Жанибек-хан (1474—1480)
| Жанибек хан каз. Жәнібек-хан (Әбу Сейід) | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1474 — 1480 | |||
| Предшественник: | Керей-хан | ||
| Преемник: | Бурундук-хан | ||
| Вероисповедание: | ислам | ||
| Рождение: | 1428 | ||
| Смерть: | Казахское ханство | ||
| Род: | Чингизиды, Джучиды | ||
| Отец: | Барак-хан | ||
| Супруга: | Джаган-бигим Ханым | ||
| Дети: | сыновья: Еренши, Махмуд, Касым, Адик, Жаныш, Канбар, Тыныш, Узек, Жадик | ||
Жанибек-хан (каз. Жәнібек-хан (Әбу Сейід)) (1428—1480) — казахский хан, один из основателей Казахского ханства и его правитель в 1474−1480 годах[1].
Содержание
Упоминание
В письменных документах упоминается по казахским именам как Джанибек-хан и Аз-Жанибек а также по своему второму арабскому имени Абу Са’ид (Бу Са’ид).
Биография
В настоящее время существует две версии происхождения династии первых казахских ханов. По одной из них они происходили из дома Орда-Эджена[2], по другой — они являлись потомками тринадцатого сына Джучи-хана — Тука-Тимура. Например, Абу-л-Гази в своей родословной пишет:
|
У Чингиз-хана сын Джучи-хан, его сын Тукай-Тимур, его сын Уз-Тимур, его сын Ходжа, его сын Бадакул-углан, его сын Урус-хан, его сын Коирчак-хан, его сын Барак-хан, его сын Абу-Саид по прозванию Джанибек-хан. У этого было девять сынов в таком порядке: Иранджи, Махмуд, Касим, за ним следовали Итик, Джаниш, Канабар, Тениш, Усук, Джуак.[3] |
|
Махмуд ибн Вали в «Бахр ал-асрар» также называет Керея (Гирея) и Жанибека потомками Тука-Тимура[4]:
|
|
Некоторые из потомков Тукай-Тимур-хана, например Кирей-хан и Джанибек-хан, имена отцов которых будут подробно упомянуты в перечне имён хаканов [происходящих от] Тукай-Тимура, вышли из круга подчинения и повиновения [и] предпочли покинуть родину. |
|
Во второй половине 1450-х годов часть кочевого населения во главе с султанами Жанибеком и Кереем (Гиреем) отделилась от правившего в Дешт-и-Кыпчаке шайбанида Абу-л-хайра и откочевала в Могулистан, обосновавшись в долинах рек Чу и Козы-Баши. Хан Могулистана вступил в союз с ними, рассчитывая на их поддержку в борьбе со своими противниками. Около 200 тысяч кочевников, страдавших от бесконечных феодальных усобиц и войн, сгруппировались вокруг Жанибек-хана и Керей-хана, власть которых настолько окрепла, что вызвала опасение у Абу-л-хаира, предпринявшего в 1468 году военный поход в Могулистан, но скоропостижно умершего в пути. Откочёвка казахов Керея и Жанибека явилась важным звеном в цепи событий, способствоваших образованию Казахского ханства. Первое упоминание об откочёвке встречается в «Тарих-и-Рашиди» Мухаммада Хайдара, откуда оно перешло во многие другие произведения («Хабиб ас-сийар» Хондемира, «Хафт Иклим» Амин Ахмада рази, «Бахр ал-асрар» Махмуда ибн Вали и другие). Мухаммад Хайдар в «Тарих-и-Рашиди» пишет[5]:
|
|
В то время в Дашт-и-Кипчаке владычествовал Абу-л-Хайр-хан. Он причинял много беспокойства султанам джучидского происхождения. Джанибек-хан и Кирай-хан бежали от него в Могулистан. Исан-Буга-хан охотно принял их и предоставил им округ Чу и Козы-Баши, который составляет западную окраину Могулистана. В то время, как они благоденствовали там, узбекский улус после смерти Абу-л-Хайр-хана пришёл в расстройство; [в нём] начались большие неурядицы. Большая часть [его подданных] откочевала к Кирай-хану и Джанибек-хану, так что число [собравшихся] около них [людей] достигло двухсот тысяч человек. За ними утвердилось название узбеки-казахи [узбак-казак]. Начало правления казахских султанов с восемьсот семидесятого года[6], а Аллах лучше знает. |
|
Среди аргынов существует предание, что самыми приближенными лицами Абу-л-хайра были Кобланды-батыр из рода кара-кыпчак и Даирходжа, прозванный Ак-Жолом, из рода аргын. Соперничество их окончилось убиением Даирходжи (Ак-Жола) кыпчаком Кобланды. Аргыны потребовали от Абу-л-хайра выдачи Кобланды; хан отказал в их просьбе. Тогда аргыны (и Кереи) во главе с султанами Жанибеком и Кереем оставили Абу-л-хайра и ушли на восток.[7]
