Аитофф, Ирен

Ирен Аитофф

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ирен Аитофф (фр. Irène Aïtoff; 30 июля 1904, Сен-Каст, Бретань — 5 июня 2006, Париж) — французская пианистка русского происхождения. Дочь Генерального консула Временного правительства во Франции Давида Аитова, единокровная (по отцу) сестра французского регбиста Владимира Аитофф.

Окончила Парижскую консерваторию в 1928 году. На протяжении более чем 70 лет выступала как аккомпаниатор и репетитор с самыми разными исполнителями и музыкальными коллективами — от исполнительницы шансона Иветты Гильбер до Герберта фон Караяна, пригласившего Аитофф в качестве репетитора для постановки оперы Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда» в 1962—1963 годах в Вене и Берлине (Аитофф славилась тем, что знала наизусть все партии этой оперы и целого ряда других сложных произведений); в 1996 году таким же образом 92-летняя Аитофф ассистировала при постановке той же оперы в Лилле Жан-Клоду Казадезюсу. Из других постановок, в работе над которыми участвовала Аитофф, можно выделить оперу «Женитьба Фигаро» в Версале, поставленную Джорджо Стрелером и Джорджем Шолти (1973). В рамках академического репертуара Аитофф аккомпанировала таким певцам и певицам как Ноэми Перуджа, Эрнст Хефлигер, Габриэль Бакье, Тереса Берганса. На протяжении всей жизни Аитофф преимущественно оставалась вне общественного внимания, однако в 1998 году довольно широкий интерес к ней был вызван посвящённым ей фильмом Доминика Делуша «Irène Aïtoff, la grande Mademoiselle».

Отрывок, характеризующий Аитофф, Ирен

Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.