвы Ильича Азмайпарашвили
Основная информация
Место рождения	Тифлис
Профессии	композитор, дирижёр
Награды

Шалва Ильи́ч Азмайпарашви́ли (груз. შალვა აზმაიფარაშვილი; 25 декабря 1902 года (7 января 1903) — 17 мая 1957) — советский дирижёр и композитор, заслуженный деятель искусств Грузинской ССР (1941).

Биография

Шалва Азмайпарашвили родился 25 декабря 1902 года (7 января 1903) в Тифлисе.

Учился в Тифлисской консерватории (в 1928 году окончил обучение по классу ударных инструментов), затем там же учился композиции (у С. В. Бархударяна) и дирижированию (у М. М. Багриновского). В 1933 году окончил как дирижёр аспирантуру.

С 1932 года Шалва Ильич работал дирижёром в театре оперы и балета им. Палиашвили, с 1938 по 1954 год был главным дирижёром театра. В 1940 году вступил в ВКП(б). Под его руководством были поставлены многие оперы («Сказание о Тариэле» Мшвелидзе Ш.М. (Сталинская премия первой степени , 1947), «Ладо Кецховели» Киладзе, «Броненосец «Потёмкин»» Чишко).

С 1943 по 1953 был главным дирижёром симфонического оркестра Грузинского радио, с 1954 руководил Государственным симфоническим оркестром Грузии.

С 1933 года преподавал в Тбилисской консерватории.

Автор оперы «Хевисбери Гоча» (поставлена в 1951 году в Тбилисском театре оперы и балета), оперетт «Иные нынче времена» (1952), «Желанный жених» (1957), симфонии, оркестровой сюиты.

Шалва Азмайпарашвили избирался Депутатом Верховного совета Грузинской ССР 1-3 созывов.

Шалва Ильич Азмайпарашвили умер 17 мая 1957 года в Тбилиси.

Отрывок, характеризующий Азмайпарашвили, Шалва Ильич

– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…