Азовский флот

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Азовский флот

Осада Азова
Страна

Русское царство

Тип

Военно-морские силы

Участие в

Второй Азовский поход Петра I,
Керченский поход,
оборона Азова и Таганрога

Азовский флот — флот, строившийся Россией с конца 1695 года по 1711 год под руководством Петра I.





Предыстория

В 1694 году по приказу Петра I, возможно, перед его отъездом из Амстердама, но не позже его возвращения в Москву, в Голландской республике была заказана 32 вёсельная галера, части которой со всеми принадлежностями должны были доставить в Архангельск в следующем году, а оттуда, скорее всего, на Волгу и в Каспийское море[1]. Назначение этой галеры изменили политические обстоятельства. Она должна была стать моделью для постройки 22 подобных ей галер.

В 1695 году состоялся первый азовский поход Петра I, результаты которого доказали необходимость создания регулярного флота[2]. Турецкие корабли, доставляя в осаждённую с берега крепость Азов подкрепление и запасы, делали осаду бессмысленной. В июле 1695 года во время приготовления к новому штурму азовской крепости Пётр I получил сообщение из Москвы, что галера из Голландской республики собрана и отправлена в Архангельск. После того, как галера водным путём была доставлена в Вологду, её на двадцати дровнях перевезли в Москву. Гордон в своём журнале сообщает, что 3 января 1696 года он ходил на пиловальную мельницу в селе Преображенском и видел эту галеру. 30 ноября 1695 года Пётр I писал из Москвы губернатору Архангельска Фёдору Матвеевичу Апраксину:

По возвращении от не взятия Азова с консилии гг. генералов указано мне к будущей войне делать галеи, для чего удобно мне быть шхип-тимерманам всем от вас сюды, понеже они сие зимнее время туне будут препровождать, а здесь в то время могут тем временем великую пользу к войне учинить, а кормы и за труды заплата будет довольная и ко времени отшествия кораблей возвращены будут без задержания, и тем их обнадежь и подводы дай и на дорогу корм, также и иноземцы, которые отсель об оных, кроме темерманов будут писать, тоже подводы и корм, а именно: юнг и штирману и сколь скоро возможно пришли сюда.

Таким образом, в конце XVII века в связи с подготовкой Петра I к военным действиям против Османской империи возникла необходимость в строительстве регулярного русского военно-морского флота[3].

Строительство флота для Азовского похода 1696 года

Для исполнения «консилии» село Преображенское было превращено в верфь, на которой к концу февраля 1696 года были срублены из сырого замёрзшего дерева части 22 галер и 4 брандеров[4]. Образцом для строительства галер служила доставленная в Москву голландская галера. На преображенской верфи работали преображенские и семёновские солдаты, бывшие переяславские судостроители и моряки. Кроме того в Преображенское были доставлены плотники из разных населённых пунктов Московского государства. Строителями галер были вологодский мастер Осин Щека с 24 помощниками, нижегородский мастер Яков Иванов с 8 помощниками и др.[5] Кроме русских на верфи работали и иностранные плотники, которые вероятно прибыли в Преображенское из Архангельска согласно указаниям царя, которые содержались в присланном им письме, а также из Москвы, откуда они были выписаны торговым иноземцем Гартманом.

В это время в Воронеже, Козлове, Добром и Сокольске было приказано с помощью жителей Белгородского полка к началу весеннего половодья построить для военного похода к Азову 1 300 стругов (их длина должна была быть 12-17 сажень, а ширина — 2,5-3,5 сажень), 300 лодок, 100 плотов и заготовить разных инструментов, густой и жидкой смолы, лесных запасов для строительства каторг и галеасов, [4]. На постройку указанного числа стругов было назначено около 26 тысяч человек, причём на каждый струг в некоторых местах приходилось по 28 человек, в других же — только по 17, в действительности же это число было меньше, потому что в одном Добром оказалось

  • неявившихся на работы — 1 229 человек,
  • бежавших с работы, во время дороги и сдачи стругов в Воронеже — 1 878 человек,
  • больных — 127
  • умерших — 17.

Пётр I принимал участие в строительстве кораблей. Одним из его помощников был Тихон Никитич Стрешнев. Занимая должность начальника разряда, он занимался заготовкой лесными припасами и наймом людей. Главным помощником был голландец Франц Тиммерман, бывший учитель Петра I по математики и инженер во время первой осады Азова. Он руководил наймом плотников, заготовкой пеньки, железа, смолы, снастей и другими инженерными работами до прибытия флота к Азову.

