Аистник Сосновского

Аистник Сосновского
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Растения Отдел:  Цветковые Класс:  Двудольные Надпорядок:  Rosanae Порядок:  Гераниецветные Семейство:  Гераниевые Род:  Аистник Вид:  Аистник Сосновского
Международное научное название
Erodium sosnowskianum Fed., 1941
Охранный статус
Виды на грани исчезновения IUCN 3.1 Critically Endangered: [www.iucnredlist.org/details/200152 200152 ]
Поиск изображений на Викискладе EOL   5015716 IPNI   372434-1 TPL   kew-2798440

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Внешние изображения
	[www.mnp.am/red_book_fauna/img/p318.png Один из изотипов вида] в гербарии НАН Армении.

Жура́вельник, или а́истник, Сосно́вского (лат. Eródium sosnowskiánum) — травянистое растение, вид рода Аистник семейства Гераниевые (Geraniaceae). Назван в честь ботаника-систематика, исследователя флоры Кавказа Д. И. Сосновского.

Узкоареальный эндемик, известный всего в двух местообитаниях в горах Армении.

Ботаническое описание

Многолетнее травянистое растение с утолщённым веретеновидным корневищем, в верхней части которого имеются черноватые остатки черешков листьев. Стебли нитевидные почти прямые, 5—10 см высотой, все вегетативные части растения покрыты мелкожелезистым, а также немногочисленным длинным простым беловатым опушением.

Листья супротивные, продолговатые в очертании, 4—7×10—15 см, дважды перисто-рассечённые на узкие линейные сегменты. Нижние листья на довольно длинных черешках, верхние — почти сидячие. Имеются мелкие рыжеватые опушённые прилистники продолговатой формы.

Цветки собраны по 3—5 в зонтичное соцветие 1—2 см длиной с густо железисто-опушёнными неравными лучами. Чашечка пятилопастная, также густо железисто-опушённая, её лопасти почти лишены остевидных остроконечий. Лепестки фиолетовые, лопатчатой формы, 10—12 мм длиной. Тычинки в числе 10, из которых 5 стерильны, лишены пыльников; нити расширены в основании, пыльники жёлтые.

От близкого вида аистника армянского (Erodium armenum (Trautv.) Woronow, 1910) отличается меньшим опушением всех вегетативных частей растения (аистник армянский густо покрыт длинными белыми вниз направленными простыми и мелкими железистыми волосками), меньшими размерами (длина стеблей аистника армянского достигает 25—60(70) см), коротким малоцветковым соцветием (число цветков в соцветии аистника армянского обычно составляет 6—7), почти безостыми зубцами чашечки (у аистника армянского короткие остроконечия на концах чашелистиков всегда имеются), а также грязно-оранжевыми мелкими (около 2,7 мм длиной) коническими семенами (у аистника армянского они бурые, цилиндрические, 4 мм длиной).

Распространение

Локальный эндемик Арагацского и Гегамского флористических районов Армении. Известен по всего двум субпопуляциям, расстояние между которыми — около 70 км. Одна из субпопуляций расположена на массиве Арагац, вторая — в окрестностях озера Канчгёль (Акна) в Гегамском хребте. Общая площадь занимаемой видом территории, по всей видимости, не превышает 8 км², сильно фрагментирована, постоянно уменьшается вследствие использования лугов в качестве пастбищ. Каких-либо мер по сохранению растение в настоящее время не принимается.

Произрастает по горным пастбищным лугам, на высоте 2400—4095 м.

Вследствие разрозненного ареала малой и постоянно уменьшающейся площади аистник Сосновского включён в Международную Красную книгу в категории «CR» (находящиеся под критической угрозой исчезновения).

Таксономия и систематика

Вид был впервые описан Андреем Александровичем Фёдоровым в 10-м томе «Заметок по географии и систематике растений» Тбилисского ботанического института, вышедшем в 1941 году. Голотип был собран Ан. А. Фёдоровым 25 июля 1938 года у подножия потухшего вулкана Зиарет, одной из вершин Гегамского хребта. Хранится в гербарии Института ботаники Национальной академии наук Республики Армения в Ереване.

Назван в честь ботаника-систематика, исследователя флоры Кавказа Дмитрия Ивановича Сосновского (1886—1953).

Некоторые зарубежные исследователи подходят более широко к разграничению видов рода Аистник и включают аистник Сосновского в пределы изменчивости аистника армянского. Последний вид вовсе иногда (в частности, П. Х. Дейвисом) считается подвидом аистника полыневого. Составитель мировой сводки видов аистника (2005) Ричард Клифтон, следуя А. Л. Тахтаджяну, склоняется к самостоятельности всех трёх видов.

Литература

• Адамян Р. Г. О самостоятельности вида Erodium sosnowskianum Fed. // Биологический журнал Армении. — 2013. — Т. 2, вып. 65. — С. 52—55.
• Харадзе А. Л. Флора Кавказа / Гроссгейм А. А.; Отв. ред. Ан. А. Фёдоров. — 2-е изд. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1962. — Т. VI. Geraniaceae — Araliaceae. — С. 24, 28. — 424 с. — 1400 экз.
• Аветисян Е. М. Флора Армении / Под ред. А. Л. Тахтаджяна. — Ереван: Изд-во АН Армянской ССР, 1973. — Т. 6. Ericaceae — Elaeagnaceae. — С. 227, 228. — 485 с. — 1000 экз.

Ссылки

• K. G. Tamanyan. [www.mnp.am/red_book_fauna/eng/p318.html Erodium sosnowskianum Fedor.] (англ.). Red book of Armenia. Проверено 26 августа 2015. [archive.is/VGIT0 Архивировано из первоисточника 26 августа 2015].

Отрывок, характеризующий Аистник Сосновского

На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.