В 1468 году Абу-л-хаир скончался[8], и верховную власть унаследовал его сын Шайх-Хайдар, а все противники Абу-л-Хайра объединились и начали против него активную борьбу, в связи с чем правление Шейх-Хайдар-хана было недолгим. После убийства Шейх-Хайдара Сибирским ханом Ибаком верховную власть в восточном Деште получил Керей, который назначил правителем западного крыла своего брата Жанибека. Жанибек сделал своей ставкой город Сарайчик, расположенный в нижнем течении Яика, то есть в центре кочевий мангытов. Он сделал лидера мангытов Мусу своим беклярбеком. Вместе с Жанибеком в Западный Казахстан (в современном смысле) откочевали и подчинённые ему казахи. Однако в середине 1470-х, когда скончался брат Керей, Жанибека занял место брата, вернувшись на Восток вместе с казахскими улусами. После смерти Жанибека, ногайцы не пожелали подчиниться его наследнику Касиму и Ногайская орда стала независимой от Казахской[9]. В это время к казахам примыкало всё больше людей, их численность росла, параллельно расширялся район их кочевий. Численность их сторонников достигла 200 тысяч человек.[10]
Благодаря их откочёвке сформировалось современное название казахской народности, с конца XV века термин «қазақ» (казах) приобретает политический характер, употребляясь для обозначения отдельных феодальных владений, созданных Кереем и Жанибеком, а с начала XVI века, после откочёвки части племён с современной территории Казахстана во главе с Шайбани-ханом в Мавераннахр термин «қазақ» начинает приобретать этнический характер.[10]
В научной литературе отсутствует единое мнение по поводу откочёвки Керея и Жанибека, а также по вопросам места и возникновения Казахского ханства. Так, ряд авторов писали, что Казахское ханство образовалось на рубеже XV−XVI веков, что откочёвка Керея и Жанибека и выделение ряда феодальных владений под их руководством являлась лишь эпизодом в формировании Казахского ханства.[5]
Сведений о деятельности Жанибек-хана по развитию своей власти в Казахском ханстве, о последнем периоде его жизни и смерти нет. Его имя в анналах истории последний раз встречается в 1473 году. В последующие годы встречаются упоминания лишь о Керей-хане. Можно предположить, что Жанибек-хан погиб во время одной из битв, которые часто имели место в тот период истории казахского народа. В сохранившихся народных легендах и песнях Жанибек-хана называют Аз-Жанибеком.
Память
1 июня 2010 года в Астане возле музея первого президента Казахстана с участием Н. А. Назарбаева был открыт памятник ханам Керею и Жанибеку скульптора Рената Абенова[11]. Общая высота памятника от основания до венца знамени составляет 12 м, высота фигуры Жанибек хана в полный рост — 5,25 м, сплинтом 5,45 м. Высота восседающей фигуры Керей-хана — 4 м. Вес памятника — 16,2 т[11].
Напишите отзыв о статье "Жанибек-хан (1474—1480)"
Примечания
- ↑ [atababa.kz/ru/history/read/Kerei_khan/ Керей Хан (годы правления: предположительно 1459—1473 гг.) и Жанибек Хан (предположительно 1473—1480 гг.)]
- ↑ Абусеитова М. Х., 1985, с. 38.
- ↑ Абу-л-Гази. Родословная туркмен / Пер. А. Н. Кононова. — М., Л., 1958.
- ↑ Абусеитова М. Х., 1985, с. 39.
- ↑ 1 2 Абусеитова М. Х., 1985, с. 40.
- ↑ 870 год хиджры соответствует 1465/1466 году н. э.
- ↑ [s155239215.onlinehome.us/turkic/30_Writing/301Tamgas/TamgasAndUransHistoryNotesRu.htm DOCUMENTED RELICT AND CONTEMPORARY TAMGAS OF THE TÜRKIC PEOPLES Ethno-Political Divisions and Historical Notes]
- ↑ Жолдасбекұлы М., Салғараұлы Қ., Сейдімбек А. Болатұлы Керей хан // Елтұтқа. Ел тарихының әйгілі тұлғалары. — Астана: KÜL TEGIN, 2001. — С. 80. — 358 с. — ISBN 9965-441-26-X.
- ↑ Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. — М.: Издательская фирма «Восточная литература», РАН.
- ↑ 1 2 Абусеитова М. Х., 1985, с. 41.
- ↑ 1 2 КАЗИНФОРМ. [inform.kz/rus/article/2273839 Президент Казахстана открыл в столице памятник основоположникам Казахского ханства Керею и Жанибеку]. Проверено 9 июня 2010. [www.webcitation.org/66IwnYodd Архивировано из первоисточника 20 марта 2012].
Литература
- Абусеитова М. Х. Казахское ханство во второй половине XVI века / Академия наук Казахской ССР. Институт Истории, Археологии и Этнографии им. Ч. Ч. Валиханова. — Алма-Ата: Наука, 1985. — 104 с.
| Предшественник: Керей-хан |
Хан Казахского ханства 1474 − 1480 |
Преемник: Бурундук-хан |
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Отрывок, характеризующий Жанибек-хан (1474—1480)
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