Почти сразу после отъезда Петра I из Москвы началось отправление кораблей в Воронеж. Каждая галера отправлялась в сопровождении командира и команды. Подробная информация об этом сухопутном походе не сохранилась. Известно, что в нём переправляли 27 кораблей со значительным количеством строительных материалов, досок, брёвен и др., что в условиях рано начавшейся весны потребовало скорее всего необычных средств перевозки.

В середине марта преображенские шхип-тимерманы уже работали в Воронеже. Выписанные из-за границы Класс и Ян Янсон из Москвы выехали только 20 марта. Франц Тиммерман оставался в Москве до апреля, сначала по делам, а потом — из-за болезни. В Москве остался и больной Лефорт.

Припасы для флота заготавливались в Воронеже. Тем не менее их не хватало, и поэтому пиловальная мельница в Преображенском работала «день и ночь», что позволяло отправлять доски в Воронеж без задержек. Так же в Преображенском делали канаты, которые тоже увозили на воронежскую верфь. Железо для строительства кораблей брали с частных заводов, так как не было времени на его покупку. Для этого был издан указ, предписывающий осмотреть все «железные заводы» в Романовском и Белоколодском уездах и найденное железо отправить в Воронеж. При строительстве кораблей на воронежской верфи выяснилось, что в Воронежском крае нет ясеневого и вязового леса, пригодного для изготовления галерных вёсел. Поэтому необходимый материал доставлялся в Воронеж «в числе 3 000 деревьев» из Тульского и Веневского уездов.

До начала кораблей в 1698 году существовала путаница в морской терминологии того времени[4]: встречаются иногда голландские термины, но, в основном, названия использовались произвольно, бессистемно. Корабли, построенные в это время, именовались во время второго Азовского флота галеасами, а галеры — каторгами и фуркатами. Так в письме Ромадановскому от 23 марта Пётр I пишет: «… галеры и иные суда по указу вашему строятся. Да ныне зачали делать на прошлых неделях два галеаса». Сильные дожди в первой половине марта 1696 года и затем очень холодная погода замедляли работу[4].

С начала апреля на реке Воронеж завершалось также и строительство стругов. 2 апреля в Воронеже торжественно были спущены на воду три галеры[4]: «Принципиум», «Святой Марк» и «Святой Матвей». 7 апреля погода вновь испортилась. Поэтому остальные галеры спускали позже. Галера голландской постройки оставалась на берегу[6], скорее всего, в ожидании болеющего адмирала Лефорта. Только 17 апреля, на следующий день после его прибытия, галера была спущена на воду. Корабль «Апостол Павел» достроить к началу похода не успели. Корабль «Апостол Пётр» спустили 26 апреля, но скорее всего его готовность оценивалась выполнением условия — лишь бы держался на воде.

Второй Азовский поход 1696 года

С 23 апреля струги с войсками и грузом начали начали спускаться к Азову[6]. Первый отряд 8 галер выступил под командованием командира галеры «Принципиум» Петра Алексеева (царя Петра I)[4], 4 мая отправился и отряд адмирала Лефорта, 10 мая - отряд из 7 галер под командованием вице-алмирала Лима, а 17 мая - отряд из 4 брандер капитана шаутбенахта де Лозьера. Большая часть судов и кораблей достраивалась в течение похода[4].

В первые дни суда и корабли шли под парусами почти безостановочно[7]. Находясь на галере «Принципиум», 8 мая Пётр I составил 15 правил, который был объявлен как Указ по галерам[7]. 15 мая первый отряд прибыл в Черкасск, куда 17 мая прибыл с донесением атаман Леонтий Поздеев, который по приказу войскового атамана Фрола Миняева вместе с 250 казаками на легких казачьих судах ходил в Азовское море незадолго до этого[8]. Он сообщил царю, что прождав турок недалеко от берега два дня, на третий день увидели два корабля Османской империи, которые направлялись к Азову. Казаки напали на них; кидали в них ручные гранаты, стреляли из ружей, старались прорубить корпус кораблей для того, чтобы проникнуть внутрь них. Высота бортов турецких кораблей не давала казакам возможностей на них взобраться. Защищаясь, турки кидали в казаков камни и стреляли из пушек. Казаки были вынуждены отступить. 4 человека были ранены. Один из них впоследствии умер.

После переговоров с генералом Гордоном, который прибыл в Черкаск на стругах со своею частью войск 14 мая, Пётр I приказал тому отправляться в Новосергеевск[8]. 18 мая в 5 утра царь вместе со своим отрядом вышел вслед за ними. К первому отряду была присоединена захваченная в 1695 году турецкая галера, зимовавшая до этого времени в Черкаске. Обогнав отряд Гордона, первый отряд прибыл в Новосергеевск в 2 часа ночи[9]. Отряд Гордона прибыл через три часа. В этот же день состоялся военный совет, в котором приняли участие: Пётр I, Гордон, Головин и атаман Фрол Миняев. Ими было принято решение, что галеры под командованием царя, а казачьи лодки под командованием атамана выйдут по реке Коланче (так называли один из рукавов Дона) в Азовское море.

Из-за малой воды при дувшем в тот день северном ветре галеры не смогли продолжать путь Каланчею[10], и в 3 часа ночи отряд повернул в Кутерьму. Перед рассветом он был вынужден встать на якорь из-за мелководья, не доходя устья. Пётр I пересел на казачью лодку и вышел в море. Там стояло 13 турецких кораблей. Оставя атамана с казаками в устье Каланчи, Пётр I вернулся к отряду, который в 12:00 20 мая пошёл обратно вверх по Кутюрьме к реке Дон и вечером уже был недалеко от Новосергиевска.

Строительство линейных кораблей

В начале XVIII века в Европе начинается подготовка к войне за испанское наследство[11]. Союз России с Австрией и Венецией, заключённый против Османской империи, распадался[12]. В таких условиях, в России, в качестве стратегического направления была выбрана борьба со Швецией[13]. Поэтому усиление Азовского флота многопушечными кораблями было продолжено для того, чтобы не допустить военного конфликта с Османской империей и тем самым предотвратить войну на два фронта.

Основные недостатки строительства кораблей кумпанствами стали ясны Петру I ещё в 1698 году. Например, в письме от 28 ноября (7 декабря) 1698 года посол Священной Римской империи Гвариент сообщал в Вену[14][15]:
… Жар и восторг, с которыми приготовлялись к наступающей войне, почти охладели; Государь исключительно занят переделкою и постройкою кораблей. Дорого построенные корабли дурны и скорей годятся под купеческий груз, чем для военных действий

Другой проблемой стало скорое окончание контракта иностранных корабельных мастеров[16], которые могли воспользоваться этим и уехать прежде, чем закончат строительство начатых ими кораблей. Это заставило Петра I приказать оцепить Воронеж и прилегающие к нему верфи заставами. В его указе под страхом смертной казни запрещалось жителям давать лошадей кому-либо из корабельных мастеров и рабочих или подвозить их на подводах без специального на то разрешения. В конце 1698 года Пётр I находился в Воронеже вместе с вице-адмиралом Корнелиусом Крюйсом[14], который по приказу царя занимался наблюдением за строительством и ремонтом кораблей на верфях Воронежского адмиралтейства[17]. Крюйсу было поручено первым делом составить два списка всех необходимых для строительства кораблей предметов. В первом списке он должен был указать предметы, необходимые для вооружения кораблей, а во втором — предметы, нужные для их снабжения. В период подготовительных работ был обнаружен нетронутый склад леса, заготовленный для строительства казённых кораблей[18].

Учитывая имеющиеся лесные запасы, 19 (29) ноября 1698 года под руководством Петра I был заложен 58-пушечный корабль «Гото Предестинация» («Божье Предвидение»)[18][19]. При его строительстве, скорее всего, был использован английский чертёж, привезённый царём из Англии[18] [20]. Доказательством этой версии является наличие круглого шпигеля, который в то время был только у английских кораблей[21]. Поскольку корабль «Гото Предестинация» предназначался для хождения по мелководью, то Пётр I внёс в английский чертёж изменения. Осадка корабля была уменьшена. Киль «Гото Предестинации» имел уникальную для того времени конструкцию, предотвращавшую течи в корпусе корабля при ударе о грунт[прим. 1]. В журнале канцелярии Петра I за 1698 год была сделана запись:"…ноября в 19 день на память святого мученика Авдия заложили корабль, именуемый «Божие Предвидение». Киль положили длина 130 футов, ширина 33 фута."[19][22].

Почти одновременно были заложены ещё два корабля: «Черепаха» и «Великий галеас». Строительством «Черепахи» руководил английский мастер Осип Най, а строительством второго корабля — венецианец Яков Моро. Строительством «Гото Предестинации» в первое время руководил Пётр I. Таким образом, благодаря одновременному строительству трёх кораблей было начато своеобразное соревнование между русскими, английскими и венецианскими корабельными мастерами[23].

Кораблестроители

  • Пётр I
  • Федосей Моисеевич Скляев
  • Клас Бакар — голландский мастер, который строил корабль «Стул»
  • Интедоус — голландский мастер, который переделывал корабль «Стул»

Корабли

Офицеры

  • Корнелиус Крюйс — вице-адмирал Азовского флота
  • Питер Лоббик — капитан корабля «Благое начало» в августе 1702 года
  • Еронимус Меер — капитан корабля «Безбоязнь» в 1699 году
  • Иван Бекгам — капитан корабля «Соединение» в 1699 году
  • Симсон — капитан корабля «Соединение» в 1711 году

Служба

Второй Азовский поход

Оборона Азова и Таганрога

В июне 1711 года турецкий флот из 18 кораблей, 14 галер и множества мелких судов пытался настичь русские крейсеры[24], стремясь приблизиться к Таганрогу. 2 июля (13 июля) по неизвестным причинам турецкие корабли возвратились обратно в море. Таким образом, было выявлено неравенство в силах между русским и турецким флотами, в связи с чем было принято решение о том, что русская эскадра будет располагаться в таганрогской гавани. В течение следующих трёх недель ничего существенного не происходило, за исключением лишь захвата казаками на лодках небольшого турецкого судна, на котором находилось 15 человек. 19 июля (30 июля) по приказу турецкого адмирала к Таганрогу было отправлено 7 галер. В ответ со стороны гавани Таганрога вышли «Гото Предестинация» и три шнявы. Завидев их, турецкие галеры подняли паруса и ушли в море к своему флоту. Тем не менее, 22 июля (2 августа) турецкий флот перешёл к более активным действиям: на расстоянии 4 миль от гавани турки начали готовить десант с целью обойти Таганрог. С помощью 1 500 казаков удалось это предотвратить. 23 июля (3 августа) Ф. М. Апраксин приказал отправиться в погоню за мелкими турецкими судами, но отступление неприятельского флота заставило его отменить это распоряжение. Такая оборона побережья могла бы продолжаться и дальше, по крайней мере, до осени, но из-за неудачного Прутского похода этого не произошло.

Примерно через 7 дней после отступления турецкого флота Ф. М. Апраксин получил от Петра I указ[25], в котором тот сообщал об отсутствии возможности далее воевать с турками, чтобы не допустить дальнейшего кровопролития русских войск. Пётр I приказывал согласно договорённости с султаном разорить город Азов. Апраксину было велено также все запасы и артиллерию из Азова и Таганрога перевести в Черкасск. При этом особо оговаривалась судьба кораблей «Гото Предестинация», «Ластка» и «Шпага». Все корабли, кроме них, Пётр I приказывал продать туркам, а если это не удастся, то сжечь. Корабли «Гото Предестинация», «Ластка» и «Шпага» он хотел провести через пролив Дарданеллы. О такой возможности Петр I надеялся договориться с султаном. Крюйс по поручению царя даже составил соответствующую инструкцию капитанам этих кораблей. Но переговоры привели лишь к согласию турок купить 4 корабля. Среди них была и «Гото Предестинация». Корабль прибыл в Стамбул 14 (25) апреля 1712 года[26], где передачу корабля туркам и окончательный расчёт проводил англичанин Симсон Андрис. От продажи было выручено 26 165 венецианских червонцев. Дальнейшая судьба этих кораблей неизвестна.


См. также

Напишите отзыв о статье "Азовский флот"

Примечания

  1. О том, что Пётр I был изобретателем уникальной конструкции киля написано в книге С. И. Елагина «История русского флота. Период Азовский», которая до сих пор является одним из самых авторитетных источников по истории кораблестроения на верфях Воронежского адмиралтейства. Про изменение осадки корабля и о других особенностях конструкции «Гото Предестинации» написано в книгах Быховского И. А. «Петровские корабелы», Расторгуева В. И. «Родина русского Военно-Морского флота» и др.

Использованная литература и источники

  1. С. И. Елагин, 1884, с. 19-20.
  2. С. И. Елагин, 1884, с. 20.
  3. Расторгуев, 2007, с. 8.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 С. И. Елагин, 1884.
  5. Елагин С. И. Начало флота // [www.runivers.ru/lib/book4393/53196/ Исторiя русскаго флота. Перiодъ Азовскiй]. — СПб., 1864. — С. 21-22.
  6. 1 2 С. И. Елагин, 1884.
  7. 1 2 С. И. Елагин, 1884, с. 40.
  8. 1 2 С. И. Елагин, 1884, с. 41.
  9. С. И. Елагин, 1884, с. 42.
  10. С. И. Елагин, 1884, с. 43.
  11. Мэхэн, Альфред Тайер. Война за испанское наследство (глава 5) // Роль морских сил в мировой истории = The Influence of Sea Power upon History. — М.: ЗАО «Центрполиграф, 2008. — С. 234-266. — 606 с. — ISBN 978-5-9524-3590-2.
  12. Панова В. И. Участие кумпанских кораблей в Керченском походе 1699 г. // История Воронежского края. — Воронеж: «Родная речь», 2008. — С. 56. — 287 с. — ISBN 978-5-8745-6562-6.
  13. Расторгуев, 2007, с. 7.
  14. 1 2 Елагин С. И. История русского флота. Период Азовский. — Воронеж, 1997. — С. 101.
  15. Митрофанов, Алексей. [ps.1september.ru/article.php?ID=200202321 Родина Галиасов] (рус.) (php). Проверено 7 июля 2009. [www.webcitation.org/613wSL14O Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  16. Елагин С. И. Меры для удержания иноземных мастеров // История русского флота. Период Азовский. — Воронеж, 1997. — С. 79.
  17. Елагин С. И. История русского флота. Период Азовский. — Воронеж: Центр.-Чернозём. кн. изд-во, 1997. — С. 102.
  18. 1 2 3 Елагин С. И. История русского флота. Период Азовский. — Воронеж, 1997. — С. 103.
  19. 1 2 Расторгуев, 2007, с. 30.
  20. Блонский, 2009, с. 32-33.
  21. Доценко, 1994, с. 77.
  22. Загоровский В. П. 1698 // Воронеж: историческая хроника. — Воронеж, 1989. — С. 47.
  23. Дегтярёв, Александр. [www.communa.ru/news/detail.php?ID=31733 История России. Символ нации]. Информационный портал Центрального Черноземья. — Александр Дегтярёв — ответственный секретарь Воронежского областного совета краеведов, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств.. Проверено 21 января 2009. [www.webcitation.org/613wT0mY9 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  24. Елагин С. И. История русского флота. Период Азовский. — Воронеж, 1997. — С. 192.
  25. Елагин С. И. История русского флота. Период Азовский. — Воронеж, 1997. — С. 193.
  26. Расторгуев, 2007, с. 25.

Литература

  1. Елагин С. И. [www.runivers.ru/lib/book4393/53196/ Исторiя русскаго флота. Перiодъ Азовскiй]. — Санкт-Петербург: Типография Гогенфельдена, 1884.
  2. Елагин С. И. История русского флота. Период Азовский = печатается по ксерокопии издания 1864 года. — Воронеж: Центр.-Чернозём. кн. изд-во, 1997. — 533 с. — ISBN 5-7458-0633-8.
  3. Расторгуев В. И. Воронеж — родина первого Адмиралтейства. — Воронеж, 2007. — С. 8.
  4. Азовский флот // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  5. Блонский Л. В., Титкова Т. В. Парусный флот во 2-й половине XVIII в. // Флот России. — М., 2009. — С. 32-33.
  6. Доценко В. Д. и др. Глава 7. Строительство Азовского флота. Великое посольство. Керченский поход // История отечественного судостроения IX - XIX вв. — Санкт-Петербург, 1994. — Т. I. — С. 77.
  7. Комолов Н. Калейдоскоп воронежской истории. — Научно-популярное издание. — Воронеж: ООО «Творческое объединение «Альбом», 2008. — 192 с. — ISBN 978-5-91440-005-4.
  8. Перегудов А. В. Государев разрядный шатёр – орган управления воронежским кораблестроением (1697 – 1700 гг.). – Воронеж: "Истоки", 2010. – 140 с.
  9. Русское военно-морское искусство. — Сборник статей. — М.: Военно-морское издательство СССР, 1951. — 460 с. Ответственный редактор — кандидат военно-морских наук капитан 1-го ранга Р. Н. Мордивинов

Ссылки

  • [www.korabel.ru/news/comments/sovremennyy_sudostroitelno-sudoremontnyy_kompleks_v_azove.html Современный судостроительно-судоремонтный комплекс в Азове www.korabel.ru]

Источники

  • [www.runivers.ru/doc/d2.php?CENTER_ELEMENT_ID=147111 Британский источник XVIII в. об Азовских походах Петра I] (рус.) // перевод А. М. Некрасова Исторический архив. — 1997. — № 3.

Отрывок, характеризующий Азовский флот

Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.